Итак, у Эмилии все сложилось. А Гарик ушел. Бедный Гарик, умница и жизнелюб. Остается надеяться, что уход его был без страданий… Вот такая история. Катя вздохнула и закуталась в одеяло. Через два дня Новый год. Все будут сидеть у наряженных, светящихся елок, у телевизоров, боясь пропустить бой курантов. Как всегда, проводят уходящий, с надеждой встретят наступивший, и каждый поверит, что этот новый точно будет легче, удачнее и счастливее, чем предыдущий. Запыхавшиеся хозяйки станут тревожно оглядывать стол, ломящийся от вкусностей, нервничать насчет неподошедшего теста, но пироги, как всегда, окажутся удачными. Потом вручат друг другу подарки, и больше всех будут счастливы дети, а после мужчины ослабят галстуки, детвора быстро убежит играть. И постепенно будут разоряться столы, и на белых накрахмаленных скатертях расплывутся ужасные красные пятна, но до окончательного разгрома будет еще далеко. У женщин поплывет косметика и закружатся головы, заиграет музыка, но завтра выходной, и все смогут отоспаться, поэтому не о чем беспокоиться, если только о перебравших мужьях, но сегодня же праздник. Влюбленные выпьют по бокалу шампанского, поковыряют вилкой в салате, думая об одном – скорее бы закончилась эта дурацкая торжественная часть, все эти салаты, конфетти и звуки петард за окном, ох, скорее бы! И поскорее бы очутиться в кровати, под одним одеялом. А старички поглазеют телевизор, покритикуют артистов – и правда, до тошноты надоели. С ворчаньем съедят кусок торта – раньше он был точно вкуснее – и с тяжелыми вздохами отправятся спать. И еще будут просто одинокие люди, не обязательно старички, а, например, такие, как Катя. Они съедят покупной салат – а что, совсем неплохо, особенно когда неохота готовить, – выпьют шампанского, потом чаю с пирожным, полчаса посмотрят новогодний концерт и, конечно же, поплюются, как те старички: все надоело, все те же лица, каждый год одно и то же, фу! Ну а потом отправятся спать. Правда телефон будет рядом, обязательно рядом: в кармане, на столе, на прикроватной тумбочке. Они будут ждать. Врать себе и все-таки ждать. Ждать, что им позвонит именно тот, кто им нужен. Ладно, все, хватит. Так, значит, так. Как сложилось, так и вышло. И снова перед глазами вставали лица Гарика, Эмилии и Володи. Теперь они с ней навсегда. Господи, ну зачем ей было все это надо? * * * Тридцатого все прошло ожидаемо – никто не работал, все чмокались и поздравлялись, подкладывали друг другу подарки, втихаря пили шампанское, угощали друг друга тортами, конфетами и пирожками, шумно обсуждали предстоящий праздник, ругали мужей и ворчали на жен, а после обеда вышел шеф и поздравил всех с наступающим. Речь его была короткой и банальной, говорить он не любил и не умел, но сказал, что завтра все получат небольшую премию, потому что большую не заработали. Все дружно захлопали и загудели, обрадовались и недовольно зашушукались – понятное дело, работниками всегда недовольны. И работники тоже всегда недовольны начальством. Жизнь. А тридцать первого будет выходной – повезло, совпало с субботой. Ну и отлично: долгожданный сладкий сон, потом две чашки крепкого кофе – и на диван, к телику. Весь день можно смотреть старые любимые комедии – сейчас таких нет, один суррогат. Потом потрепаться с мамой и Веркой, прочесть кучу сообщений от ненужных и нужных людей. Подремать на диване, почитать, снова включить телик и снова попасть на замечательный фильм, например на «Бриллиантовую руку» или «Джентльменов удачи», которые можно смотреть бесконечно. А потом под бой курантов выпить бокал шампанского – брют Катя не любит, а любит сладкое асти. Ну и все, ритуал соблюден, и можно укладываться в кровать. И еще радоваться, что все наконец закончилось. Подготовка к празднику, корпоратив, сам Новый год – все позади, и это прекрасно. Скорее бы будни, работа, чтобы не думать, не думать, не думать… Катя уснула под «Любовь и голуби», в самый разгар курортного романа нелепого Василия и несчастной Раисы Захаровны. Уснула, потому что выпила два бокала вина. А что такого, женщина она свободная, семьей и гостями не обремененная, хочу – сплю, а хочу – выпиваю. Спала она крепко, со снами, странными, но не тревожными, как обычно, а светлыми и даже радостными. Сюжет потом не вспомнился, а ощущение радости осталось. Разбудил ее звонок в дверь. От неожиданности – кого еще принесло? – она вздрогнула и открыла глаза. Верун? Да, скорее всего! Верка такая, бесцеремонная. Делает, что приходит в буйную головушку. Конечно, она, кто же еще! А может, не открывать, раз без звонка и предупреждения? Еще и нарядится, как чучело огородное, в какую-нибудь Снегурочку или, того хуже, в Деда Мороза, с нее станется. Намалюет помадой щеки, наклеит ресницы, наденет накладные косы, украсит их мишурой – и нате вам, Снегурка! Смотрите и радуйтесь! С тяжелым вздохом Катя сползла с дивана. Глянула в глазок. За дверью стоял Чемоданов. Обычный такой Чемоданов, спокойный, как памятник, в старой дубленой куртке, в высоких ботинках и с непокрытой головой. И выражение лица было знакомое, чемодановское, – спокойное, безмятежное, невозмутимое. Как будто ничего не случилось, и они не ссорились, и Катя не уехала от него, кипя от негодования и обиды. Катя смотрела на Чемоданова, а Чемоданов смотрел на дверь. Протянул руку к звонку. «Ага, понервничай! – усмехнулась Катя. – А я тебе не открою! Думай что хочешь. Куда я ушла, к кому и зачем». Второй звонок был длиннее первого, но тоже вполне деликатный, Чемоданов и нервы – ну нет, хладнокровия и терпения ему точно не занимать. Ну-ну, дело ваше. И Катя на цыпочках пошла обратно к дивану. Раздался писк эсэмэски. Катя глянула – он. Что, терпение заканчивается, нервничаем, господин Чемоданов? Я знаю, что ты дома. Пожалуйста, открой дверь. Мне надо сказать тебе что-то важное. Надо ему! Ему, видите ли, надо! А ей вот не надо, понятно? Он знает, что она дома. Подумайте! Шерлок Холмс с миссис Марпл. Конечно, знает – на кухне горит свет, в комнате включен торшер и мелькает телевизор. Любой дурак поймет, что Катя дома. Звякнула следующая эсэмэс: Катя! Я прошу тебя. Мы же не дети! Следом раздался третий звонок. Куда более настойчивый и раздраженный. «Ах да, третий звонок! – усмехнулась Катя. – Пора начинать спектакль!» Она подошла к двери и с силой дернула ее на себя. Видок у нее был еще тот – заспанная, растрепанная, злющая. Чемоданов невозмутимо кивнул и прошел в квартиру. Никаких попреков и выяснений. Робот, а не человек. Машина. Катя не предложила ему раздеться – стояла с насмешливой и недоброй ухмылкой, поза руки в боки. – Что, Чемоданов? – спросила она. – Заехал поздравить? А где же подарок? – Подарок, – повторил он и суетливо полез в карман куртки. – Вот он, подарок! – смущенно сказал Чемоданов, протягивая ей маленькую темно-синюю коробочку. – Надеюсь, тебе понравится. – Что это? – Кольцо. Ну типа помолвочное. – Какое? – с издевкой переспросила Катя. – Я не расслышала, повтори. Чемоданов собрался. Выпрямил спину, гордо вскинул голову и, кашлянув, спросил: – У тебя со слухом проблемы? По-мол-воч-ное! Теперь расслышала? Пикируется – еще и пикируется! Вот гад! И главное – никаких извинений! Ни слова, вот человек! – Теперь – да! – хмыкнула она. – Теперь расслышала. Чемоданов облегченно выдохнул, расслабился и настороженно улыбнулся. Катя открыла коробочку, в ней лежало кольцо. Хорошее кольцо, из белого золота, как она любила, с небольшим, но чистым бриллиантом. Неброское и непафосное – словом, такое, как надо. Повертев коробочку, Катя кольцо не примерила и положила обратно. – И что? – пренебрежительно фыркнула она. – Что дальше? – Как – что дальше? – Чемоданов окончательно растерялся. – А дальше, – голос его стал хриплым, – а дальше я зову тебя замуж. Или приглашаю! Или так не говорят? – совсем потерялся он. – «Или, или», – передразнила его она. – Вы только подумайте – он приглашает! Надо же, а! – с презрением фыркнула Катя.