Он смеется. – Верно. Бедная женщина. – Он делает вдох, и я слышу улыбку и глубокое удовлетворение в его голосе. – Это будет мое первое посещение храма Нами. Так здорово… – Глядя на снег, он рассеянно запускает пальцы в мои волосы и поглаживает голову. Община и семья – то, в чем Джэ действительно нуждался. Ему нужно было почувствовать себя частью чего-то стабильного и принадлежащего чему-то. Чистокровные изначально созданы для того, чтобы их окружали другие вампиры. Их предназначение и право по рождению – служить эпицентром разнообразного и плотного круга. Но Джэ был подавленным чистокровным, который вынужден был оставаться в одиночестве на протяжении всей своей жизни. Его мать умирает, отец уходит, а затем он остается ни с чем, кроме серии черствых встреч с вампирами низкого уровня и токсичной дружбы с человеком, у которого множество собственных проблем. Неудивительно, что у него были проблемы с тревогой и самооценкой. Ему нравится жить здесь. Он говорит мне об этом довольно часто, и даже если бы не говорил, это очевидно. Он по-прежнему посещает психотерапевта в Осаке, но только раз в месяц. Между работой и программой суррогатного материнства, учебой с Харукой, частыми визитами его отца и заигрываниями со мной, он довольно занят. Тем не менее, он считает важным проводить некоторые психические и эмоциональные проверки. Вот почему я люблю его. Этого вампира, у которого все еще очень человеческое мышление. Он странно, удивительно совершенен, во всяком случае, для меня. Я люблю его скромность и доброту, его уникальную точку зрения, внимание к другим и причудливую осознанность. Я не люблю, когда его мучает стыд или неуверенность в себе, но со временем это случается все реже и реже. Он постоянно растет и меняется, и я замечаю, что я тоже. Сегодня канун Нового года. Мы все вместе отправляемся в небольшой местный храм – я, Джэ, Одри, Сайрус и Сара (очевидно), Нино, Харука и Нами, Селлина и Джованни, Сора, Косукэ и близнецы. Асао и Сидни остаются дома, чтобы приготовить еду и напитки к нашему возвращению (а зная Асао, он, вероятно, не отказывает себе и в дегустации). Мы все отлично провели время вместе в течение недели, которую пробыли в Милане после свадьбы Селлины и Джованни. Все время пытались запланировать еще одну встречу, но было трудно совместить наши графики. Наконец-то мы здесь и подумываем сделать это новогодней традицией – начнем в этом году в Японии, а в следующем, возможно, снова отправимся в Англию или Италию. Селлина уже упоминала, что мы можем остановиться в доме ее тети недалеко от пляжа в Занзибаре, Танзания. Я встаю с табурета, довольный своей работой, и гляжу на свою музу. – Вот и все. Что скажешь? Джэ убирает руки с моей головы, затем обхватывает мои плечи, наклоняется и прижимается ко мне. Я подхватываю его, обнимая за талию. Он прижимается ко мне лбом и шепчет: – Мне очень нравится. Это самая красивая вещь, которую я когда-либо носил. Я улыбаюсь от его тепла. – Ты хоть посмотрел на себя в зеркало? – Я смотрел все это время… – Он приподнимает подбородок, и наши губы соприкасаются. Я автоматически раскрываю их перед ним, приветствуя сладкое тепло его языка у себя во рту. Джэ целует меня так, будто… он хочет раствориться во мне, будто он бы предпочел, чтобы мы действительно стали одним целым. Он искренен до безобразия, а его желание иногда так сильно, что у меня перехватывает дыхание. Внезапно Джэ отрывает от меня голову, хлопая своими прекрасными яркими глазами. – О Боже… – Что такое? – Я немного отстаю, но через мгновение понимаю, в чем дело. – Можно… можно я спрячусь в ванной? – Нет, солнышко. – Я хмурюсь. – Точно нет. Это так не работает. Раздается звон колокольчика над входной дверью. – Такаяма Джуничи? Ваша Светлость? Джэ отстраняется от меня, но я крепче сжимаю его талию и улыбаюсь. – Никаких пряток. Когда Хисаки появляется в дверном проеме, он низко кланяется в пояс. Девяносто градусов. Маленький ублюдок. – Ваше высокопреосвященство. Я рад снова созерцать ваш прекрасный лик. Вздыхая, Джэ потирает пальцами переносицу. – Привет, Хисаки. Хисаки приподнимает бровь. – Это кимоно восхитительно. Ваш супруг хорошо постарался, чтобы передать ваше великолепие и элегантную фигуру… – Какого черта тебе нужно? – Прерываю я. От всего этого дерьма Джэ становится не по себе. Каждый раз. – Я сказал тебе на прошлой неделе, что сегодня я закрыт. – И все же ты здесь. Почему его Светлость так официально одет? Сегодня какое-то особое светское мероприятие? Куда вы идете? – Не твое собачье дело, – говорю я. Он взмахивает своим платиновым хвостом, поднимая подбородок и как бы говоря поверх меня. – Ваша Светлость? Сегодня вечером будет какое-то особое мероприятие? Джэ вдыхает, затем раздраженно выдыхает, прежде чем заговорить на вежливом японском: – Хисаки, если Джун попросил тебя не приходить сегодня, почему ты здесь? Хисаки хлопает глазами от простого вопроса: – Я… ну. Как вы знаете, милорд, Джуничи часто бывает очень резок в общении со мной… – Может, потому что ты не слушаешь его, когда он с тобой разговаривает? – Рассуждает Джэ. – Если он говорит чего-то не делать, значит, ты не должен этого делать. Это простое уважение. Я знаю, что ты восхищаешься Джуном, но ты не можешь навязывать ему отношения. Такое поведение только усугубляет ситуацию. Это понятно? Хисаки делает паузу, затем кланяется, его конский хвост падает вперед. – Да. Ваша светлость, понятно… Приношу свои извинения, Джуничи. – Угу, – бурчу я, поджимая губы. Хисаки выпрямляется и вздыхает. Он желает нам счастливого Нового года и просит, чтобы мы снова позаботились о нем в следующем году, затем поворачивается и уходит. Ухмыляясь, я смотрю на своего супруга. – Устами чистокровного… – Перестань. – Джэ хмурится, снова переходя на английский. – Он просто молод. Совершенно бестолковый. – Думаешь, он мной восхищается? – Конечно, восхищается, – говорит Джэ. – Ты стильный, креативный и признан во всем мире. Это то, чего он хочет достичь, но в музыке. Он явно на тебя равняется. Ты мало чем отличаешься от старшего брата. – Нет, спасибо. – Ты бы мог помочь ему сформироваться? Не дать ему быть отвратительным придурком на протяжении всего его существования? Я снова обхватываю его за талию, прижимаясь к нему бедрами и заставляя улыбнуться. – Ты неравнодушен к этому маленькому паршивцу? Он скользит руками по моим плечам, чтобы обнять меня. – Может быть. Я мог бы быть таким же, как он, если бы вырос чистокровным и моя родословная процветала. Стал бы каким-нибудь невыносимым, самодовольным маленьким говнюком, который ходит с таким видом, будто мир мне что-то должен, потому что я происхожу из древнего английского рода, изобилующего кровосмешением. Я смотрю на него, стиснув зубы. – Ты думал об этом? – Это интересно. – Он пожимает плечами. – Какой была бы моя жизнь, если бы я с самого начала был чистокровным. Насколько сильно я бы отличался, если бы вообще существовал сейчас в том виде, в котором я есть в настоящий момент. Может быть, мы бы никогда не встретились… или, если бы встретились, я был бы тебе отвратителен. – Или, может быть, я бы разглядел сквозь напыщенную внешность сладкое золотое ядро твоей истинной природы, потому что, несмотря ни на что, она все равно была бы такой же. – Я поглаживаю его носом, и он издает тихий довольный звук, закрывая глаза. – Я тебя люблю. – Да? – ухмыляюсь я. – Покажи. Он улыбается, а затем целует меня так, как может только он. План состоит в том, чтобы вместе отправиться в храм, а затем поесть и выпить в поместье Курашики. Настоящая японская традиция – посещение храма в январе, но мы решили сделать все в канун Нового года, чтобы избежать толпы (Харука и толпа не сочетаются). Когда мы добираемся до храма, снег сыплет крупными хлопьями, высоко в небе застыла полная луна. Ночь прохладная и свежая, воздух чистый. Такое ощущение, что мать-природа красуется перед нами. Мы все вместе идем по территории храма, через массивные каменные ворота, вверх по широким ступеням и по тропинке к главной святыне. Не считая нескольких тихих перешептываний между нами, мы двигаемся в тишине. Мирно. Здесь нет людей или других вампиров, поэтому наш неортодоксальный план сработал. Мы полностью предоставлены сами себе, компанию нам составляют только снежные хлопья, бамбук и звезды над головой. Джэ выглядит великолепно в своем многослойном кимоно. На мне такое же, только черное с очень темными сливовыми акцентами. Он в благоговении держит меня за руку и смотрит по сторонам. Нами на руках у Нино делает то же самое, ее теплые, розоватые глаза полны удивления. Ей уже шестнадцать месяцев, у нее короткие, но густые медные хвостики, которые постоянно бьют Нино по лицу каждый раз, когда она поворачивает голову, чтобы посмотреть на снег. Нино откидывает голову назад и хмурится. – Нами. – Проницательная девочка устремляет свои яркие глаза на отца. – Тополина, пожалуйста, прекрати, – говорит Нино. Она улыбается и бросается на него, обхватывая его шею своими маленькими ручками. Харука оказывается рядом, делает шаг к Нино и быстро целует его в губы, прежде чем поднять руки. Нами чувствует его, поворачивается и быстро перебирается в объятия Харуки. Сегодня они подписали документы, чтобы начать второй процесс, на этот раз с использованием биообразца Харуки и крови Нино для питания суррогатной матери и малыша. К этому времени в следующем году у них, вероятно, будет второй ребенок. – Вампиры в полуночной святыне… – шепчет Джэ рядом со мной. – Это блестяще. Мы религиозны? Считаем ли мы себя проклятыми? Я мотаю головой. Джэ придумывает названия для фантастических книг. Последним было «Мимозы и вампиры», оно пришло ему в голову, когда мы обедали у Соры две недели назад. Я сказал ему, что «Вампиры и Кровавая Мэри» было бы лучше, но он утверждал, что это слишком шаблонно. Кроме того, Сора не подавала Кровавую Мэри. – Нет, мы не прокляты, – говорю я. – Мы живем прекрасной жизнью, и не переносим болезни или инфекции. Я не религиозен, но я не атеист. Тебе придется спросить каждого вампира в отдельности, как они к этому относятся. Джэ кивает. – Хорошо, отлично, потому что я чувствую себя очень хорошо в этом храме и не совсем готов принять менталитет «проклятого Богом».