Эрл поднялся, но мальчик оказался проворнее и уже мчался к нему. Размахнувшись, Эрл нанес ему удар фонариком в челюсть. Вернон кубарем покатился по земле, но быстро очухался, вскочил и оскалил зубы, изрядно поредевшие после стычки с фонарем. Соломон предупредительно выставил руку: – Не приближайся! Он потянулся за револьвером, но не успел вытащить его из кобуры, как Вернон снова ринулся в атаку и молниеносным движением выбил оружие. Пуля ушла в землю, револьвер отлетел в сторону. Мальчик пиявкой впился в Соломона. Мокрые губы потянулись к шее в попытке разодрать ее острыми обломанными зубами. Даже сквозь рубашку Соломон ощущал исходящий от мальчишки жар, из горла вырвался истошный крик. Только сейчас Эрл осознал, что борется не с ребенком, а с тварью – одержимой тварью. Просунув рукоять фонаря под подбородок твари, Соломон мешал ей подобраться к жизненно важным артериям. Тварь скалилась, лязгала челюстями и продолжала напирать. Спиной Эрл ощутил твердую, шершавую поверхность и понял, что его оттеснили к дереву. Серебристые глаза мальчика сияли торжеством, всепоглощающее дьявольское безумие проникало в самую душу, лишь в глубине зрачков плескался затаенный страх. Злорадная гримаса вдруг сменилась удивлением. Голова твари откинулась назад, хватка ослабла. Теперь ничто не препятствовало обзору, и Соломон увидел Хьюго Блэквуда, который приставил к затылку Вернона какой-то предмет. С громким воплем Соломон отпихнул от себя дьявольское отродье и принялся ощупывать лицо, шею, но серьезных повреждений не нашел. Тварь распростерлась чуть поодаль и забилась в конвульсиях. Блэквуд не отводил от нее взгляда. Из основания черепа торчала серебряная рукоятка. Тощие ручонки потянулись вытащить смертоносный предмет, но было уже поздно. Конвульсии прекратились. Тварь затихла. – Что это было? – пробормотал Соломон, по-прежнему ощущая стальные пальцы у себя на горле. – Что это было? Блэквуд окинул его пристальным взглядом: – Вроде легко отделались. – Я СПРАШИВАЮ, ЧТО ЭТО БЫЛО? Крик эхом прокатился по лесу, и Соломон испугался, не пробудил ли он ненароком новые силы зла. Блэквуд снова сосредоточился на мальчике и коротко бросил: – Это было заклятие. – А тот, в капюшоне? Блэквуд покачал головой. – Скрылся? – Соломон не говорил, а хрипел. – Вы чуть не погибли. Пришлось выбирать. Соломон не сразу сообразил, о чем речь, а после переключился на мальчика. По счастью, фонарик работал исправно, хотя толстое стекло треснуло в драке. Луч выхватил из темноты худенькую спину и серебряный клинок. – Вы убили его. Блэквуд опустился на корточки рядом с телом, одну руку положил на затылок ребенка, а другой выдернул кинжал. На острие алела кровь, хотя рана не кровоточила. Само орудие отличалось причудливой формой, его тонкое лезвие скорее напоминало отвертку или нож для колки льда. Соломон отпрянул, согнулся пополам и зашелся в приступе рвоты. Постепенно позывы прекратились, но паршивое самочувствие никуда не делось. Соломон обернулся. Блэквуд вытирал лезвие тряпочкой. – Не одолжите ваш электрический факел? Соломон протянул ему фонарик. Блэквуд посветил на затылок ребенка и чуть приподнял ему волосы. У основания черепа проступали контуры сигила, похожего на старинную печать, оттиснутую горячим воском. Вздувшиеся вены образовывали рисунок, однако точную его форму разобрать не удалось из-за раны, оставленной клинком. Блэквуд отдал фонарь. Соломон лихорадочно шарил лучом по поляне, могильным камням, над которыми совсем недавно витали призраки усопших рабов. – Какого черта здесь творится? – вырвалось у него. Блэквуд перевернул мальчика на спину, открыв лицо, в котором не осталось ничего человеческого. Искаженные дьявольской злобой черты застыли в предсмертной агонии. – А с ним что? – спросил Соломон. – Одержимость, – уклончиво ответил Блэквуд. Опомнившись, Соломон кинулся искать револьвер на случай, если тварь восстанет из мертвых. Оружие валялось в траве. Дуло еще хранило тепло выстрела. – Это убийство, – пробормотал Соломон. – Вы зарезали ребенка. Блэквуд расстелил кожаный сверток с многочисленными кармашками, где лежали флакончики с порошками и эссенциями, пучки сухих трав, металлические распятия. Пустой кармашек предназначался для клинка. – Мальчик давно сгинул, – пояснил Блэквуд. – Погиб. Его нельзя было спасти, но можно освободить. Упокоить душу. Он откупорил флакон с порошком, придал мертвому телу подобающую позу – руки вытянуты по швам ладонями вверх – и закрыл глаза. – Какого черта? – выпалил Соломон. Дальнейшее напоминало похоронный обряд. Блэквуд высыпал горсть порошка себе на ладонь и, словно намечая контур пятиконечной звезды, отмерил пять щепоток по периметру трупа. Потом вынул бутылочку с молочной субстанцией, встал у изножья и принялся тихо, но с выражением читать заклинание на латыни. Соломон в страхе попятился. Блэквуд капнул из пипетки, от соприкосновения с жидкостью порошок вспыхнул белым огнем. Не прерывая заклинания, Блэквуд вытянул руку; его голос то набирал силу, то затихал до едва различимого шепота. Ладонь англичанина дрогнула, затряслась, но он лишь упорнее продолжал читать. Соломон снова попятился и едва не споткнулся о торчащий корень. На лице, груди и ногах мальчика проступили извивающиеся судорожные тени. Казалось, они цепляются за мертвую плоть… разумеется, всему виной причудливая игра света, хотя как знать? Нечто необъяснимое творилось внутри и снаружи бездыханного тела. Голос Блэквуда возрос до крещендо, ладонь сжалась в кулак. Тени бросились врассыпную, к белым островкам пламени, которые вдруг почернели – и угасли, оставив после себя смрадное зловоние. Обмякнув, Блэквуд упал на одно колено и жадно втянул воздух. Соломон подался вперед и направил фонарик на Вернона. На земле распростерся самый обычный темнокожий мальчик. Умиротворенный. Невинный. Ночь Соломон провел без сна. Устроившись в «черном» мотеле на окраине города, он дважды принял обжигающий душ, поминутно выключая воду, чтобы убедиться: шорохи и шаги в номере лишь плод его воображения. В запотевшем зеркале отразилась покрытая ссадинами шея, заплывшие глаза. Значит, ему не пригрезилось: смерть мальчика, зловещий обряд – все это случилось наяву. Соломон попытался уснуть, но перед внутренним взором всплывали серебристые глаза Вернона Джамуса, оскаленные зубы – но на лице Хьюго Блэквуда. Револьвер, куда Эрл предусмотрительно вставил недостающий патрон, лежал на тумбочке в пределах досягаемости. С первыми лучами рассвета Соломон встал, оделся и поспешил на улицу. Он возился с ключами от арендованного седана и не заметил англичанина, пока тот не поравнялся с водительской дверцей. – Доброе утро, агент Соломон. Эрл уронил связку и, выхватив револьвер, попятился подальше от Блэквуда: – А ну, отойдите от машины! Блэквуд не шелохнулся: – Перестаньте, агент. – Руки перед собой, живо! – Понимаю, ночь выдалась трудная… – Замолчите! Замолчите и слушайте. Вы арестованы. Губы Блэквуда тронула нехорошая улыбка, свидетельствовавшая о скудном запасе терпения. – Арестован? – Да, за убийство Вернона Джамуса. – Вы же сами все видели. Мальчик погиб многим раньше. – Замолчите! – Внезапно Соломон чертыхнулся: наручники остались в бардачке запертого автомобиля. Проклятье! – Садитесь в машину, живо! – Так мне отойти или сесть? Вы бы определились. – Садитесь, только без глупостей, иначе пристрелю. Рука не дрогнет, обещаю. Я достаточно насмотрелся на ваши фокусы. – Вы видели только верхушку айсберга. Что планируете рассказать коллегам? Правду и ничего, кроме правды?