Глава 1. Учитель по завещанию На кладбище лил дождь. Десятки людей столпились у могилы, в которой лежал гроб, украшенный белыми хризантемами. Единственные цветы, которые он любил. Может быть, потому, что их так любила жена. Ей пришлось уйти намного раньше, но теперь они наконец встретятся. Можно ли считать иначе? Так долго ждать воссоединения и теперь без сожалений оставить на Земле все, что было дорого. Амадео подошел к краю ямы и бережно бросил цветок на крышку гроба. Наклонившись, он на мгновение вынырнул из-под черного зонта, который над ним держал его телохранитель Киан, и капли ледяного зимнего дождя тут же пропитали волосы. Пряди прилипли к лицу. Он не сделал попытки убрать их. Выпрямившись, он мгновение постоял, глядя на лакированную крышку. Последнее пристанище и единственный пейзаж, что предстоит созерцать телу вечность, пока разложение и тление не заставят плоть погрузиться во тьму. — Жаль, что мы больше не увидимся, — прошептал он и отошел от края, освобождая место другим скорбящим. На похоронах Бернарда Мартинеса собрался цвет высшего общества. Далеко не все были с ним в дружеских отношениях, некоторые откровенно враждовали, но не могли не признавать, что своей букмекерской империей Мартинес правил твердо, но справедливо. Многие обращались к нему и с более щекотливым вопросом: занять денег. Мелочевкой он не раскидывался, отпуская солидные суммы солидным людям, и таким образом многих выручил из беды. О процентах никто из них не упоминал. Амадео встал чуть поодаль. Многих из присутствующих он знал — все они кивали ему в знак приветствия. Кое-кто шипел за спиной, вспоминая старые сплетни и обсуждая шрам — подарок из тюрьмы. Дождь испортил безупречную прическу, и тонкая линия змеилась по лбу, теряясь в волосах, у всех на виду. Но Амадео не волновало их мнение. Он смотрел на небольшую группу, стоящую у самой могилы. Мужчина и женщина, обоим нет и тридцати. Он — с прилизанными дождем темными волосами и красным носом — то ли от холода, то ли от выпитого. Она — безупречно красивая, черные волосы сколоты на затылке, губы скорбно поджаты. То и дело промокает платочком глаза, которые, впрочем, ничуть не покраснели и то и дело стреляют в стоящего рядом юношу лет восемнадцати-двадцати. Вот его никто не смог бы упрекнуть в фальши. Он с невыразимой грустью смотрел на гроб, с трудом сдерживая слезы, и кивал всем, кто выражал соболезнования. Он держал за руки двух детишек, мальчика и девочку, похожих, как две капли воды и отличающихся разве что длиной белокурых волос. За его спиной всхлипывала девочка-подросток, сжимая в дрожащих руках платок размером с небольшую скатерть. Все шестеро были внуками Мартинеса, в которых он души не чаял. Несколько лет назад случилась страшная трагедия — сын и дочь Мартинеса вместе со своими супругами погибли в авиакатастрофе. Их шестеро детей в одночасье стали сиротами. Бернард взял внуков под крыло и опекал, как любящий дедушка, впрочем, не давая спуску во всем, что касалось учебы. Хорошее образование, любил повторять он, ключ к успеху. И если вы не гениальны от рождения, придется вам пахать, как проклятым, чтобы чего-то добиться. И вот теперь он умер. Его наследство вызовет непрекращающиеся споры, если, конечно, он не составил справедливое завещание. Но Амадео сомневался, что все останутся довольны — слишком уж надменной выглядела притворяющаяся плачущей женщина. Слишком уж пыталась скрыть неприязнь к юноше, который, кажется, всерьез скорбел о дедушке. Борьба развернется нешуточная. — Только наследник не плачет на похоронах короля, — пробормотал он под нос. Киан сделал вид, что не услышал. Чуть позже все собрались в особняке Мартинеса. Все вокруг было задрапировано черной тканью, обстановку оживляли лишь белые хризантемы. Они были повсюду. Разговоры велись вполголоса, лишь изредка перебравший алкоголя гость срывался на вскрик вроде «Какой был человек! Сколько денег я проиграл с его помощью на скачках!». Амадео вежливо приветствовал очередного знакомого, когда на плечо легла рука. — Реми! — удивленно сказал он, повернувшись. — Какой сюрприз! Когда вы вернулись? Реми Бенуа, адвокат, несколько лет назад уладивший вопрос о возвращении «Азар» во владение Амадео и презентовавший «Вентину», мягко улыбнулся. — Два дня назад, как только узнал о кончине господина Мартинеса, — ответил он с легким французским акцентом. — Я его поверенный и должен уладить вопрос с завещанием. — Вот как. — Амадео это не удивило. Реми был высококлассным адвокатом и недавно сменил на посту Люсиль Муэрте, которая свернула адвокатскую деятельность и уехала из страны, желая отдохнуть от залов суда. Помимо Мартинеса он вел дела со многими видными бизнесменами, в том числе и с Амадео. — Только, боюсь, не все останутся довольны, — вздохнул Реми, озвучив его недавние мысли. — Но волю покойного может оспорить только он сам. — А все шишки посыплются на вас. — Амадео покачал головой. — Неужели все настолько несправедливо? Реми на уловку не поддался. Красивое лицо осветила короткая улыбка. — Узнаете из новостей. — Так вы и есть знаменитый Амадео Солитарио? — раздался певучий, низкий голос. Амадео обернулся и увидел ту самую женщину, что притворялась убитой горем у могилы. На сей раз на лице не было печали, уголки накрашенных темно-красной помадой губ приподняты в обворожительной улыбке. — Бьянка Мартинес. Дедушка много рассказывал о вас. Говорил, что вы единственный, с кем ему приходилось считаться. — Она обворожительно улыбнулась. — Он мне польстил. — Амадео пожал протянутую руку. — Мне так не кажется. — Она задержала пальцы на его ладони чуть дольше обычного, и Амадео с трудом удержал на лице улыбку. Он привык к повышенному вниманию женщин, но ради всего святого, здесь же не светский прием, а похороны! Бросив быстрый взгляд на Реми, Амадео заметил, как тот едва заметно поморщился. Судя по тому, как старательно игнорировала его Бьянка, неприязнь была взаимной. — Почему нет коньяка? Принесите еще! Чертов холод, чертов ноябрь, никак не согреться… Молодой мужчина приобнял Бьянку за плечи и уставился на Амадео, пытаясь сфокусировать взгляд. В руке был зажат пустой бокал, нос стал еще краснее, и Амадео окончательно уверился, что это не из-за холода или пролитых слез. — Так, — старательно выговаривая буквы, сказал он. — А я вас знаю. — Разумеется, знаешь, Бартолито, — пропела Бьянка, мастерски скрывая раздражение. — Это Амадео Солитарио, владелец «Азар», дедушка нам много о нем рассказывал. — Не-не, — отмахнулся Бартолито. — Ничего он мне не рассказывал. Я по телику видел. Самое крутое казино, да? — Он пьяно ухмыльнулся и протянул руку. — Ну, будем знакомы, Бартоло Мартинес, любитель поиграть. Амадео, натянув улыбку, ответил на приветствие. Чистейший олух, отметил он про себя. В отличие от сестры. — Буду рад видеть вас в «Азарино», Бартоло, — ответил он дежурной фразой, и парочка наконец отбыла восвояси. Бьянка яростным шепотом ругала брата, тот глупо лыбился и размахивал пустым бокалом. Реми проводил их взглядом и выдохнул сквозь зубы. — То ли еще будет на чтении завещания, — пробормотал он. Амадео сделал вид, что не услышал. На Старый квартал опускался вечер. Нет, не просто опускался, он набрасывался на грязные улицы, словно изголодавшаяся псина — на протухший кусок мяса, жадно вгрызался в асфальт, скрывая все трещины и пороки под слоем темноты. И вскоре, спотыкаясь об отвратительные шрамы, на улицы выползали местные обитатели. Воры, бандиты, наркоторговцы, проститутки, бродяги, готовые перерезать кому-нибудь глотку за пару монет — всех их влекла темнота. Она плотно укутывала их, не давая порочным мыслям проступать на лицах со всей отчетливостью, прятала грязь, обещая скрыть и их уродство. Позволяя обманывать, юлить и играть. Позволяя казаться не теми, кем они были на самом деле. Машина, слишком дорогая для этих мест и потому чрезмерно приметная, затормозила возле старого десятиэтажного здания. Оно стояло, покосившись, как пизанская башня (может, чуть меньше), и вот-вот готово было рухнуть на грязные улицы и завалить обломками всех, кому не посчастливилось найти приют в ее чернильной тени. Так оно корежилось уже лет тридцать и никак не могло умереть. Дверца автомобиля распахнулась, и черный лакированный ботинок ступил на мостовую, испещренную бесчисленными трещинами. Мужчина был одет в черное, словно стремясь слиться с темнотой. Только цветок, который он держал в затянутой в черную перчатку руке, ярко выделялся во мраке. Белый пион. Шагнув к самому подножию кривого здания, он положил пион на грязный асфальт. Темное пятно, въевшееся в трещины два месяца назад, все еще было здесь. Смерть впечаталась в эту землю, и ни дождь, ни снег не смогли изгнать ее прочь. — Прости меня, Цзинь, — прошептал Амадео, глядя, как пронизывающий ветер дергает лепестки цветка. — Прости, что не смог тебя спасти. Он стоял, склонив голову, еще с четверть часа. Мысли вихрились в голове, не давая поймать себя за хвост, переплетались, уносились прочь вместе и врозь. Ни один бродяга не потревожил его. Ни одна девица легкого поведения не предложила свои услуги. Ни один ловкий вор не попытался обчистить карманы. К нему не смел приблизиться никто. Он приезжал сюда каждую неделю, без телохранителя, но никто не отваживался нарушить его уединение. В глубине салона джипа требовательно зазвонил телефон, и Амадео поднял голову. Бросив последний взгляд на пион, он сел за руль и нашарил мобильник. — Добрый вечер, Реми. Все уже закончилось? Адвокат не удостоил его ответом. Лишь сказал: — Чтение завещания состоится завтра в десять утра. Вам нужно присутствовать. И повесил трубку. Полночи Амадео ломал голову над приглашением Реми. Обычно завещание оглашали в присутствии семьи и лиц, упомянутых в документе. Зачем Мартинес включил туда и его? Амадео открестился от букмекерства несколько лет назад, когда ему пришлось устроить Мартинесу веселые горки с Комиссией по азартным играм, чтобы заполучить его партнерство. С тех пор каждый оставался при своем: Мартинес заведовал букмекерскими конторами, а Амадео — казино, время от времени помогая партнеру решать вопросы с Комиссией, но не пуская его выше, чем нужно. Может, Бьянка Мартинес и не соврала, когда сказала, что Амадео — единственный, с кем король букмекеров считался. Но это не повод включать его в завещание. Решив, что все равно не угадает, в чем дело, Амадео наконец заснул. Спал он беспокойно — то и дело тянулся вперед, пытаясь поймать падающего из окна Цзиня, но хватал лишь пальцы Себастьяна, который хохотал, наблюдая, как Амадео в страхе отдергивал руку со следами ожогов. Это продолжалось уже два месяца. Два месяца он погружался в этот ужас каждую ночь, но уже не пытался, как раньше, морить себя бессонницей. Со смертью Цзиня пришла странная покорность — будь что будет, пусть кошмары гнездятся в голове, как им заблагорассудится, рано или поздно им надоест донимать его. Но пока этот светлый момент не наступил, Амадео каждую ночь видел этот треклятый сон. Чжао Юнь Фэн, бывший торговец органами, никак не желал покидать его мысли. И пусть тело исчезло бесследно (Себастьян со свойственной ему ехидцей утверждал, что разобрал его на запчасти и продал подороже), в мыслях и кошмарах он по-прежнему жил и умирал. Раз за разом. Ночь за ночью.