Шана неожиданно разразилась лающим смехом. – А ведь ты прав, черт возьми. Только здесь тоже жестокости хватает. Здесь можно вскрыть себе вены, например. Лично я предпочитаю делать это самодельной заточкой. Таков мой выбор. – Почему вы пытались покончить жизнь самоубийством? – Кто тебе сказал, что я хочу себя прикончить? Фил указал на руку Шану, все еще перевязанную бинтом после капельницы. – В результате пореза вы потеряли много крови. Очень похоже на попытку покончить с собой. – Не-е. Ты все не так понял. Ничего такого я не хотела. Мне просто стало скучно, вот я и решила развлечься. Ты наверняка женат, правда? Судя по возрасту, у тебя уже должен быть хотя бы один ребенок-подросток. Спроси свою дочь об этом как-нибудь. Какое классное чувство, когда лезвие вонзается под кожу. Это как онанизм. Уверена, дочь тебе сама все расскажет. Фил облокотился на стол, придвинулся поближе к заключенной. – Кто вас так запугал, Шана? – вкрадчиво спросил он. – Кто запугал вас до такой степени, что вы решили вскрыть себе вены? Прямота, с которой был задан вопрос, озадачила Ди-Ди, да и Шана, похоже, оказалась выбита из колеи. Она тоже подалась вперед, хотя с ее стороны этот жест выглядел менее эффектно. Из-за перебинтованной руки она двигалась весьма неуклюже. – Ты все равно не поймешь, – столь же вкрадчивым голосом ответила Шана. – Ты не знаешь меня, мистер детектив Фил. Ты можешь болтать и болтать без умолку, задавать все новые и новые вопросы, но все это будет бессмысленно. Ты не знаешь меня, и сколько бы мы здесь ни просидели, ничего не изменится. Она перевела взгляд на Аделин: – То же самое касается и тебя. Каждый месяц ты приходишь ко мне, и зачем? Я для тебя всего лишь подопытный кролик. Ты не считаешь меня своей сестрой, да и за человека-то не держишь. Ты приходишь сюда, действуешь в соответствии с зовом своей добродетели и в течение месяца продолжаешь как ни в чем не бывало ездить на свою престижную работу и жить в роскошной квартире. А сегодня ты здесь потому, что тебе от меня что-то нужно. В противном случае мне бы снова пришлось отсчитывать двадцать девять дней до твоего следующего визита. Вот чем я здесь занимаюсь – считаю дни. Как часто тебе приходилось заниматься подобным? – Перестань, – спокойно сказала Аделин. – Что перестать? – Жаловаться. Это касается только нас. Семейные обиды мы будем обсуждать, как ты правильно заметила, только через тридцать дней. Но детектив приехал сюда не для того, чтобы слушать наши ссоры. Он здесь по делу, Шана. – Потому что вам от меня что-то нужно. Вот зачем вы здесь. Вам обоим что-то от меня нужно, – процедила та сквозь зубы. – Итак, – оживленно начал Фил, пытаясь вернуть контроль над ситуацией, хотя при этом правой рукой он продолжал дергать заусенец на большом пальце. – Давайте поговорим. Вы сами согласились на встречу. В конце концов, никто вас не заставлял. – Хочешь сказать, я могу вот так просто встать и уйти? – Конечно. Хоть прямо сейчас. Вы можете уйти, если хотите. Уверен, вы дама очень занятая. Одному только богу известно, сколько у вас дел. Шана с подозрением посмотрела на детектива: – Ты лжешь. – Шана, вы разве не знаете свои права? Вы понимаете, что не обязаны отвечать на мои вопросы? При желании вы также можете настоять на присутствии адвоката. На сей раз она фыркнула: – И что он сделает? Или, раз уж об этом речь, что собираетесь делать вы? У меня и так пожизненное. Дальше наказывать вроде некуда. – Так вот почему вы решили себя порезать? – Слышь, да заткнись ты уже! Ди-Ди расценила это как положительный ответ. Фил снова наклонился к заключенной поближе. Его руки лежали на столе, лицо по-прежнему не выражало ничего, кроме терпения. Человек, в распоряжении которого уйма времени и который по-прежнему ждет откровений. – Знаете, что я вижу, глядя на вас? – спросил он наконец. – Будущую жену? – Смышленую четырнадцатилетнюю девочку, которая однажды совершила крупную ошибку. Но время вспять не повернуть. Кому как не вам об этом знать спустя тридцать лет заключения в лечебнице. Что сделано, то сделано. Можете ненавидеть Донни Джонсона за то, что он умер практически у вас на руках. Можете ненавидеть себя за непреодолимую жажду убивать. Но что сделано, то сделано. И вот вы здесь. Тридцать лет. Тридцать лет прошло, а вы все та же. Нет, вы пытались покончить жизнь самоубийством не из-за того, что кто-то вас запугивает, Шана. Вас убивает скука. Она хитро улыбнулась: – Хочешь меня поразвлечь, детектив? Фил посмотрел на часы: – Пожалуй, именно этим я и буду заниматься ближайшие двадцать минут. – Почему так мало? – Потому что вы ранены, Шана. Вам надо отдыхать. Не хочу препятствовать вашему скорейшему выздоровлению. Шана моргнула, явно сбитая с толку его ласковым тоном. Однако Фил не дал ей времени на раздумья. – Расскажите мне о своем отце. – О ком? – Об отце. Я слышал, вы двое были очень близки. – Нет, – резко сказала Шана, ее лицо окаменело. Она откинулась на спинку стула. – Ничего я вам рассказывать не буду. – Почему? – Ты спрашиваешь об этом ради нее, верно? – Шана указала на Аделин. – Папа, папа, папа, расскажи мне все о нашем папочке. Она вечно меня просит о нем поговорить. А все потому, что она его совсем не помнит. Она была всего лишь ребенком, когда он умер. – Да, я не помню отца, – согласилась Аделин, впервые посмотрев на Фила. – Я была совсем маленькой. То немногое, что мне о нем известно, рассказала Шана. Выражение лица Шаны стало злорадным. Фил не обратил на нее никакого внимания, его взгляд был по-прежнему обращен к Аделин. Заусенец на его большом пальце уже начал кровоточить, но он, похоже, этого не замечал. – Но вы продолжали искать информацию об отце, не так ли? – спросил он Аделин. – Да. – У него были близкие друзья или сообщники? Аделин закусила нижнюю губу, явно размышляя над вопросом. – Не знаю точно, но я могу поискать. У меня остались старые полицейские отчеты… – Что у тебя осталось? – Шана мгновенно выпрямилась на стуле. – Полицейские отчеты, – повторила Аделин, даже не посмотрев на сестру, продолжая обращаться только к Филу. – Еще у меня есть дело Гарри Дэя. В общем, много всего. Я могу сделать для вас копии, детектив, если это, конечно, поможет в расследовании. – Было бы здорово. – Эй! – окликнула Шана сестру. – Может, я могу вам еще чем-то помочь? – продолжила Аделин, игнорируя Шану, и внезапно вскрикнула: – Боже, что с вами произошло? – Она наклонилась к детективу и указала на большой палец левой руки. – А, просто заусенец оторвал. Не обращайте… Фил осекся, потому что в этот момент Аделин приложила палец к ранке и надавила. Он с напряженным любопытством наблюдал за ней. Аделин медленно убрала палец, осмотрела ранку, а затем кончик своего аккуратно подстриженного ногтя. – Господи, – тихо пробормотала Аделин, – у меня весь палец в крови. Теперь она смотрела Шане прямо в глаза. Подняв окровавленный палец повыше, она медленно стала подносить его к губам… Реакция последовала незамедлительно. – Нет! Нет, нет, нет! Моя!!! Шана вскочила на ноги; стул опрокинулся, стяжки на запастьях тряслись. – А вот и нет, – низким голосом проговорила Аделин. В ее внешнем виде не осталось ничего от профессионального психотерапевта. Теперь это была темноволосая женщина с сумасшедшим взглядом, которая, похоже, собиралась разозлить свою сестру до предела. – Я ее заслужила. Я помогла ему. Так что она моя. – Ах ты сука… – А ты ничего не сделала! Сидишь тут, хмылишься, типа все знаешь. Я просто уверена, что ты не помнишь нашего отца. Ты ведь тоже была маленькой. Как ты думаешь, почему я задаю так много вопросов? Потому что я знаю, что ты врешь. Можешь сколько угодно меня уверять, что помнишь Гарри, но у меня есть все данные на него. Я знаю правду, Шана. Я всегда знала правду! – Сто пятьдесят три! – бросила Шана. Ее взгляд был по-прежнему прикован к окровавленному пальцу сестры.