— Сам знаешь, — прошелестела Тесс. У Рида не хватило мужества даже кивнуть. Вместо этого он молча и долго, словно извиняясь, ласкал руку Тесс, пока она не высвободилась и не отступила на шаг. Забросив рюкзак на плечо, она лениво отсалютовала Риду и повернулась, готовая уйти в никуда. — Эй, — позвал он ее. Тесс застыла. Прислушалась, но не оглянулась. — Сделай мне одолжение, а? Тесс сжалась, будто в предчувствии удара, и у Рида заныло под ложечкой. Разве мог он ее осуждать? — Забудь меня, — попросил он. Она переступила с ноги на ногу и полуобернулась: заструились рассыпанные по плечам длинные белокурые волосы, на лице заиграла слабая улыбка. — Не-а, и не надейся. А когда я доберусь до цели, я и вовсе тебе открытку пришлю. И Тесс зашагала прочь. К светлому будущему. 43. Гретхен. Наши дни… Лишь повторно набрав номер Шонесси, Гретхен запоздало спохватилась: а не зациклилась ли она на детективе? — Доиграешься, отправлю тебя на курсы хороших манер, — буркнул Шонесси не особо сердито. — Только если вместе с тобой, — отбрила Гретхен. Главное — он взял трубку. В голове Гретхен забрезжила интересная мысль, но озвучивать ее она не спешила. Вначале надо поговорить с Виолой. К тому же Гретхен опасалась, что стоит ей поделиться своими умозрениями с Шонесси — и тот немедля отстранит ее от расследования. Этого она допустить не могла: вполне возможно, она, как и Шонесси, попала в тенету предвзятости и необъективности и все ее догадки высосаны из пальца. До сего дня Гретхен исходила из предположения, что Лена, распутывая загадочную смерть Тесс Мерфи, вызвала к жизни события, которые по цепочке, словно падающие друг за другом костяшки домино, привели к убийству Клэр Кент. Но вдруг в ее рассуждения вкралась ошибка? Вдруг к трагическому финалу привела вовсе не смерть Тесс Мерфи, а известие о том, что Тесс Мерфи жива? Мертвые не выбалтывают секреты. А вот жаждущие мести женщины — вполне. — Расскажи мне о той ночи, — попросила Гретхен. — О той ночи, когда убили Клэр Кент. — Соскучилась по сказочке на ночь? — хмыкнул Шонесси и тотчас отрапортовал: — Под утро, в четыре часа одиннадцать минут, Рид Кент позвонил в службу спасения «девять один один». В его голосе звучало… — Смятение? — подсказала Гретхен. Они считала Рида прирожденным актером. — Неподдельное смятение, — нехотя поддакнул Шонесси. — Похоже, он позвонил сразу, как только вернулся домой. — Вы проверили, где он был и что делал с того момента, когда в последний раз показался на видеокамерах казино, и до той минуты, когда очутился дома? — По-твоему, мы стадо безмозглых баранов? — язвительно спросил Шонесси и поспешно добавил: — Можешь не отвечать. Гретхен захохотала, хотя их словесный пинг-понг особым весельем не отличался. — Мы не знаем, где он валандался сорок минут, но если принять во внимание, сколько времени ему потребовалось, чтобы найти такси, то, в принципе, все сходится. — Он звонил по телефону из казино? Что видно на камерах? Если звонил — вопрос о сообщнике остается открытым. — Мы не проверяли, — проворчал детектив. — Ты полагаешь, мы обладаем неограниченными ресурсами? — Для расследования убийства? Разумеется. — Для расследования убийства с явным подозреваемым, у которого на лбу написано «виновна»? Не смеши меня. — Хорошо, — не сдавалась Гретхен, — что произошло после того, как он позвонил в службу спасения? — Приехали полицейские и медики. Медики попробовали реанимировать Клэр Кент. Рид Кент молча наблюдал за их действиями, а дети, все трое, сидели в гостиной. Рид Кент признался, что вошел в спальню впотьмах, не включая свет, и ни о чем не догадывался, пока не лег на влажные простыни. — И полицейские сразу взяли в оборот Виолу? — Полицейские спросили Рида, есть ли у него враги и подозревает ли он кого-нибудь, — несколько удивленно ответил Шонесси, словно заново открывая для себя страницы уголовного дела. — И Рид посоветовал им обыскать комнату дочери. — Ага… Исходя из довольно внушительного опыта общения с семьями, где росли дети с признаками диссоциального расстройства личности, Гретхен знала, что поведение Рида Кента не укладывается ни в какие рамки. Все без исключения родители, сталкивавшиеся, как и Кенты, с необузданной страстью ребенка к насилию, тщательно скрывали этот факт от окружающих. На заре карьеры сконфуженная Гретхен даже обратилась за советом к коллеге, спросив ее, почему родители, которым сам бог велел первыми ударить в набат и отдать несносное чадо, превращающее их жизнь в беспросветный кошмар, в руки специалистов, всячески уклоняются от этого. — Любовь к детям не поддается разумному объяснению, — скупо ответила коллега, словно говоря о чем-то само собой разумеющемся. Гретхен ничего другого не оставалось, как принять ее слова на веру и больше не забивать голову подобными вопросами. Однако, исходя из этой веры, Риду Кенту в сложившихся обстоятельствах надлежало не сотрудничать с полицейскими, а, употребив всю свою силу и власть, затруднить им поиск орудия убийства. Но Рид Кент почему-то преподнес им это орудие на блюдечке. Обычно в насильственных преступлениях все не столь однозначно, как кажется на первый взгляд. Но то, что Рид Кент по меньшей мере вовлек дочь в убийство жены, казалось Гретхен однозначным и безусловным. — Возможно, ты права, — задумчиво произнес Шонесси, — и девочку с самого начала пытаются сделать козлом отпущения. Но у нас нет никаких доказательств. От слова «совсем». Гретхен прикусила внутреннюю поверхность щеки. — А что с кровью? — выпалила она. Воцарилось молчание. — На одежде Виолы? Конечно, Шонесси и без того ее понял, но она не смогла удержаться от соблазна лишний раз пнуть его за нерадиво проведенное расследование. — Виолу обследовали на наличие вещественных доказательств? — Само собой, обследовали, — уныло вздохнул Шонесси. В прежние годы ее дотошность вывела бы его из себя, но он уже давно растерял боевой задор. — Ты, Грета, не забывай: она наловчилась заметать следы преступлений. — Она отрицала причастность к убийству? Никто не спорит, тринадцатилетняя пигалица вполне поднаторела в сокрытии птичьих тушек, однако, умерщвляя крохотных пернатых, сложно с головы до ног перепачкаться кровью. Другое дело — выйти чистенькой после жестокого убийства, когда жертве наносятся многочисленные ножевые удары и кровь брызжет фонтаном. Такое не под силу даже Виоле, демонстрирующей невиданное для своих юных лет мастерское владение ножом. — Она молчала как проклятая. Не произнесла ни слова. — И никто не додумался спросить ее, почему она убила мать, — съязвила Гретхен. — И без того все было понятно. Картина маслом. — Вот только не говори, что тебе жалко эту психопатку! — Забавная у нас все-таки система правосудия, не правда ли? — уклонилась от ответа Гретхен и лениво перелистнула разложенные перед ней документы. — Призванная искоренять субъективность и пристрастность, она на каждом этапе судебного процесса полагается на человеческие суждения, возмутительная предвзятость которых в зале суда расцветает махровым цветом. — О нет, только не очередная лекция от нашей социопатки! — застонал детектив, не предпринимая, однако, никаких усилий заставить собеседницу замолчать. Время от времени Гретхен разрешалось, в виде особой милости, надсаживать глотку, чем она порой и пользовалась. — Возьмем, к примеру, тебя! — взревела она. — Рыцаря без страха и упрека в белом плаще и… — Короче, ты хочешь вынудить меня признаться, что я не верю в твою причастность к убийству Роуэн? — прервал ее Шонесси. Интонаций его голоса Гретхен не уловила — то ли задетое самолюбие, то ли смертельная усталость. Не ясно. — Я хочу знать, почему тебе плевать на Виолу Кент, томящуюся в заточении за преступление, которого она не совершала! — гневно выкрикнула Гретхен. Какого черта Шонесси опять приплел к разговору тетушку Роуэн? Будущее Виолы Гретхен ни в коей мере не волновало, но мысль, что судить о виновности или невиновности девочки будут лицемерные фарисеи и ханжи, не давала ей покоя. Такие же фарисеи и ханжи когда-то пустили под откос ее собственную жизнь.