– А как же Бог? Ну, тот, чьи портреты в церквах висят? – смущённо спросил Саша. – К сожалению, любое иерархическое объединение людей вокруг какой-то идеи всегда приводит к возникновению искажений смысла этой идеи в угоду тем, кто считает, что он лучше всех разбирается в её толковании. Не избежала этого и Русская Христианская Церковь, по злому умыслу названная Православной. Хотя, м-м-м, скажем так, были некоторые люди, которые потратили много сил и времени, чтобы приблизить её к настоящему Православию, а именно: к прославлению правды. К сожалению, когда некоторые русские цари, фактически руководившие церковью со времён Петра, пытались своей волей противостоять влиянию желающих сделать Ветхий завет священной книгой Православия, их убивали. Но, всё же, при Александре Втором Ветхий завет стал-таки частью официально издаваемой в России Библии, и, в конце концов, это явилось одной из причин падения Империи. Как вы знаете, в семнадцатом году двадцатого века произошла революция и была совершена беспрецедентная попытка заменить Русский многонациональный эгрегор на марксистский, безнациональный, очень и очень неправедный эгрегор. Хорошо хоть, что Сталин сумел этому помешать, остановил этот процесс и даже повернул его вспять. Но, к сожалению, иерархия РПЦ так и не нашла в себе мужества до конца довести это дело, а потому мы, волхвы Православия и сторонники КОБ, так и не смогли найти общий язык с иерархией РПЦ. – А я в школе такую историю не учил, – озадаченно сознался Александр. – Так и никто не учил. Только сейчас мы получили возможность начать преподавание в школе настоящей истории, экономики и социологии, чтобы, наконец, придать им статус точных наук. Но мы заговорились, а нам пора выходить. Дальше можем уже ехать на такси, – прервал его интерес Руслан. Глава 36. Плох тот генерал, который не мечтает стать Президентом – Товарищ генерал, в автобусе нет никакого движения, наблюдатели ничего не видят, – доложил Майорову командир специального антитеррористического отряда, приехавшего в парк почти одновременно с Майоровым. – Точно? – разочарованный генерал никак не мог успокоиться – опять их провели. – Почти сто процентов. Ни визуальное наблюдение, ни спецприборы ничего не показывают. – Ладно, можете зайти в автобус, только аккуратнее, он может быть заминирован, – генерал понимал, что командир отряда это прекрасно осознаёт, это спецы, а не восторженные любители, но, как старший по званию, не мог этого не сказать. – Есть, товарищ генерал! – и подполковник пошёл отдавать приказания своим бойцам. Через десять минут подполковник вновь подошёл: – Ударная группа проникла в автобус, там труп. Мин не обнаружено. – Вызывайте криминалистов, пусть снимают все следы. Труп идентифицировали? Отчего умер? – Множественный огнестрел, труп мужчины. Документов нет. В автобусе несколько мобильных устройств связи – коммуникаторов. Все включены. – Этим они нас и купили. Ладно. Давай-ка посмотрим на двухсотого. Найденные коммуникаторы пока выключите, только аккуратно, не сотрите отпечатки. Майоров подошёл к автобусу. Заходить внутрь не хотелось – возможна ловушка, но он сказал себе: «Вперед, генерал, не дрейфь», – и поднялся в автобус. Осмотрел тело. Вышел. «Хорошенькое дело. Бобров. Значит, Штаевский не ошибся, и Колышев в деле. Только, где же он сам? Ладно, без Боброва эта шушера никуда не денется, переловим». – Зудина, свяжись с ментами, никого они не поймали? – Майоров понимал, что если бы поймали, то уже б доложили, но вдруг? Кто их знает, этих братьев по разуму… – Пока никого, товарищ генерал, – доложила Пума. Генерал оглядел парк. Солнце, лёгкий ветерок, тепло. На той стороне, через пруд, на качелях качались детишки под присмотром мам и бабушек. Лужи, появившиеся после ночного дождя, уже высохли, солнце прилично припекало. Генерал глубоко вдохнул – весенний воздух в парке был свеж и прозрачен. Поднял голову и посмотрел в голубое небо. Потом покачал головой в ответ своим мыслям и решился: – Пума, передай ментам: оцепление пусть ещё час пробудет, потом могут снимать. Куда тебя вызывала Рыбка, помнишь? Ну, вот и поехали туда… …Отец Евпатий сидел у себя в келье-кабинете и пытался собрать воедино расползающиеся потоки эгрегориальных колебаний. Чтобы подсесть на определённый эгрегор, епископу не нужно было ни принимать особых поз, ни долго готовиться – всё было отработано веками. Просто еще несколько десятков лет назад делать это было гораздо проще – эфир не был засорён таким количеством различных технических волн, эгрегоры читались и управлялись легко, без всяких усилий. Кроме того, последние годы количество самых разных информационных полей увеличивалось с каждым днём в геометрической прогрессии, сказывался этот самый Закон Времени, оглашённый в КОБ, о котором Евпатий всегда вспоминал с отвращением. Из-за этих стремительных изменений сейчас, чтобы найти нужный полевый след, приходится тратить много сил и времени, а это крайне нерационально. Но хуже всего то, что епископ никак не мог вычислить главного возмутителя спокойствия, таинственного врага, объявившегося в Томилино и принявшего участие в схватке у монастыря. Приходится признать, что враг силён – вон как отделал Савватия, хорошо хоть, что тот выжил. Огнестрельные раны у Сергия не стали для Евпатия такой проблемой, как ментальный удар, который пропустил Савватий. Что-то тревожное было в этих следах, что-то давно забытое… – Во имя Господа нашего, разрешите, Владыко? – раздалось из-за двери. – Что там ещё, я же велел не беспокоить, – Евпатий не был зол, так как знал уже, с какой вестью пришел послушник. – Отец Евпатий, там вас какой-то генерал спрашивает. – Пригласи. И принеси чаю. Генерал вошёл через две минуты, озираясь и щурясь на необычный интерьер кельи. – Ну что, генерал, с чем пожаловали? – Евпатий не стал подниматься навстречу вошедшему. – Я решил принять ваше предложение, епископ, – генерал пытался говорить смиренно, но получалось это у него плохо. – Это правильно, угодное Богу дело сделаем. Только вот что, генерал, – голос Евпатия стал громче, а интонации жёстче и деловитее, он опять напомнил Майорову крутого дельца. – Вы, я надеюсь, понимаете, что обратной дороги у вас не будет. Господь никого не неволит и не заставляет, но и отступников не прощает. – Не пугайте, епископ, я не маленький, – досадливо поморщился Майоров. Право, ну что за цирк? – Я не пугаю, генерал, я хочу, чтобы вы понимали, на что решаетесь. Можете мне не объяснять ваш план, он мне понятен… – Как это поня… – попытался перебить Майоров. – А так. Я вам потом расскажу, как и что нужно сделать, чтобы он стал идеальным. На данный момент самое важное – остановить вашего друга Колышева. Он, ни много, ни мало, вознамерился спасти президента и для этого с Варшавским – есть такой? – собирается ехать к ЦКБ, а по дороге подобрать какого-то Руслана. «Надо же, – только сейчас понял епископ, – а вот этот Руслан мне и не виден совсем, наверное, это он и есть, тот самый соперник, которого мы так долго искали». – Так вот, генерал, Колышева нужно остановить, а охрану госпиталя усилить. Справитесь? Не обижайтесь, генерал, я понимаю, что технически осуществить это вы в состоянии, а вот морально… Поднимется рука на старого друга? Этот грех я вам отпущу, – непонятно было, шутит епископ или говорит серьёзно. – Я принял решение и не отступлю. Хочу только, чтобы и вы знали, что если вы меня подставите, то я не прощу, – генерал, в свою очередь, тоже решил сделать ответный ход. – Полноте генерал, мы должны доверять друг другу. Чаю? – Некогда епископ, говорите, где и когда Колышев должен встретиться с Варшавским? – Майоров хотел как можно скорее покинуть не очень приятное ему место. – Может быть, всё-таки, чаю? Ну, как хотите, чай у меня хороший, с мёдом и монастырским печеньем. Ладно. Колышев должен подойти к Дому Правительства где-то через два часа. Оттуда, они с Варшавским поедут в сторону ЦКБ на машине Варшавского. Время у вас есть, но поторопиться стоит… Глава 37. Сила любви Яичница с колбасой и хлеб с маслом – нет ничего вкуснее, если ты всю ночь куда-то бежал, потом с утра долго ехал, участвовал в первом в своей жизни серьёзном бое, после этого опять бежал, не останавливаясь, и вот, в заключение, садишься на расшатанную табуретку за кухонный стол, накрытый старой скатертью с рисунком на продовольственную тематику, а рядом сидит та самая, удивительная и таинственная девушка, о которой ты всю жизнь мечтал. Тогда и яичница, и варёная колбаса, и даже растворимый кофе кажутся наилучшей и наивкуснейшей едой в мире, а жизнь по-прежнему воспринимается яркой и полной ещё не познанных чудес. И потому Сергей уплетал за обе щеки, иногда исподтишка поглядывая на Люду, которая тоже отдавала дань еде, да в телевизор, из которого они надеялись узнать что-нибудь новое о происходящем в стране. После того как они расстались с ребятами, помогли Шайбе и Мише посадить раненых друзей в такси (не совсем такси – шашечек не было), Сергей и Люда всё время шли пешком по известному только Люде маршруту. Сначала парком, потом между домами, потом по улицам, потом опять между домами и наконец пришли к подъезду двенадцатиэтажного дома постройки времён позднего застоя. Люда уже достала ключи с намерением открыть дверь в подъезд, как вспомнила: – Серёжа, а ты хочешь кушать? – Стыдно сказать, но очень хочу, – на самом деле, ему было ни капельки не стыдно. – Тогда давай забежим в магазин, купим чего-нибудь. – Да, давай. Люда, а куда это мы пришли? – Сергей, который прочёл массу детективов и посмотрел не меньшее количество фильмов о погоне, несколько беспокоился о надёжности убежища. – Не переживай, Серёженька, это специальная квартира, на всякий случай, – ответила Люда. Сергей вспомнил, что Люда умеет читать мысли, и отругал себя, тоже мысленно. – Серёжа, это нормально, что ты волнуешься, нас действительно будут искать, но здесь найти не должны, а про остальное даже не думай, ты показал себя героем, – и Люда ласково погладила его по руке. Когда они покупали продукты в близлежащем магазине, в зал вошло несколько людей явно азиатской наружности. И Сергею опять, как тогда, в самолёте, показалось, что его очень тщательно изучают, смотрят как бы внутрь, с большим интересом. Он начал нервничать, тем более что один из вошедших показался Сергею знакомым, но, поскольку Люда не проявляла никаких признаков беспокойства, то и он решил плюнуть и растереть. Закончив делать покупки, они вышли из магазина и направились к дому. Сергей оглянулся, за ними никто не шёл, и он решил окончательно выбросить свои подозрения из головы, списав их на общий эмоциональный напряг. На лифте они поднялись на восьмой этаж и зашли в однокомнатную квартиру. Обстановка квартиры соответствовала дому – мебель конца восьмидесятых годов прошлого века, двери, отделанные натуральным обожжённым деревом, подоконники, ковёр на полу, старая хрустальная люстра. В общем, типичная квартира типичных советских людей. Единственное, что выбивалось из стиля, – это большая плазменная панель, висевшая на стене, хороший мощный компьютер да спутниковая антенна за окном. – Давай сначала ополоснёмся, а потом поедим, ты не против? – спросила Люда. – Конечно, нет, я сам себя чувствую ужасно грязным. Ты иди, споласкивайся, а я пока приготовлю завтрак, а сполоснусь после еды. – Хорошо. Теперь они сидели на кухне и уплетали завтрак, пытаясь высмотреть что-либо в маленьком телевизоре, который стоял на кухне. Но время утренних новостей прошло, обеденных ещё не наступило, а круглосуточные новостные каналы ничего особенно нового не передавали. Да у Серёги как-то и не получалось внимательно смотреть телевизор – взгляд всё больше отвлекался на Люду, надевшую после душа короткий халатик, который не столько закрывал, сколько показывал. Ну, никак не получалось, несмотря на усталость, отвести взгляд то от прелестной ножки, то от декольте. – Ладно, я пойду тоже ополоснусь, – Сергей решил, что холодная вода поможет снять некоторое напряжение, которое он начал ощущать. – Да, да, иди, – сказала Люда и как-то так посмотрела на Сергея, что тот чуть не набросился на неё прямо здесь, на кухне, но в последний момент сдержался. Действительно, сначала горячий, а потом обжигающе холодный душ несколько помог снять томление, зато в полный рост заявила о себе усталость – почти суточная беготня со стрельбой давали себя знать. Сергей натянул на себя мужской халат, который обнаружил в шкафу (странно, но никакие мысли по поводу наличия этого халата Серёжину голову не посетили), и вышел из ванной. – Иди сюда, – раздался из комнаты голос Люды. Сергей вошел в комнату, и усталость как рукой сняло. Люда стояла у окна абсолютно обнажённая, стояла вполоборота, так, чтобы свет с улицы освещал её, создавая эффект, будто это сама кожа у неё светится. Сергей встал у двери, не в силах ни оторвать взгляд от её великолепного тела, ни сделать к ней шаг. – Иди ко мне, – низким, чуть хрипловатым голосом позвала его Люда, – иди… Сергей, скинув халат, подошёл к ней, развернул к себе и, взяв её лицо в ладони, нежно и тихо произнес: – Я люблю тебя. – И я тебя люблю, Серёженька. Боже, как я за тебя боялась, – и, не говоря более ни слова, она впилась в его губы долгим, нежным поцелуем. Сергей подхватил её на руки и, не отрывая губ, понёс на кровать… Пришли в себя они достаточно быстро, всего лишь через полчаса. Боже, что это были за полчаса! У Сергея в ушах до сих пор стоял её крик, на ультразвуковом пределе, и его торжествующий даже не крик, а рык, будто он был тигром, только что одержавшим победу в схватке. Люда лежала, тяжело дыша и закрыв глаза, всё ещё во власти волшебства любви. Сергей, который имел приличный сексуальный опыт, первый раз столкнулся с таким проявлением страсти, когда девушке не потребовалось ни длинных прелюдий, ни особенных предварительных ласк, чтобы выйти на пик удовольствия. Во время оргазма Люда кричала и выгибалась так, что, казалось, ещё немного – и она просто согнётся кругом. – Боже, Серёженька, ты великолепен, мне было очень хорошо, – прошептала начинавшая приходить в себя Люда. Сергей никогда не думал о себе, как о знойном мачо, но такие похвалы кого хочешь приведут в то особенное для мужчин состояние, когда начинаешь гордиться собой без меры. – Я принесу попить, – Серёжа, пошатываясь, пошел на кухню, чтобы налить себе и Люде сока, и тут бросил взгляд в телевизор. Похоже, шёл экстренный выпуск новостей, и как раз сейчас показывали тот самый монастырь, возле которого у них утром была стычка. Потом картинка переключилась, показывая мёртвого Боброва. Сергей сделал звук громче: