— Не теряй время. Иди уже. Не для тебя и не ради мужа твоего это делаю, — оборвал он ее вымученную благодарность. Повелительно махнул рукой в сторону коридора. Настя еще секунды три тяжко и с обреченностью посмотрела на него. Вымученно, тяжело поднялась на ноги, держась за стену. Словно старухой враз стала. Не осталось и следа от той ухоженной и даже роскошной, уверенной в себе женщины в самом расцвете, которой всегда жена Петра держалась. Да так, сгорбившись, и побрела к своим комнатам, рукой опираясь на стены. Олег же достал свой телефон и набрал Николая. Ему он первому сообщит. А потом найдет Алену и попросит приехать к ним, готовой к любому повороту событий, хоть и с бригадой, на всякий случай, если посчитает, что так лучше. И уже тогда, имея за спиной такую подстраховку, скажет Машеньке… А ведь все было согласовано и просчитано: Алексей расколол Шаховца буквально за пару дней. Правду говорил, тому тоже есть что терять, и в немалых размерах. Потому, когда ему предложили сотрудничать, «поломался» только для приличия, в итоге выложив все, что они хотели узнать. У них на руках имелась и схема заказа покушения на Олега, расписанная едва не поминутно, со всеми встречами, переговорами и деталями, и интересные нюансы по откатам, которые судья требовал за свою работу. Появилась у них информация и о долгах Петра нескольким слишком серьезным людям, которые могли повиснуть «дамокловым мечом» над шеей Коваленко-старшего, потеряй он свое положение. Это и собирался использовать Олег, предлагая свой вариант решения ситуации. Не то чтобы ему не хотелось бы просто закрыть вопрос, как и Алексей, да и многие другие, имеющие дело к ситуации, предлагали. Упекли бы судью за решетку, а там уже как жизнь распорядится… Придраться было бы сложно, материалов не на один срок хватало. Только вот Олег видел, насколько тяжело и непросто Маша проживает эту ситуацию. И добавлять ей волнений не хотел. Даже мести уже не жаждал, отплаты за все те года, когда Петр ему прилично крови попил, ставя палки в колеса везде, где только мог. Лишил бы его влияния и этих рычагов управления, и все. Ему хватило бы. Теперь же… Сложно было представить, как Маша на новость о самоубийстве брата отреагирует. Да и не такого решения он хотел. Глава 26 Наверное, первым, что ее насторожило, было появление Алены. Хоть Маша и успела уже ближе познакомить ту с Олегом, казалось странным, что подруга появилась без предупреждения у них дома. И охрана пропустила, не предупредив ее саму… Когда же следом вошел и Коля, которого она вообще не видела около Алены все это время, сердце остановилось в груди, а в глазах уже начало темнеть. Ничего хорошего в голову не пришло. Она еще не отошла после взрыва машины Олега, потому и сейчас — первым подумала только о худшем. И если бы в этот момент на пороге не возник сам Олег — точно в обморок бы упала. Да и так рухнула на диван, ощущая, что сердце колотится в горле, а каждая мышца в теле дрожит до противной, неконтролируемой слабости. Но и несмотря на это мигом уловила напряженное и тяжелое молчание Олега, его взгляд исподлобья, когда бросился в сторону Маши, тоже заметив, как ее заколотило. Отметила и потухший взгляд Коли, глубоко прорезавшиеся морщины, которых и не замечала ранее. Ни следа вечного балагурства… И какой-то испуг во взгляде подруги. — Что случилось? — прохрипела, вглядываясь в посеревшее, казалось, лицо любимого. Ничего не могла понять — он же вот, живой и здоровый. Значит, хорошо все. Так отчего они все такие мрачные? — Ты сядь, душа моя, сядь… — Олег обхватил ее двумя руками, почти силой устроив у себя на коленях. — Алена… — повернулся зачем-то к ее подруге. — Маша, на вот, выпей просто и быстро, ничего не спрашивая пока. Ты же мне веришь? Нам всем… — Алена протянула ей какую-то таблетку. Николай уже и воду где-то достал… По правде сказать, вся их суматоха вокруг нее ужасала: все как-то слишком мрачно, непонятно и страшно. Но так как Олег держал ее в своих объятиях и явно был не против всех этих лекарств, да и Алена должна была знать, что делает, Маша послушно глотнула таблетку. Подруга отошла в сторону, сев на соседний диван, но продолжала внимательно посматривать на нее. — Да что происходит?! Скажите уже, — как-то жалобно попросила, оглядывая всех троих. Ничего в голову не приходило. — Маша… — Олег ухватил ее щеки своими пальцами и заставил посмотреть себе в глаза. — Петр не принял моего предложения… — Его посадят, да? — не дав договорить, скривилась она. Господи, ну почему Петя такой?! Ведь Олег действительно неплохой вариант придумал… А теперь всем настолько тяжело будет. Особенно Насте и детям… — Нет, душа моя, — Олег покачал головой. Переглянулся с Николаем зачем-то. — Он… Маша, он застрелился. Тяжело. Давяще. Словно на голову упало что-то. Она не поняла. — В смысле? Как?.. — снова хрипит. И смотрит на Олега, как дурочка, наверное. Перевела такой же непонимающий взгляд на Колю. Потом на Алену. Выражения их лиц не оставляли места для какого-то иного толкования, кроме того безысходного, которое и несли слова Олега. И таким ужасом по новой накрыло, горячей болью! Несмотря на все то, что Петя делал, несмотря на множество обид и даже последнее его нападение на Олега — Маша всегда любила брата. Может, со страхом где-то, с настороженностью, предпочитая отстраниться и на многое глаза закрыть. Но любила. У них было и много замечательных, искренних моментов в жизни. Он не раз и не два помогал, наставлял и обучал ее, хоть и жестковато местами… И то, что он сделал — ударило по ней, вызвав муку внутри. Не такую, конечно, как скрутила одна только мысль, когда испугалась, что потеряла Олега. И все же почти невыносимую. Зажала рот рукой, чтоб не расплакаться. Прикусила пальцы и уткнулась лицом в плечо Олега, ощущая, как нежно и осторожно он надавливает своей большой ладонью ей на затылок, словно пряча ото всех. Мягко гладит, ероша волосы. И от этого ощущения его поддержки, понимания, что разделяет ее боль, да и себя в чем-то винит в муке Маши, — не выдержала, все-таки расплакалась. Но без истерики. Тихо и горько, с тоской, понимая и принимая безысходность. Как-то опустошенно, но без надрыва… А может, та таблетка, что Алена в нее впихнула, все-таки сработала. Рядом так же молча сел Коля, сжав ее вторую ладонь. И, не обращая внимания на Олега, прижался лбом к плечу Маши. Ему тоже было тяжело и больно, она муку брата так же четко, как и свою собственную, ощущала… — А Настя? Дети? — сквозь эти слезы тихо спросила, не поднимая головы. — Я решил. Отправил ее к детям. Тут ей нечего теперь делать. Всем им. Сам разберусь с его долгами. Туда уже будете ездить, племянников навещать, — хрипло ответил Олег, прижавшись губами к ее волосам. — Спасибо, хороший мой… — голос сорвался. А у нее физически не было сил, чтобы сейчас ему в глаза посмотреть. В голове появились дикие, но настойчивые мысли, что и ее вина есть в том, что случилось. Выступила против Петра, помогла все вскрыть… Так не думала же, что он такой путь выберет! И в голову бы не пришло! И почему-то так стыдно стало перед Олегом: за свои слезы, за брата, за то, что на него навалилось ещё больше из-за… да, из-за трусости Пети, не назвать иначе же! — Душа моя… — словно умолял, уговаривал. Мысли он ее читает, что ли? Все понял, похоже. Только не могла она в этот момент избавиться от этих укоров собственной совести. Потому сильнее вжалась в грудь Олега, чувствуя пожатие пальцев Коли, брат тоже знал, что она сейчас испытывает. И никто из них не настаивал, чтобы продолжать в этот момент разговор. Прострация и опустошенность держали ее в своем плену почти двое суток. У Маши все валилось из рук, а мысли вертелись только вокруг гибели Пети. Она и не заснула бы, наверное, не заставь Алена ее еще раз выпить таблетки. Говорить ни о чем не могла, просто корежило при мысли, что необходимо открыть рот и что-то обсуждать. Но Олег и не требовал. Он оставался с ней все это время, перенеся работу на время в домашний кабинет. Алена едва не ежечасно курировала ее состояние, чтобы стресс не причинил вред развивающейся беременности. Маша не хотела доставлять столько проблем и хлопот близким людям, но ей действительно потребовалось время, чтобы уложить в своем сознании мысль о смерти брата. И убедить себя, что она, на самом деле, ни в чем не виновата — Петя сам сделал этот выбор. Да и не справилась бы, наверное, если бы не такое же молчаливое, как она сама, присутствие любимого рядом: без слов, уговоров или попыток встряхнуть ее. Единственное, за чем Олег следил неукоснительно и на чем настаивал: чтобы она не забывала нормально питаться. Но Маша и сама об этом помнила, меньше всего думала бы навредить их ребенку, которого так горячо хотела. — О тебе я все равно в первую очередь пекусь, — хмыкнул Олег, когда выдавила из себя это, чтобы он не волновался. — А вот ты про себя вечно забываешь, душа моя. Она вымученно улыбнулась и протянула руку, сплетая свои и его пальцы. Просидели так минут пять. После чего он поцеловал ее руку, саму Машу нежно в губы, и ушел в кабинет, все-таки вынужденный следить за делами и десятками ситуаций. А она осталась в столовой. Потом поднялась в спальню, забралась в кресло с ногами и, укрывшись пледом, наблюдала за тем, как медленно кружил за окном густой снег. И с каждой снежинкой Маше словно бы легче становилось, спокойней. Так что под вечер она впервые реально аппетит ощутила, а не говорила себе, что пора идти есть. Поднялась, накрыв живот руками. Интересное ощущение: ещё и незаметен под одеждой вроде бы, а вот пальцами, осязанием — совсем иначе чувствуется. Чуть выпуклей, сокровенней. И таким таинственным казалось происходящее в ней, несмотря на то, что уже успела весь процесс развития плода по книгам и интернету проштудировать. А ведь все равно — чудо! И никто не сможет переубедить ее. И вместо того, чтобы идти на кухню, пошла к Олегу в кабинет. Все помощники уже уехали, можно было его и поотвлекать. Постучалась, едва задержавшись на пороге, и тут же зашла, как только любимый крикнул: «Да!» — А тебе не кажется, что давно пора выполнять обещанное? Или мне все-таки подавать на субсидию как матери-одиночке? — еще с трудом, тихо, но все же с иронией и слабой улыбкой, поинтересовалась она прямо с порога. — Устала быть Коваленко, хочу твою фамилию, хороший мой, — требовательно и даже капризно добавила, видя, что Олег немного опешил от изменения в ее настроении. Не то чтобы он отказывался, скорее ее чувства щадил все это время из-за проблем и разборок с Петром. Казалось, все не до того… — Да хоть завтра, душа моя! — наконец расплылся он в широкой усмешке, кажется, впервые за эти дни расслабившись немного. Стремительно отошел от стола, у которого стоял, отбросив какие-то документы, что до ее появления просматривал. В мгновение ока оказался около нее и крепко, но очень осторожно обнял Марию, обхватив двумя руками. — Ловлю на слове, — не стерев с губ эту слабую улыбку, Маша и сама закинула руки Олегу на шею, заглянув в еще немного тревожные глаза любимого снизу вверх. — Завтра и хочу! — привстала на носочки и легко коснулась губами его рта. — А то грозились вы, Олег Игоревич, давно, а до итога все никак не доведете… — лукаво поддела. Олег рассмеялся. Не столько из-за юмора, сколько из-за облегчения, похоже, что она расслабилась. — А это вам чем не итог, Мария Ивановна? — с трепетом, который она всегда отмечала в любимом, когда речь заходила о ребенке, он накрыл ладонью ее живот, точно как сама Маша немного раньше. — И это замечательный итог, — согласилась она, с довольным вздохом уткнувшись носом ему в шею. — Но надо же и официально… — Сделаем официально. Завтра с самого утра, — уже с твердым обещанием в голосе успокоил ее Олег. Прижал к себе теснее. И оба ее живот ладонями греют, словно пытаются уловить ещё неощутимое биение сердца малыша… Простояли так минуты три. И Маше настолько хорошо было в его руках, что уже ничего не хотелось и никуда не тянуло. Тоска понемногу отступала, вытесняемая чуть более позитивными мыслями и чаяниями. Мечтами о том, когда они своего ребенка в реальности смогут вот так на руках держать… Странное состояние: вроде и не спит, а словно бы дремлет на ходу. — Ты с целью спустилась или просто так, печать в паспорте от меня потребовать? — наконец поинтересовался Олег, едва ощутимо коснувшись губами ее век. Точно, что ли, заснула? — Вообще-то, я есть захотела, — вспомнила Маша и так довольно улыбнулась, даже потянулась, словно бы в самом деле немного прикорнула в его объятиях. — Ну и тебя к ответу призвать, да. — Есть… это ты очень хорошо придумала, — прищелкнул пальцами Олег. — Я тоже проголодался дико. Пошли вместе запасы расхищать, — и он решительно увлек ее в сторону выхода из кабинета, как будто бы она и не отвлекла его совсем от дел. А ведь точно знала, что это не так. Отвлекла. Но то, что он ради нее всегда все отодвинуть готов был и поступиться чем угодно — до сих пор в трепетную дрожь бросало. И она его ценила больше всего и вся. Потому и начала вытаскивать себя из этой тоски, на которую вроде и право имела… Однако просто не могла Олега огорчать, и не хотела. — Мне клубники хочется, — Маша рассмеялась, застыв посреди кухни и прислушиваясь к самой себе. Посмотрела в окно. — Слушай, это в самом деле смешно, снег начался, зима, а меня так на клубнику вдруг потянуло… — даже немного смущенно на Олега глянула. Тот как раз доставал из холодильника мясо. К ним все еще приходили готовить и убираться, но на постоянной основе находиться в доме они никого не приглашали. Справлялись пока и так. — Хочется — значит, добудем, — а вот Олега ее внезапные желания ни капли не смутили. Наоборот даже, он казался весьма довольным. — Имеешь право, сейчас кого-то пошлем. Моей жене никто отказывать ни в чем не будет, — улыбаясь не менее широко, чем она, Олег достал телефон, наверняка набирая Дмитрия. — Вот как печать поставят, бросайся громогласными заявлениями и терминами, а пока попрошу придерживаться фактов и называть вещи своими именами, — поддела его Маша, сев на стул. Олег, уже начавший раздавать команды Дмитрию, чтоб отправил кого-то в супермаркет за клубникой, с некоторой иронией глянул на нее. Умолк на полуслове: