— Эй, старичок! Назад давай! — призвала его к порядку Леся, но волхв никак не отреагировал на её зов — он уже по пояс провалился в фиолетовый песок, а по горизонтальной восьмёрке, висящей над его головой, пробежала мелкая дрожь — аллегория бесконечности сделала попытку вывернуться наизнанку, под стать холмам, подпирающим бессмысленный горизонт. — Да возвращайся же ты, старый хрыч! — Леся вдруг пожалела, что за все несколько часов полёта так и не поинтересовалась, как волхва зовут. Она хотела было броситься за ним, но почувствовала, что одна мысль о том, что эти тошнотворные формы и цвета вновь станут похожи на реальность и окружат её со всех сторон, внушила ей непреодолимое отвращение. — Ну, нашёл он время… — тихо возмутился Мал-Туробой и, сорвав со стены огнетушитель, швырнул его о настенную живопись. Но тяжёлая стальная колба не преодолела грани, за которую проник волхв, — она с грохотом отскочила от переборки, и на месте удара краска начала шелушиться, отслаиваться от переборки и разноцветными хлопьями опадать на пол кабины. — Куда?! — Штурман упал на колени, прижал ладони к погибающему шедевру дезаэкспрессионизма. Но процесс, похоже, уже стал необратимым — изнанка холмов, увенчанная аллегорией бесконечности, вместе с изваяниями Владык и крохотной фигуркой волхва, вздувалась волдырями, покрывалась трещинами, и ошмётки краски, сворачиваясь в стружку, сыпались ему на колени. — Командир, отбой! — крикнул он в отчаянье и закрыл лицо руками, считая себя виноватым во всём, что только что произошло. — Назад нам надо — за другим волхвом, а то этот кончился. — Поздно… — выдавил из себя Лют-Шаркун, глядя на лежащие поперёк курса реактивные следы трёх истребителей. — Поздно делать вид, что заблудились. Все по местам — сейчас клевать будем. Повторного приглашения не потребовалось — штурман и второй пилот плюхнулись в свои кресла и торопливо пристегнули ремни. — Ну попадись мне этот маляр хренов! Из-под воды гада достану, — со сдержанной злостью заявил Лют, направляя самолёт в глубокое пике. 2 октября, 14 ч. 00 мин. (местное время — 7 ч. 00 мин.), 35 морских миль северо-восточнее о. Сето-Мегеро. Иллюзия, в которой есть хоть какой-то, пусть даже придуманный, смысл, всё-таки лучше бессмысленной реальности. Пролом в стене, заполненный гудящим пламенем, несомненно, был частью иллюзии, как и сама стена, сложенная из грубо отёсанных гранитных глыб. Но там, за огненной преградой, скрывалось что-то несравненно более важное, чем всё, с чем ему приходилось сталкиваться в реальной жизни, которая, впрочем, на поверку оказалась бесконечной цепью иллюзий, окружавших его от рождения, тех иллюзий, которые были расстреляны ракетным залпом там, на сиарском берегу. Но то, что происходит сейчас, — всего лишь сон, просто сон, который вот-вот сам по себе закончится, стоит только проснуться — брат Ипат, помнится, говорил, что не даст проспать самого интересного. Всё-таки не слишком ли много он знает — этот брат Ипат? Не слишком ли легко всё сложилось именно так, как сложилось? Но даже если и слишком, — какая разница, когда наконец-то можно смотреть просто сон, имея полное право выбора — то ли шагнуть в это пламя, то ли начать взбираться по стене (правда, это уже, кажется, когда-то было), то ли развернуться и уйти, одолев превосходящей силой воли праздное любопытство, подогретое нездоровым куражом, причины которого следует искать в жидкости, принятой для сугреву. Здесь, на высоте восьми с лишним вёрст, если верить науке под названием «география», они успели перекочевать из осени в весну, но теплее от этого не стало. То есть стало, но не от этого… Предусмотрителен брат Ипат, язви его душу… Может, у него и спросить, как действовать дальше? Сон есть помесь зрительных ассоциаций и воображения, профильтрованная сквозь шлаковые отложения подсознания. Так что не лучше ли проснуться, а то за этой стеной вполне может оказаться то же самое проклятое болото, через которое ведёт пресловутый азимут 106. — Смею заметить, что движение в каком-либо направлении в данный момент лишено всякого созидательного смысла. — Оказалось, что рядом стоит какой-то тип, закованный в латы, только на голове вместо ведра с прорезями для глаз — широкополая шляпа с павлиньим пером. Славная птица — павлин, смысл жизни этой глупой птицы ясен и прост — отрастить это самое перо, чтобы оно и после её кончины служило красоте и радовало взоры. — Спасибо за участие, — поблагодарил его Онисим, — но я всё-таки пойду. Что так, что этак — всё равно время терять. — Ну-ну… — успел напутствовать его тот, который в шляпе. Онисим уже оторвался от земли и неимоверно длинным прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от пролома. Пламя оказалось обжигающе холодным, но он не успел в него войти. Стена вместе с проломом вдруг повалилась навзничь и превратилась в булыжную мостовую, заполнившую собой всё пространство до горизонта, утопающего в розоватой дымке. — Держись ты! — Это уже не тот странный тип в латах, это уже брат Ипат орёт ему в ухо, вцепившись в воротник его дохи той самой рукой, которая ещё недавно была запечатана в гипс, а другой держится за какой-то поручень. Во всём теле возникла необыкновенная лёгкость, и казалось — если Ипат сейчас отпустит его, то падать придётся не вниз, а вверх. Всё ясно — самолёт ушёл в пике, и сейчас происходит ускорение свободного падения, невесомость, понимаешь… Это ненадолго, всего на несколько секунд, а потом начнёт плющить. Надо за что-то уцепиться, а то и вправду раньше времени костей не соберёшь. Руки сами ухватились за какую-то скобу, ноги упёрлись в металлический ящик, и в тот же миг весь корпус бывшего бомбовоза начал вибрировать, а потом Онисиму показалось, что он на какую-то долю мгновения потерял сознание. — Давай быстрей, а то не ровён час собьют. — Ипат сидел рядом на корточках и застёгивал у него на груди лямки парашюта. — А ты? — забеспокоился Онисим, заметив, что парашют его спутника ещё валяется на металлическом полу. — И я — сразу же за тобой. — Ипат помог ему подняться и подтолкнул к лестнице. — Там сзади есть кабина стрелка… — Я знаю. — Вот. Увидишь землю и сразу прыгай. Меня не жди — я тебя сам потом найду. — А ты чего тут забыл? — Да так… Пойду с экипажем поздороваюсь. — Зачем? — Потом расскажу. Давай вперёд, и не зли меня, а то будет как в прошлый раз. Ясно. Шутки кончились. Всё-таки не так прост брат Ипат, как хочет казаться, и есть ему что скрывать. Но теперь это всё уже не важно. Главное — попасть на остров, а уж оттуда — на прорыв, навстречу полувзводу 6-й роты 12-й отдельной десантной бригады Спецкорпуса Тайной Канцелярии, а то Мельник там, пожалуй, накомандует… Плановые потери — 100 %, понимаешь… Два прыжка, и лестница осталась позади. Крышка люка заботливо распорота на четыре дольки и валяется рядом с лазом. Теперь вперёд — с громким топотом к хвостовой кабине, там и аварийный выход. Перед тем как протиснуться в бывшие апартаменты стрелка-радиста, Онисим оглянулся и обнаружил, что Ипат и впрямь движется к пилотской кабине, держа за спиной светящийся в полумраке короткий слегка изогнутый клинок. Поздороваться, значит, идёт… Сквозь прозрачный колпак было видно, что самолёт летит в версте от поверхности воды, сверху на него заходят три истребителя, а вокруг расцветают разрывы — два корвета ведут артиллерийский огонь по нарушителю воздушного пространства. А вот и земля — она уже близко, только вот самолёт почему-то начинает задирать нос и заваливаться набок. Пора, брат, пора… Замки аварийного выхода отщёлкнулись неожиданно легко, и колпак с кабины сорвало мгновенно. Всё — путь свободен, если, конечно, шальной болванкой не зацепит. Казалось, что вернулись старые добрые времена, когда в жизни был смысл, за спиной — горячо любимая Родина, а впереди — коварный враг, козни которого необходимо пресечь во славу национальных интересов. Поручик Соболь Онисим, Наше Благородие! Он поторопился выдернуть кольцо, и восходящие воздушные потоки подхватили спасительный купол, почему-то оказавшийся предательски рыжего цвета. В Спецкорпусе парашюты подбираются под цвет местности предполагаемого десантирования — не всё, выходит, брат Ипат предусмотрел, так что, может, и не стоит винить его в задних мыслях. Может, у него и передних-то нет, а так просто парень развлекается по полной программе — приключений ищет на собственную задницу. Самолёт, оставшийся внизу, развернуло хвостом вперёд, и он, входя в полное противоречие с принципами аэродинамики и законом всемирного тяготения, набирал высоту, раскачиваясь из стороны в сторону, оставляя за собой широкую полосу желтовато-серого дыма. Попали, значит… Ну, в такую дуру не мудрено попасть — барахло времён последнего пограничного конфликта с Империей. Сорок лет в строю. А Ипат что — решил там остаться? Ну нет, такое приключение едва ли может доставить ему радость. Тяжёлая машина развалилась на несколько частей, и её обломки, вместо того чтобы мирно упасть в тёплые воды океана, начали неторопливо разлетаться в разные стороны. Вперемежку с ними возникли четыре парашютных купола — один рыжий и три белых. Значит, Ипат ножик нёс с собой не для того, чтобы кого-нибудь зарезать. Все живы, все счастливы, все приближаются к цели, а конфликт исчерпан. Вот только почему они поднимаются всё выше и выше, и куда их всех несёт? Видно, что пытаются спланировать прямёхонько на песчаный пляж, а тащит их туда, где над водой возвышаются башни эверийских корветов, а вдоль невидимого периметра снуют, словно тараканы, патрульные катера. Хотя нет — один из белых куполов преодолел сопротивление неведомой силы или сама сила, внезапно сменив гнев на милость, потащила его в своё логово. Остальных, в том числе и брата Ипата, похоже, ждут застенки эверийской военщины, голод и истязания — если, конечно, верить тому, что когда-то говорил старший наставник учебного взвода в Кадетском корпусе. Впрочем, возможно, кому-то из них и повезёт, как повезло однажды ему… Подводные стратегические крейсеры Соборной Гардарики охраняют мир и международную безопасность в любой точке Земного шара — отлично сказано, кадет Соболь! Берег, золотой песчаный пляж, узкой полосой обрамляющий зелень густых зарослей, неумолимо приближается, и от этого никуда не деться — дорога назад в высоту закрыта, и невозможно раствориться в облаках, которых нет посреди этой пронзительной небесной голубизны. Вот так бывает, господин поручик, Ваше Благородие. Хотя какое там Благородие… Опускаться на мягкий тёплый песок гораздо приятнее, чем на гальку, которой усыпан частный пляж в Пантике, двадцать пять гривен за вход. Осталось только упасть на колени и привычным движением отстегнуть парашют — рыжий купол тут же сносит в медленные волны, которые почти не отличаются по цвету от небес. — Привет. — На него с ленивой улыбочкой смотрит юная дева в незначительном купальнике, неохотно оторвав взгляд от крохотного томика в коричневом переплёте. Ромейский язык, смягчённый галльским грассированием… На правом плече сквозь загар проступает татуировка — две змеи, сплетённые косичкой. Что-то похожее уже однажды было, только где и когда? Неважно… Престарелый оборванец бесцельно бредёт по колено в прибое, два бойца в старинных альбийских касках и ромейских тогах, вооружённые снайперскими винтовками, нервно курят, вглядываясь в океанские просторы, несколько пёстро одетых бездельников, развалившихся неподалёку, орут дурными голосами под расстроенное банджо — всё это кажется до боли знакомым и бесконечно чужим. — Ты что — глухонемой? — Девочка поворачивается набок и выдёргивает из песка пузатую бутылку. «Лоза Галлии». Странно, но бутылка вроде бы запотевшая, как будто только что из холодильника. — Отхлебни, может, разговорчивей станешь. ПАПКА № 10 Документ 1 Заместителю начальника Департамента Безопасности Конфедерации Эвери Грессу Вико, лично, секретно. Шеф! Настоящим сообщаю, что 30 сентября в 19:43 по местному поясному времени в 30 милях к северо-западу от о. Сето-Мегеро сбит транспортный самолёт с опознавательными знаками гражданской транспортной авиации Соборной Гардарики (по международному реестру, борт 124/714), отклонившийся от заданного курса и совершивший попытку прорваться к острову. По данным визуального контроля, два члена экипажа из пяти, покинувших самолёт, сумели высадиться в запретной зоне. Два члена экипажа (первый пилот и штурман) приняты на борт корвета «Леопард», ещё один предположительно погиб. На данный момент задержанные отказываются давать какие-либо показания об обстоятельствах происшествия в отсутствие представителя консульства СГ в Лос-Гальмаро. Шеф, разумеется, данный инцидент не мог быть простой случайностью, и остаётся выяснить, что это было — частная инициатива, операция спецслужб или действия религиозных фанатиков. Последнее мне представляется наиболее вероятным, поскольку двумя часами позже на борт корвета «Рысак» был поднят ящик, в котором обнаружился идол (предположительно богиня Навь из древнеаройского пантеона). В любом случае достаточно велика вероятность того, что на остров попали лишь члены экипажа самолёта, но никак не служители умирающего культа и тем более агенты спецслужб. Я остаюсь при своём мнении (и имеющиеся у нас данные это подтверждают), что в аномальную зону ни при каких обстоятельствах не могут проникнуть лица, имеющие какие-либо агрессивные намерения или выполняющие какое-либо задание, связанное с использованием феномена. Но тем не менее опасность не следует недооценивать, и, по моему мнению, в течение ближайших двух-трёх недель подразделения полиции, спасателей и пожарной охраны на всей территории Конфедерации следует держать в состоянии повышенной готовности. Сид Батрак, полномочный представитель Департамента Безопасности при штабе операции «Морской Конёк», главный резидент ДБ по странам Южной Лемуриды. 2 октября, 20 ч. 35 мин. Документ 2 Самаэль Несравненный — в галльской мифологии одно из воплощений Нечистого. Мерзости, им творимые, отличаются особым цинизмом и претензией на изысканность. Удел Самаэля — творить Зло, не снимая белых перчаток. Согласно ряду апокрифов, на его попечении в Пекле находятся души аристократов, полководцев, героев, актёров, трубадуров, университетских профессоров, алхимиков, магов, карманных воров, дорогих куртизанок, растлителей, серийных убийц и высокопоставленных государственных чиновников. Слово, сказанное Самаэлем, приносит грешнику большие страдания, чем иглы, загнанные под ногти, и кипящая смола, обжигающая тело, поскольку оно есть правда, звучащая в устах Отца Лжи. Галльский Мифологический словарь, ст. «Самаэль Несравненный». Документ 3 Магистру Ордена Святого Причастия, срочно, секретно. Высокий Брат! Посланник на острове, и он начал свой путь навстречу Неприкаянному Духу. Нам осталось лишь ждать, молиться и надеяться, что выбор, сделанный нами, не был ошибочным. С прискорбием уведомляю Вас, что нет никакой возможности брата нашего Ипата Соболя посвятить в рыцари Второго Омовения, поскольку этот достойный муж, выполняя волю Ордена, уже принял Третье Омовение. Теперь он присоединился к Призрачному Воинству и стоит в одном ряду со славным Лаэром дю Грассо, могучим Добрыней Криволапом, мудрым Цо Вай-Золинем, верным Халимом Эль-Сбагри и всеми прочими, кто составляет вечный цвет Ордена Святого Причастия. Данные сведения подтверждаются братьями из Сиарского Дома, соответствующими ведомствами Тайной Канцелярии и нашими источниками в Департаменте Безопасности Конфедерации Эвери. Прошу Вашего дозволения уведомить Малый Собор о благоприятном разрешении начальной стадии дела «Неприкаянный дух». Посланник Ордена Святого Причастия при Малом Соборе Единоверной Церкви, рыцарь Второго Омовения Семеон Пахарь. Документ 4 ВЕРХОВНОЕ ВЕЧЕ СОБОРНОЙ ГАРДАРИКИ НАГРАДНОЙ ЛИСТ Сей грамотой удостоверяется, что явный государственный советник Афанасий Соболь Указом Наградной Палаты по представлению Казённого Стола Опеки и Попечительства награждён орденом «Святой Савва» золотого достоинства, поскольку от щедрот своих дал средства на воспитание, обучение и пропитание полутора дюжин сирот. Благодаря его щедрости и человеколюбию ныне восемнадцать граждан во цвете лет, носящие родовое имя Соболь, достойно служат Отечеству своему, умножая его славу и богатство. Регистратор Наградной Палаты при Верховном Вече Матвей Поляна. Документ 5 «…но у жрецов этого странного народа иное призвание — они не приносят жертв неким богам, не общаются с духами предков, они вообще не совершают каких-либо обрядов. Их задача в том и состоит, чтобы уберечь своих соплеменников от соблазна приближаться к святилищу, расположенному на седловине между двумя горами. Никто из тахха-урду, Людей Зарослей, никогда не посещал это место, поскольку таков завет, передаваемый от предков из поколения в поколение. Они позволяют мне сидеть возле их костра и присутствовать при их разговорах, полагая, что я не понимаю их речи, но я в своё время почти шесть лет посвятил изучению нямри-урду-ученга, «языка повелителей людей», и местный диалект на 80 % совпадает по словарному запасу с языком коренного населения междуречья Гуальято и Амалято. Остальное, скорее всего, — остатки языка, на котором когда-то говорили ещё более коренные островитяне, чем нынешнее население Сето-Мегеро. Я подарил Сатьячепалитья, вождю тахха-урду, два «затаившихся раската разящих молний», и он как человек, имеющий опыт общения с бледнолицыми, оценил, что я приволок ему не ведро бисера, дюжину алюминиевых ложек или фигурку зверя с двумя хвостами. Теперь я почти полноправный член племени, осталось только сделать два шага — попросить у сетти-тахха-урду (буквально — людей, умеющих ходить в зарослях, что-то вроде совета мудрецов) дать мне имя. Но я не тороплюсь. Во-первых, не хочется обманывать этих добросердечных людей, а во-вторых, когда придёт время возвращаться на «Принцессу Кэтлин», им может не понравиться, что их соплеменник отправился на «большую лодку». Тахха-урду не должны ходить к святилищу Тлаа и покидать родные заросли — за попытку несоблюдения первого правила — немедленная смерть, за игнорирование второго — клеймение огнём и изгнание к бяаакая-урду (чужим людям). Второе меня, кстати, вполне бы устроило, если бы не клеймение огнём. Сокровищ Френса Дерни на месте не обнаружилось, но экипажу яхты уже уплочено за трёхмесячное пребывание в этих водах, и они скорее предпочтут торчать тут лишний месяц, чем отказаться хотя бы от части своих денег. Так что придётся и мне с пользой провести это время — книга о загадочном народе тахха-урду вполне может стать бестселлером, и таким образом мне удастся хотя бы возместить себе издержки на эту безумную экспедицию. В общем-то, я даже рад, что золота не нашлось — кто знает, как повели бы себя господа матросы, попадись им на глаза сундуки с сокровищами…