— Да. Она уже ушёл. — Куда? — Туда. — Свен ткнул пальцем в сторону Скво-Куксо. — Тем лучше, тем лучше… Значит, девчонке сейчас не до нас — по магазинам пошла. Что ж, пойдём и мы потихоньку, — предложил Харитон, слегка успокоившись. — Ты не забыл, что делать? — Я своё дело знай, — гордо заявил Свен. — Самборг никогда не ошибаться. — Главное, чтобы старуха ничего не заподозрила раньше времени. Эх, я бы сам с ней побеседовал, но ни по-альбийски, ни по-ромейски — ни в зуб ногой, а она по-нашему — как рыба об лёд. Свен почесал затылок, соображая, кого это его сообщник собирается бить по-ромейски в зуб ногой и при чём здесь мороженая рыба, но переспросить не решился. — Всё, шевели ходулями. — Харитон вручил Свену маленький, закупоренный воском узкогорлый фарфоровый сосуд. — Так и скажешь: хуннский бальзам, чудо народной медицины — мёртвого подымет. Требуй за него побольше и торгуйся до упора, а то она может и не поверить. — Свен — не дурак, Свен — соображать, — заверил Самборг и не спеша направился к тростниковой хижине, стоящей на скальном уступе рядом с водопадом. Минут через пятнадцать показалась аккуратно постриженная живая изгородь, запахло свежим пудингом и утренним кофе — старуха жила строго по расписанию и ни в чём себе не отказывала — иногда даже гостям кое-что перепадало. Ломиться сквозь заросли, одновременно стараясь не раздавить драгоценный сосуд с драгоценной жидкостью, было непросто, и поэтому Свен не слишком торопился. Сначала он выбрался на тропу, ведущую к Чаше, и обнаружил вечно пьяного придурка Рано Портека, который то ли не смог дойти до старушкиного жилища, то ли уже приложился к свежедобытым напиткам. Две бутылки дорогущего арманьяка стояли рядом с телом, отложенные на продолжение банкета. Увидев такое дело, Свен как старый солдат, знающий толк в армейском юморе, недолго думая зашвырнул обе бутылки подальше в заросли, представив себе, как Рано, проснувшись, будет мучительно вспоминать, когда и где он опорожнил свою заначку. Дальше можно было идти не таясь, насвистывая на ходу бодрый мотивчик «Солдат удачи — больше, чем солдат». Главное — чтобы этим утром больше никого не принесло к старухе раньше времени, пока не сработает хитроумный замысел Харитона, суть которого хозяин единственного на острове особняка не изложил даже непосредственному исполнителю, ссылаясь на соображения секретности. — Добрый утро, фру Боолди! — крикнул Свен, прежде чем отворить плетёную из лозы калитку. — Фру Боолди, гость приходить! Можно входить? Молчание — знак согласия… Старушка вообще немногословна, но если она занята, то роль караульного у ворот выполняет её петух — взлетает на изгородь, начинает истошно кудахтать и угрожающе размахивать крыльями. Петуха не видно, значит, можно и войти. — Добрый утро, фру Боолди. — Свен обнаружил старушку сидящей возле раскрытой настежь двери, ведущей в хижину, в плетёном кресле за плетёным столом, на котором стоял полный стеклянный кофейник и гостевая чашка — она как будто чуяла, что сегодняшнее утро не обойдётся без визитёров. — Ты кто? — поинтересовалась Мария, даже не глядя в сторону гостя. Свен был у неё уже трижды, но она, видимо, не взяла на себя труда его запомнить — и это было кстати. — Я есть Свен Самборг. — Что ж — Свен так Свен… Чего ты хочешь, Свен? — Но заметив, что гость уже открыл рот, чтобы излагать свои проблемы, она вдруг махнула рукой. — Нет, не сейчас. Позже. На мгновение Свену стало страшно. Харитон не посвятил его в подробности своего плана — он лишь пообещал, что в итоге, если всё произойдёт как надо, между ними и Тлаа не останется никаких серьёзных препятствий. Но Свен-то соображает, что главное препятствие для всех, кто стремится овладеть Чашей, — старушка Боолди, а значит, в сосуде, который поручено ей вручить, — вовсе не то… Нет, лучше не позволять себе лишних мыслей — вдруг она заглянет ему в глаза и всё поймёт. — Пей кофе, Свен. — Благодарю, фру. — Свен, почтительно склонившись над столом, наполнил свою чашку, и тут же рядом с ним возникло ещё одно плетёное кресло — точно такое же, как у Марии. Он осторожно сел на краешек кресла, ещё не вполне веря в его реальность, поставил на стол сосуд, который до этого бережно сжимал левой рукой, и так же осторожно взял чашку — тот же хуннский фарфор, тоже, видимо, подарок гере Стругача… Рыбу тоже прикармливают, прежде чем забросить сеть. Старуха, кстати, вовсе не выглядела умирающей — довольно румяное лицо, живые серые глаза, а что лицо изъедено морщинами — так попробуй доживи до таких лет, не сморщившись. Халат на ней тоже был хуннский, расшитый спящими драконами, и сама она была похожа на гадалку, которая ненавязчиво присматривалась к клиенту, прикидывая возможные размеры своего гонорара. — Фру Боолди. — Если старуха молчит, нужно самому поддерживать беседу. — Я хотель передавать вам сувенир. — Свен слегка пододвинул фарфоровый флакон к центру стола. — Хорошо, я потом посмотрю, — без энтузиазма отреагировала Мария. — Это есть бальзам из Хунну, я его сам находить в гробница императора. — Свен изобразил подобие добродушной улыбки. — Значит, ты где-то гробницу ограбил… — Это не есть ограбить! Это есть для вас, — поспешил заметить Свен. Он и в самом деле участвовал в подавлении мятежа в хуннской провинции Шао-Лю — три тысячи фунтов в неделю, не считая двух сотен за каждого убитого мятежника и права брать всё, что понравится. — Какая разница, для кого… — Мария уже потянулась к флакону, который вмещал в себя лишь несколько напёрстков драгоценной жидкости. — Говорят, это продлевает жизнь. — Да, фру Боолди. Один сволочь мне двадцать тысяч предлагать. — Я ничего не предложу, — тут же отреагировала Мария. — Я даже не знаю, нужно ли мне это. — Все хотят жить. — Я не хочу. Давно уже не хочу. Мне нужно туда, где Крис. — Мария на несколько секунд задумалась, потирая сморщенный подбородок дряблой рукой. — Но и оставлять здесь Тлаа, когда вокруг бродит столько отребья… Итак, что ты хочешь? — Я хотель стать знаменитый! — Свен неожиданно для себя самого нарушил инструкции гере Стругача. Если старуха всё-таки готова заплатить, то пусть лучше что-то достанется славному солдату, кровь которого впиталась в землю трёх континентов, чем какому-то психу из Гардарики, которому нужен мир в виде вазы. — Я хотель слава и уважение. Чтобы все читать мой книги. Вот — это… — Он извлёк из нагрудного кармана «Пьяную Марусю с пулемётом» в потрёпанном мягком переплёте и протянул её Марии. — Достойная цель. — Старушка едва заметно усмехнулась, взяла книжку, раскрыла её и положила на стол. — Если я проживу достаточно долго, я попробую тебе помочь. — Мне не надо попробовать. Мне надо сделать! — Ты не понимаешь… — Она вздохнула, с тоской глянув на собеседника. — Чтобы достичь славы, мало просто этого хотеть, надо обладать некоторыми достоинствами, надо быть кем-то. — Я есть не кем-то. — Я могу попробовать устроить славу, но только ту, которую ты заслужил. Согласен? — Gut, я есть готов! — немедленно согласился Свен, даже не пытаясь объяснить себе, с чего это он вдруг вот так запросто поверил старухе. — Я всегда, фру. — Тогда попробуем твой бальзам — и к делу. — Она легко сковырнула восковую нашлёпку на горлышке флакона и плеснула по капле снадобья в кофе себе и Свену. — Тебе тоже понадобится долгая жизнь. Свен почувствовал, как его спина покрывается холодным потом, а мелкая дрожь предательски овладевает кончиками пальцев. Кто знает, чего в самом деле налил в этот флакон проклятый колдун… Если это даже не яд, то уж точно — и не бальзам, продлевающий жизнь. Но если отказаться выпить это, то сразу же откроется обман, и тогда лучше не думать о том, чем дело кончится. Самое большее, на что у него хватило воображения, — представить себя на вертеле над раскалёнными углями. Старушка, пока жива, может всё, и лучше с ней не ссориться. Свен поднёс чашку к губам, сделал осторожный глоток, а потом, чтобы не мучиться, влил в себя остальное. Как ни странно, ничего не произошло, только старушка теперь смотрела на него с неподдельным любопытством и некоторой растерянностью, не торопясь отхлебнуть из своей чашки. Потянулись медленные секунды, даже ветер, казалось, совсем обленился, едва заметно колыхая цветы, обступившие посыпанную мелким гравием дорожку от калитки к хижине. Какое-то время Свен пытался побороть внезапно возникшее желание погрузиться в этот океан цветов, который теперь занимал всё пространство от горизонта до горизонта. Исчезла хижина, исчезла двугорбая вершина, исчезло прошлое и будущее — лишь Мария, загадочно улыбаясь, продолжала сидеть в своём кресле, и ему вдруг захотелось во всём признаться, покаяться перед этой славной, доброй и отзывчивой старушкой, сделать для неё что-нибудь хорошее. Оставалось лишь сожалеть о том, что ей ничего не надо, кроме невозможного. Он вдруг почувствовал, что его тело, ставшее совершенно невесомым, поднимается над океаном цветов. Ощущение немыслимой свободы и безграничной радости заполнило всё его существо. Под ногами была сморщенная ладонь Марии, и складки кожи казались глубокими канавами, а потом он скатился в пропасть между средним и указательным пальцами. «Marusja», — прочёл Свен огромную, серым по жёлтому, надпись, которая сначала смирно лежала в горизонтали, а потом начала вздыматься, как волна, накрывая его с головой… 3 октября, 10 ч. 45 мин., о. Сето-Мегеро. Глядя сквозь стёкла оптического прицела, Харитон вдруг обнаружил, что его сообщник куда-то исчез. Ещё мгновение назад он сидел в кресле, и вот его не стало. Как и ожидалось, Свен первым выпил эликсир, который делал людей доверчивыми и сговорчивыми. Харитон не раз пользовался им, добавляя в вино деловым партнёрам, поставщикам краденого антиквариата и просто девицам, с которыми проводил свободное от прочих занятий время. Но ничего магического в этом снадобье не было — обыкновенный йокский рецепт, напиток, в котором мочили губы жители становища во время камлания, чтобы им легче было отдавать свои душевные силы шаману, отходящему в мир духов. Помнится, старик Акай-Итур продавал это снадобье флаконами из-под одеколона по полтораста гривен. И было не очень-то понятно, почему Свена вдруг не стало, почему он не дождался приготовленной для него пули в висок… Замысел был прост и беспроигрышен: если старуха выпила «бальзамчик», можно было убрать Свена, а потом убедить её в чём угодно, хотя бы в том, что ей пора исчезнуть, а если флакон остался нетронутым, то пристрелить Самборга стоило затем, чтобы предстать перед Марией ее защитником и спасителем — верная возможность стать претендентом на наследство. Старуха всё равно когда-нибудь сдохнет! Но даже если выстрел запоздал, то вполне можно сделать вид, что была попытка прийти на помощь. Знать бы ещё, куда Свен подевался… Когда Харитон подходил к аккуратно постриженной живой изгороди, он уже и сам поверил в заранее придуманную историю, иначе нельзя — Мария ценит в людях искренность, да и Тлаа от неё уже всякого такого успел нахвататься. На полуоткрытой калитке сидел петух и угрожающе кудахтал, давая понять визитёру, что он не вовремя и в случае чего запросто получит клювом по темечку. С петухом Марии лучше было не ссориться — всякий, кто попытался бы проигнорировать мнение пернатого сторожа, мог неожиданно для себя очнуться где-нибудь на южной оконечности острова и утратить всякий шанс когда-либо получить аудиенцию при дворе нынешней повелительницы Тлаа, как, например, братья Клити, которым однажды по старой привычке вздумалось вломиться сюда с целью грабежа и вымогательства. Харитон, демонстрируя неподкупному стражу абсолютное смирение, присел на специально предусмотренную для таких случаев лавочку и начал ждать, пока старушенция освободится. ПАПКА № 3 Документ 1 «Маруся чистила пулемёт. Это было её любимое дело, если не надо было стрелять. Стрелять она тоже любила. — Дыру протрёшь, — сказал ей Бой Гробер. Он не любил, когда Маруся чистит пулемёт, он всё время хотел от неё внимания и женской ласки. Но Маруся на него и не взглянула — она сама знала, когда хватит. — Давай выпьем, — сказал Бой Гробер и достал пол-литра бренди. — Давай, — сказала Маруся, но чистить не перестала. Бой выпил из горла ровно половину, а остальное протянул Марусе. — Заливай, — сказала Маруся и открыла рот. Но в это время где-то начали стрелять. — Кажется, у нас проблемы, — сказала Маруся и отняла у Гробера бутылку. — Это у них проблемы, — ответил Бой Гробер, доставая из-под лавки мешок с гранатами. Мария выпила, закусила салом и передёрнула затвор. Пока они закусывали, негры успели всех перестрелять, кто был снаружи. Марусе сразу же пришлось открыть беглый огонь. Она стояла на пороге блиндажа и даже не думала кланяться пулям. После бренди ей всё было нипочём. Двоих негров с автоматами она срезала длинной очередью, а потом стала стрелять короткими во всё, что шевелится. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказал Бой Гробер и на всякий случай кинул две гранаты в кусты. Оттуда начали вопить, но скоро перестали. Вскоре вокруг были одни трупы. — Из наших живые остались? — спросила Маруся. — А хрен его знает, — ответил Гробер и взвалил на плечо связанного главаря партизан Чомбо-Чака, за которого давали полмиллиона синеньких. — Ну и ладно — ни с кем делиться не надо, — сказала Маруся и погладила свой пулемёт». Свен Самборг «Пьяная Маруся с пулемётом», стр. 812, Копенхальм — 2982 г.