Сатьячепалитья сказал, что я должен соединиться с Тлаа и уйти. Куда? Вероятно, куда-то за пределы этого мира. Но я не могу этого сделать, потому что едва ли смогу себе отказать в естественном стремлении пройти до конца свой земной путь и получить должное воздаяние по ту сторону жизни и смерти за все свои грехи, которые сейчас только умножаются. Единственное, что я могу сделать, вернее, не могу не сделать, это передать Тлаа то немногое, чего осталось во мне разумного и доброго. Позавчера на остров вновь высадились солдаты. Не знаю и не хочу знать, что им надо здесь, но если кто-то из них приблизится к Чаше или хотя бы к селениям тахха-урду, наверное, мне придётся снова убивать. Слава Господу, что я могу не видеть того, что порой вытворяет мой разум. Дневник профессора Криса Боолди, запись от 12 января 2955 г. от основания Ромы. Глава 6 8 октября, 13 ч. 20 мин., о. Сето-Мегеро. Компания Сирены почему-то сторонилась его, видимо, опасаясь недовольства Лиды — как только Онисим приближался к ним, замолкало банджо, стихали разговоры и смех. На вопросы отвечали путано, невнятно и при первой возможности старались откочевать куда-нибудь подальше. Даже Рано Портек, скорее всего, считая, что однажды по пьяни сболтнул ему лишнего, старательно отмалчивался. Только Лана Кордо изредка бросала на него оценивающие взгляды и то предпочитала делать это издалека. Впрочем, и Лида уделяла ему ненамного больше внимания, чем все прочие островитяне — она целыми днями лежала на своём пледе, уткнувшись в томик Конде ле Бра, отвлекаясь лишь на то, чтобы перекусить, или перекурить, или вздремнуть, или искупаться. Борьба за свободу Галлии, понимаешь… На третий день Онисим сам предложил ей содействие в осуществлении какого-нибудь нового мелкого хулиганства на ромейской территории, лишь бы она представила его загадочной Марии, но Лида резко ответила, что, во-первых, не хочет больше позориться перед Милой Галлией, а во-вторых, вообще ничего не хочет. Когда он сам предпринял попытку подняться к хижине, через полверсты обнаружился Рано, лежащий поперёк тропы рядом с двумя ящиками бренди, один из которых был наполовину пуст. Теперь он был достаточно пьян, чтобы поговорить, и искренне посоветовал не лезть на рожон, а подождать, пока Лидуня не перебесится — с ней такое часто бывает, а потом проходит. Вспоминались «золотые» денёчки в Пантике — теперешнее времяпрепровождение мало чем отличалось от тогдашнего. Оставалось только развлекать себя долгими прогулками вдоль берега и созерцанием эверийской военно-морской мощи на горизонте сквозь мощный бинокль, который безропотно отдал ему Зуко Дюппа, скверный игрок на банджо. Не отрывая глаз от окуляров, Онисим проводил взглядом авианосец, уходящий за мыс, и в поле зрения попал кусок берега, по которому бежала Тана Кордо, размахивая руками и крича что-то издалека. — Лида! Лида, тебе там посылка. — Чувствовалось, что ей не терпелось сообщить об этой новости. — Тана, не сходи с ума! Какая посылка? — А вон там за мысом контейнер стоит, к берегу его прибило. А на нём написано — Лиде Страто от Милой Галлии. — Онисьим. — Лида отвернулась от своей собеседницы и от ветра, чтобы прикурить. — Может, сходишь — посмотришь? Странно это всё. Тана, проводишь? — Ну нет, — заявила Тана, как бы невзначай взяв Онисима под руку, и слегка сдавила кончиками пальцев его бицепс. — Парень он симпатичный, но я себе не враг. — Она, изобразив на лице жизнерадостную улыбку, побежала навстречу прибою и вскоре уже плескалась в сотне аршин от берега. — Тогда сходи один, — предложила Лида, подтолкнув Онисима в спину. — Правда, сходи посмотри. Мне что-то не сильно туда хочется. Не успел он отойти на несколько шагов, как из-за мыса донёсся раскатистый грохот взрыва. Он оглянулся на Лиду, которая как ни в чём не бывало продолжала лежать на своём пледе, и двинулся дальше, на мгновение пожалев, что оставил пулемёт на месте недавней хулиганской выходки — нигде и никогда ничто не взрывается просто так. Метров через пятьсот показался лежащий на берегу развороченный пластиковый контейнер, но ещё раньше на песке обнаружились разбросанные повсюду ошмётки готовых мясных завтраков и вакуумных упаковок от них, пачки сигарет «Король Хильперик», небольшие пластиковые бутылки с минеральной водой, прожжённые футболки и зажигалки с портретом Ромена Кариса, расплавленные плитки шоколада «Золото Галлии», разбитые банки с остатками апельсинового джема, книги, часть из которых догорала на ветру. Аршинах в двадцати от контейнера стоял странный тип в тоге и в старинной альбийской каске и кричал во весь голос по-ромейски: — Анжел! Что ты наделал, Анжел! Теперь, значит, и мне подыхать из-за тебя. Не хочу! Анжел! Тело Анжела лежало тут же, заваленное кучей всякого хлама, который вывалился из контейнера. Только рука валялась отдельно, да и тога покойного была красна от крови. Врач ему уже явно не требовался… — Оньисим! Эй, Оньисим! — Лида возникла в пределах видимости, когда тело Анжела уже покоилось под высоким песчаным бугорком, обложенным булыжниками, и Адриан, не переставая причитать, возлагал на могилу каску своего брата. — Я… — Она вдруг остановилась, заметив завершение погребальной процессии. — Сколько раз я ему говорил: Анжел, надо уважать права собственников; Анжел, не трогай цирюльников; Анжел, не ссорься с таможней; Анжел, будь вежлив с дамами; Анжел, не стреляй в кассиров, они и так всё отдадут. Нет, ему всегда было плевать на голос разума, и вот — допрыгался. А ты кто? — Адриан вдруг с подозрением посмотрел на Онисима, который всё это время помогал ему с похоронами. — Ты, часом, не священник? — Нет, я солдат. — Отвечать подробнее не хотелось, да и, похоже, было незачем. — Жаль, а то бы хоть пару молитв прочитал. Знаешь, — он перешёл на шёпот, — что если здесь, на этом острове, над умершим прочитать молитву, то он и ожить может, очень даже запросто. Вот Лида однажды… О! — Он тоже заметил её приближение. — Слушай, солдат, ты откопай его обратно, а я пока Лиду попрошу… Она хоть и смотрит на меня волчонком, а если что, то завсегда… Адриан отбросил лопату и, путаясь в тоге, помчался навстречу Лиде. — Если воскреснет, сам откопается! — бросил ему вслед Онисим, но Адриан его уже не слышал — он стоял перед Лидой на коленях, что-то с жаром говорил и размазывал по лицу свежие слёзы. Но она, послушав его пламенную речь лишь несколько секунд, двинулась дальше, а убитый горем родственник покойного поплёлся за ней на четвереньках, продолжая издавать ноющие звуки. — Это Адриан или Анжел? — поинтересовалась Тана, показывая большим пальцем себе за спину. — Я их всё время путаю. — Теперь путать будет не с кем, — заметил Онисим. — Анжел там. — Он указал на бугорок. — Да… Не повезло, — сочувственно сказала Лида и тут же начала брезгливо рассматривать остатки материальных благ, которыми ещё недавно был заполнен контейнер. Характерного запаха, которым обычно подолгу тащит от места взрыва, здесь не было. Значит, взрывчатка здесь ни при чём. Здесь что-то другое. Тлаа разбушевался. Тлаа не может допустить, чтобы какой-то долговязый ромей копался в чужом имуществе. Выходит, Хозяину Чаши ничего не стоит просто перебить всех, кого занесло на этот остров. Может быть, если дать ему волю, он так и сделает? Но как старушка, божий одуванчик, держит в узде такое чудище? — Смотри. — Лида выдернула из песка запаянный конверт из прозрачного пластика, на котором было выбито золотым тиснением «Лиде Страто от Милой Галлии», сверху — ромейскими буквами, а чуть ниже, вероятно, то же самое, только галльскими рунами. — Смотри — это и правда мне посылочка. Была… Наверное, те, кто её прислал, хотели меня убить. Проклятые ромеи. От них только подлости можно ждать, больше ничего. Значит, получается, что этот кретин меня спас. Ладно, попробую быть благодарной. А знаешь, сколько они с братцем склянчили у меня еды, сигарет и всякого разного… — Жизнь-то дороже! — взвыл Клити-старший. — Он тебя, можно сказать, грудью прикрыл, а ты… Ну хоть попробуй. Может, поможет… — Чего он хочет? — на всякий случай спросил Онисим. — Мёртвого поднять? — Хочет, — невпопад ответила Лида, распечатывая конверт. — Потом почитаешь, сучка! — не сдержался Адриан. — Ты мне брата верни! Прости, Лида. Прости меня, придурка. Прости идиота. Я не хотел. Сорвалось. — Казалось, он то ли вот-вот начнёт зарываться в песок, то ли постарается скрыться от греха подальше. Испуг его был явно неподдельным. — Хочешь, я твоей шестёркой буду, только сделай. — Помолчи, — холодно сказала Лида, и Адриан сразу же умолк, продолжая смотреть на неё с собачьей преданностью. — А за «сучку» ответишь. — Отвечу! Хочешь, сам пойду и утоплюсь. Только Анжела верни. Он хоть и дурень набитый, а брат всё-таки. — Помолчи! — На сей раз голос её прозвучал суровей, и казалось, будто он донёсся откуда-то издалека. Лида медленно опустилась на песок рядом с могилой, что-то бормоча себе под нос, глаза её закрылись, а сама она, казалось, окаменела. Несколько минут прошло в полном молчании, прежде чем её кулачок разжался, и на дне сложенной лодочкой ладони обнаружился крохотный клочок голубоватого тумана, который, казалось, светился даже под солнцем, подбирающимся к зениту. Она поднесла к губам эту частичку Тлаа, что-то еле слышно шепча. — Эй, солдат, давай-ка отойдём. — Клити-старший уже отполз шагов на десять и продолжал пятиться, по-прежнему не рискуя стать на ноги. — Отойди, а то и тебе достанется. Она дуреет, когда такая… Но клочок голубого тумана растаял у неё на ладони, а Лида открыла глаза. — Ну, где? — потребовал своего Адриан, не рискнув, впрочем, приблизиться. — Нету, — просто ответила Лида и поднялась, опёршись на ладонь Онисима. — Всё. Умер твой брат. Бесы в Пекло утащили. Далеко. Я туда за ним не потащусь. Гнусно там и противно, и толку никакого не будет. Всё. Умер — так умер. Все там будем. Адриан вскочил, несколько секунд бешено вращал зрачками, а потом плюнул себе под ноги, развернулся и пошёл, не оглядываясь. Отойдя на сотню шагов, он бросил в воду свою винтовку и зашвырнул ей вслед старинную каску, за которую любой коллекционер отвалил бы пару тысяч сестерций, считай, месячное жалованье карабинера… — Ты что, правда можешь мёртвого поднять? — поинтересовался Онисим, стараясь не выдать внезапного волнения. — А как же Карис? Что ж ты за ним не сходишь? — Ромен, наверное, в Кущах, среди ангелов, — немедленно ответила она. — Ему там хорошо, и я не хочу ему мешать. Понимаешь? Не хочу… — Этот разговор был для неё слишком болезненным, и она сменила тему: — А вот Рано никому оказался не нужен. Он, когда умер, так и остался болтаться поблизости. Выпустили. Даже документов не спросили… Сама не пойму, как получилось. — А меня туда проводишь? — Куда? — Туда, откуда видно дорогу в Пекло. — Ты псих, да? — Да, — соврал Онисим. — Дурак ты, а не псих, — поставила диагноз Лида и пошла к своему пледу, на ходу распечатывая письмо от Милой Галлии. Восход Рыжей Луны, замок Самаэля. — Как прикажете доложить? — Канцелярский Крыс обмакнул перо в чернильницу, чтобы вписать в бесконечный свиток из тонко выделанной человеческой кожи полное имя посетителя, цель визита и причину отказа в аудиенции. — Потом доложишь. — Ипат ухватил Крыса за ухо и зашвырнул его подальше — за горы, над вершинами которых полыхало багровое зарево. Наперерез ему бросилась чёртова дюжина сторожевых ифритов с ятаганами, но он аккуратно искромсал их по очереди «Блистающим в сумерках» и, пока обрубки не срослись, прошёл в распахнутые ворота. Пара серых бесов, вооружённых гранатомётами, попытались открыть огонь на поражение, но цель, исчезнув из виду на несколько мгновений, возникла в двух шагах от них, и меч сделал ещё два коротких росчерка в густом, полном приторных ароматов воздухе. Более никто не смел преградить ему путь, только у самого входа в тронный зал из-под ног с истошным мявом выскочил чёрный кот, вероятно, соглядатай кого-то из прочих Равных, тайно пробравшийся в замок. — Ну и что? — Несравненный с лёгким любопытством посмотрел на нежданного посетителя. — Кто бы ты ни был, ты не можешь не знать, что это бесполезно. — Что бесполезно? — не понял Ипат. — Ты — либо герой, либо психопат, что, впрочем, одно и то же, — небрежно сказал Самаэль. — Но если уж ты сюда попал, ты не можешь не знать, что в царстве мёртвых невозможно кого-либо убить, а меня — в особенности. — Я здесь не затем, чтобы драться. — Ну, это — само собой. — Самаэль усмехнулся почти доброжелательно. — Со мной в схватке может сравниться только Сам Знаешь Кто. Но сейчас это не в Его интересах. Он хоть и Враг, но меру знает лучше, чем кто-либо другой во всём том милом непотребстве, которое называется миром. — Не стоит упоминать всуе Господа. — А ты шутник. — Самаэль уселся поудобнее, предвидя, что разговор может оказаться долгим. — Но я тоже шутить люблю, только вот другим от моих шуток обычно бывает невесело. Им невесело, а они всё равно смеются — знают, что со мной шутки плохи. — Ты готов выслушать меня? — поинтересовался Ипат, вытирая меч о портьеру из чёрного бархата. — Крыс! — позвал Самаэль, и старший делопроизводитель личной канцелярии Их Непотребства, за несколько условных дней сделавший головокружительную карьеру, пробив окно с витражом, влетел в помещение и распластался на полу. — Я… Это… Разрешите доложить! — Крыс вытянулся по стойке смирно, и даже его маленькие закруглённые ушки встали торчком. — Кто такой? — Несравненный кивнул на Ипата. Крыс тут же выхватил откуда-то свой ящик картотеки, наугад сунул палец между карточками и отчётливо прочитал: