И такое интригующее, красивое лицо. Его нос выглядит так, будто он был сломан в какой — то момент, возможно, в драке или спортивной травме, и так и не успел зажить до конца. Его волосы — рыжие — короткие и немного взъерошенные, больше похоже на то, что я работаю с шести утра, чем на искусную укладку. Я смотрю, как он чешет свою большую шею, затем скрещивает свои широкие бицепсы на широкой груди. Он смотрит на меня терпеливым, ожидающим взглядом, словно готов ответить на все мои вопросы. Физически он полная противоположность мне. Мои мелкие кости и загорелый цвет лица. Мои волосы, глаза, иногда даже моя душа — темные, как черная дыра. И вот он, марсианский красный и океанский голубой. — Что тебе принести? — спрашивает голос. Я поворачиваюсь и вижу Мальчика — Судоку, стоящего прямо возле нашего столика. Точно. Кофейня. Где люди употребляют напитки. — Холодный чай, пожалуйста. Он уходит, не сказав ни слова, а я снова смотрю на Йена. У меня руки чешутся написать Маре: Твой кузен выглядит как слегка подтянутая версия принца Гарри. Может, вам стоило поддерживать связь? — Итак. — Я скрещиваю руки и опираюсь локтями на стол. — Что у нее есть на тебя? Он наклоняет голову. — Неё? — Великая тетя Дельфина. — Он дважды моргает. Я улыбаюсь и продолжаю: — Я имею в виду, сегодня четверг. Ты в Калифорнии на несколько дней. Я уверена, что у тебя есть дела поважнее, чем встречаться с другом твоей давно потерянной кузины. Его глаза расширяются на долю секунды. Затем его выражение снова становится нейтральным. — Все в порядке. — Это неловкая детская фотография? Он качает головой. — Я не против помочь. — Понятно. Тогда детское видео? Он молчит мгновение, прежде чем сказать: — Как я уже сказал, это не проблема. — Похоже, он не привык, чтобы люди его толкали, что неудивительно. В нем есть что — то неуловимо отстраненное. Смутно отдаленное и пугающее. Как будто он не совсем досягаем. Так и хочется подойти поближе и потыкать. — Детское видео, где ты… бегаешь в детском бассейне? Ковыряешься в носу? Копаешься в подгузнике? — Я… Мальчик — Судоку приносит мой холодный чай в пластиковом стаканчике. Глаза Йена следят за ним несколько секунд, затем возвращаются к моим с интересной смесью стоической покорности. — Это было скорее видео для малышей, — говорит он осторожно, как будто удивляет даже самого себя. — Ах. — Я усмехаюсь в свой чай. Он одновременно слишком сладкий и слишком кислый. С тонким послевкусием гадости. — Рассказывай. — Ты не хочешь знать. — О, я уверена, что хочу. — Это плохо. — Ты действительно продаешь его мне. Левый уголок его рта изгибается вверх, небольшой намек на забаву, которая еще не до конца проявилась. У меня возникает странная шальная мысль: Наверняка его улыбка однобокая. И красивая. — Видео было снято в магазине Lowe's. С новой видеокамерой моего старшего брата, где — то в конце 90–х, — говорит он мне. — В магазине Lowe's? Значит, не все так плохо. Он вздыхает, бесстрастный. — Мне было около трех или четырех лет. И у них была одна из тех выставок для ванных комнат. С моделями раковин, душевых кабин и трюмо. И туалеты, естественно. Я поджимаю губы. Это будет забавно. — Естественно. — Я не помню, что произошло, но, видимо, мне нужно было в туалет. И когда я увидел витрину, я был… вдохновлен. — Не может быть. — В свою защиту скажу, что я был очень молод. Он чешет нос, а я смеюсь. — Боже мой. — И понятия не имел о канализационных системах. — Точно. Конечно. Честная ошибка. — Я не могу перестать смеяться. — Как двоюродная бабушка Дельфина получила копию видео? — Официально: неясно. Но я уверен, что мой брат записал диски. Разослал их на местные телеканалы и все такое. — Он делает неопределенный жест, и его предплечье усыпано веснушками и бледно — рыжими волосами. Я хочу схватить его запястье, держать перед глазами, изучать его в свое удовольствие. След, запах, прикосновение. — Я не проводил праздники с семьей Флойдов уже двадцать лет, но мне говорили, что видео — источник отличного развлечения для всех возрастных групп на День благодарения. — Готова поспорить, что это пиес — де — резистанс. Держу пари, они нажимают на кнопку 'play' сразу после того, как появляется турдакен. — Да. Ты бы, наверное, выиграла. — Он выглядит спокойно смирившимся. Крупный мужчина с выражением усталости, но стойкости. В совершенно очаровательной манере. — Но как можно шантажировать кого — то этим? Насколько хуже это может стать? Он снова вздыхает. Его широкие плечи поднимаются, затем опускаются. — Когда моя тетя позвонила, она вкратце упомянула, что выложила это на Facebook. Отметив официальную страницу НАСА. Я задыхаюсь. Я не должна смеяться. Это ужасно. Но. — Ты серьезно? — Это не здоровая семья. — Ни хрена себе. Он пожимает плечами, как будто его это уже не волнует. — По крайней мере, они пока не пытаются вымогать у меня деньги. — Точно. — Я торжественно киваю и собираю свои черты в то, что, надеюсь, похоже на сострадательное, уважительное выражение. — Задание, о котором я говорила, относится к моему курсу по водным ресурсам, так что это удивительно в тему. И мне искренне жаль, что тебе пришлось встретиться с другом твоей маленькой кузины, потому что ты публично помочился в магазине Lowe's, едва научившись говорить. Глаза Йена остановились на мне, как бы оценивая меня. Я думала, что с того момента, как я села, я полностью завладела его вниманием, но я понимаю, что ошибалась. Впервые он смотрит на меня так, как будто ему интересно меня увидеть. Он изучает меня, оценивает, и мое первое впечатление о нем — отстраненном, отстраненном — мгновенно испаряется. Есть что — то почти осязаемое в его присутствии: теплое, покалывающее чувство, поднимающееся вверх по моему позвоночнику. — Я не возражаю, — снова говорит он. Я улыбаюсь, потому что знаю, что на этот раз он говорит серьезно. — Хорошо. — Я отодвигаю свой чай в сторону. — Итак, что бы ты сейчас делал, если бы трехлетний ребенок знал о канализации? На этот раз его улыбка немного более определенная. Я завоевываю его, и это хорошо, очень хорошо, потому что мне быстро нравится контраст между его ресницами (рыжими!) и глубоко посаженными глазами (голубыми!). — Я бы, наверное, проводил кучу тестов. — В Лаборатории реактивного движения? Он кивает. — Тесты на…? — Ровер. — О. — Мое сердце пропускает три удара. — Для исследования космоса? — Марс. Я наклоняюсь ближе, даже не пытаясь изобразить, что мне это неинтересно. — Это твой текущий проект? — Один из них, да. — И для чего проводятся тесты? — В основном на ориентацию, выяснение местоположения корабля в трехмерном пространстве. Наведение тоже. — Ты работаешь на гироскопе? — Да. Моя команда совершенствует гироскоп, чтобы, когда ровер окажется на Марсе, он знал, где он находится, на что смотрит. Он также информирует другие системы о своих координатах и перемещениях. Мое сердце сейчас полностью забилось. Это звучит… вау. Почти порнографически. Точно мой джем. — И ты делаешь это в Хьюстоне? В Космическом центре? — Обычно. Но я приезжаю сюда, когда возникают проблемы. У меня были проблемы с изображениями, и обновление ленты задерживается, хотя не должно, и… — Он качает головой, как будто поймав себя на полуслове, которое снова и снова проигрывается в его голове. Но я наконец — то знаю, чем бы он предпочел заниматься. И я точно не могу его винить. — Они прислали сюда всю команду? — спрашиваю я. Он наклоняет голову, как будто не понимает, к чему я клоню. — Только меня. — Значит, руководителя твоей команды нет рядом. — Моего руководителя? — Да. А твой босс рядом? Он молчит секунду. Две. Три. Четыре? Что за… А. — Ты — руководитель команды, — говорю я. Он кивает один раз. Немного скованно. Почти извиняющийся. — Сколько тебе лет? — спрашиваю я. — Двадцать пять. — Пауза. — В следующем месяце.