Беверли уже забыла, когда в последний раз ее дочери-подростки говорили с ней так серьезно, с уважением. Ее захлестнула туманящая голову волна облегчения. Ей захотелось обнять Брианну. Люблю тебя! Любовь распространяется даже на проказниц. На них в первую очередь, потому что если кто и прижмет их к сердцу, то только родная мать. Вскоре мобильник Беверли снова зазвонил, и она вышла из отделения интенсивной терапии, чтобы поговорить в коридоре. Снова Брианна. Озабоченным голосом спрашивает: – Нам проведать дедушку? – Наверно, милая. Но не сейчас. – У него инфаркт, да? – Нет. Инсульт. – Инсульт. – Голос опять тоненький, испуганный. – Ты знаешь, что такое инсульт? – Д-да. Не совсем… – Дедушке сделали операцию на мозге. Он пока без сознания. – А насколько это серьезно? – Насколько серьезно? Мы не знаем, милая. Мы ждем вердикта врачей. Очень серьезно. Кровоизлияние в мозг. Не очень серьезно. Дедушка «приходит в себя». – А бабушка Джесс в порядке? – Бабушка Джесс в порядке. Беверли заговорила утешающим материнским голосом: – Ты же знаешь дедушку, он никогда не жалуется на здоровье. И уж точно не захочет, чтобы его держали прикованным к дурацкой больничной койке. Он предпочтет поскорее вернуться домой. Она это выпалила на одном дыхании. И приготовилась услышать ответ: Мама, ну что ты несешь пургу? По-твоему, я ребенок, которому можно вешать на уши всякую лапшу? Но вместо этого Брианна смело выпалила: – Скажи дедушке, что мы его любим. Пусть поскорее поправляется и приезжает домой. Беверли как будто увидела поблескивающие слезы в глазах девочки. Все-таки я мать! Прошло семь часов и сорок минут, прежде чем Беверли вернулась домой к своему тверезому, судя по лицу, мужу и дочкам-подросткам, которые дожидались ее за полночь. Уайти после операции поместили в отделение интенсивной терапии, живого, но (все еще) в бессознательном состоянии. Прогноз «умеренно оптимистичный», состояние «критическое, но стабилизировалось». Как он выглядит? На себя не похож. То есть узнать его, конечно, можно. Но Уайти себя (вероятно) не узнал бы. Весь в синяках, изрядно потрепанный. На лице и на шее как будто ожоги. Он (по свидетельству полицейских) врезался на «тойоте-хайлендер» в отбойник, и подушка безопасности оставила следы ожогов. Жив. Папа жив! Мы его так любим. Сначала Беверли и компания, все пятеро детей, проводили мать до дому – семья должна быть вместе. Она уже падала от усталости, но при этом мозг оставался ясным, ярко освещенным, словно его промыли, превратив в инструмент устрашающей определенности. Она отчаянно нуждалась в отце. Они все, но она особенно. Без Уайти, этого надежного якоря, во что превратится ее жизнь? Он был якорем, на котором стоял и ее брак. Стив нахваливал и побаивался своего тестя. Без Уайти, без поддержки и одобрения обоих родителей семья Беверли, включая любимых детей, казалась ей (страшно подумать) недостойной. Ой, что она несет! Это все от усталости и страха. Она снова умоляла Бога: Сохрани жизнь отцу. Ну пожалуйста! На следующее утро, в 6:30, второпях покидая дом, Беверли заметила валяющуюся рядом с гаражом записку. О боже, от Вирджила. Видимо, прикрепил к двери, а ее отнесло ветром. ПАПА В ГОРОДСКОЙ БОЛЬНИЦЕ КАЖЕТСЯ, ЭТО УДАР ПОЧЕМУ ТЫ ОТ МЕНЯ ПРЯЧЕШЬСЯ, БЕВЕРЛИ? С ОТЧАЯНИЕМ И НАДЕЖДОЙ ТВОЙ БРАТ ВИРДЖИЛ Еще живой Эй! Я вам все объясню. Но как Уайти объяснит? Горло горит. Голос пропал. Ничего не видит. Глаза как будто забиты золой. А дыхание? Он вообще дышит? Кто-то дышит за него. Похоже на насильственное кормление. Такие звуки, словно в легкие загоняют воздух жуткие кузнечные мехи. Что-то произошло… …удар молнии. Смутно помнит, как его автомобиль, дергаясь и подпрыгивая, съезжает с хайвея на обочину. Выбоины из тех, которые осознаёшь, когда уже проколота шина, только ты этого пока не видишь, воздух с шипением медленно выходит, и через какое-то время (довольно скоро) тебе придется менять (недешевую) покрышку. Старается припомнить, что заставило его остановиться. Съехал с хайвея на большой скорости. А что было дальше? От напряжения покалывает в мозгу. (Но почему что-то непременно должно было произойти? Может, он теперь… такой?) (Он всегда любил порассуждать «от противного», если была такая возможность. Еще подростком. В школе учителя, глядя на Джонни Маккларена, с улыбкой покачивали головами. Уайти на протяжении всей жизни выслушивал комплименты: ты прям как адвокат. Хотя он не был таковым.) Последнее воспоминание: лицо на расстоянии, словно увиденное в перевернутый телескоп. Смуглое лицо. Темная кожа. Незнакомец. Как показалось. (Или даже не один?.. лица.) Способность узнавать лица дана нам с младенчества. Он об этом читал. При виде знакомого лица наши нейроны «выстреливают». Ведь от этого может зависеть наша жизнь. Да, точно зависит. А в конце – тоже?