— Не знаю. Но я ее не жалел. Не делал комплиментов. Не оправдывал. — Понятно. — А теперь… исчезните, пожалуйста. Это моя работа. — Хорошо. Извини, что погнал тебя в поле. Удачи, Антон. На моей памяти шеф не извинялся ни перед кем и никогда. Но мне некогда было удивляться, наконец-то подошел лифт. Я нажал кнопку последнего этажа и машинально взял болтающиеся на шнуре пуговки наушников. Странно, но они играли. Когда я включил плеер? И что мне выкинет случай? Все решится потом, для одних он никто, Для меня — господин, Я стою в темноте, для одних я как тень, Для других — невидим. Обожаю «Пикник». Интересно, а Шклярского проверяли на принадлежность к Иным? Стоило бы… А может, и не надо. Лучше пусть поет. Я танцую не в такт, я все сделал не так, Не жалея о том. Я сегодня похож на несбывшийся дождь, Не расцветший цветок. Я, я, я — я невидим. Я, я, я — я невидим. Наши лица как дым, наши лица как дым, И никто не узнает, как мы победим… Можно считать последнюю фразу добрым предзнаменованием? Лифт остановился. Выскочив на площадку последнего этажа, я посмотрел на люк в потолке. Замок был сорван, именно сорван — дужка расплющена и растянута. Вампирше это ни к чему, она на крышу скорее всего прилетела. Мальчишка поднялся по балконам. Значит, Тигренок или Медведь. Скорее всего Медведь, Тигренок выбила бы люк. Я стащил куртку, кинул на пол вместе с бормочущим плеером. Потрогал пистолет за спиной — тот держался крепко. Значит, технические средства — ерунда? Посмотрим, Ольга, посмотрим. Свою тень я отбросил вверх, спроецировал на воздух. Подтянулся и рывком скользнул в нее. Войдя в сумрак, я полез по лесенке. Синий мох, густо облепивший железные прутья, пружинил под пальцами и пытался отползти. — Антон! Я выскочил на крышу и даже пригнулся немного: такой здесь был ветер. Безумный, шквальный, ледяной. То ли отголосок ветра из человечьего мира, то ли причуда сумрака. Пока меня прикрывала от него бетонная коробка лифтовой шахты, выдающаяся над крышей, но стоило сделать шаг, и пробрало до костей. — Антон, мы здесь! Тигренок стояла метрах в десяти. Я посмотрел на нее и на миг позавидовал: уж она-то холода точно не чувствовала. Откуда оборотни и маги берут массу для трансформации тела, я не знал. Вроде бы не из сумрака, но и не из человеческого мира. В человеческом облике девушка весила килограммов пятьдесят, может быть, чуть больше. В молодой тигрице, стоящей в боевой стойке на обледенелой крыше, было центнера полтора. Аура ее пылала оранжевым, по шерсти стекали медленные, неторопливые искорки. Хвост размеренно стегал налево-направо, правая передняя лапа размеренно царапала битум. В этом месте крыша была продрана до бетона… кого-то по весне зальет… — Подходи ближе, Антон, — рявкнула тигрица, не оборачиваясь. — Вон она! Медведь держался к вампирше ближе, чем Тигренок. Выглядел он еще более грозно. В этот раз для трансформации он выбрал облик белого медведя, причем в отличие от реальных обитателей Арктики был снежно-белым, как на картинках в детских книгах. Нет, наверное, он все-таки маг, а не перевоспитавшийся оборотень. Оборотни скованы одним, максимум двумя обликами, а я видел Медведя и в образе косолапого бурого медведя, это когда мы устраивали карнавал для американской делегации Дозора, и в обличье гризли — это на показательных занятиях по перевоплощению. Вампирша стояла у самого края крыши. Она сдала, ощутимо сдала с нашей первой встречи. Лицо еще больше заострилось, щеки впали. На начальном этапе перестройки организма вампирам почти непрерывно нужна свежая кровь. Но обманываться внешностью не стоило: ее истощение лишь внешнее, причиняет ей муки, но сил не лишает. Ожог на лице почти прошел, след от него едва угадывался. — Ты! — Голос вампирши был торжествующим. Удивительно торжествующим — будто не на переговоры меня позвала, а на заклание. — Я. Егор стоял перед вампиршей, она заслонялась им от оперативников. Мальчик был в сумраке, порожденном упырихой, и потому сознания не терял. Стоял молча, не двигаясь, смотрел то на меня, то на Тигренка. Очевидно, полагался на нас больше всего. Одной рукой вампирша охватила мальчишку поперек груди, прижимая к себе, другую — с выпущенными когтями, держала у его горла. Оценить ситуацию было нетрудно. Пат. Причем взаимный. Попытайся Тигренок или Медведь напасть на упыриху — та одним взмахом руки снесет мальчику голову. А это не лечится… даже с нашими возможностями. С другой стороны, стоит ей убить пацана — ничто нас сдерживать не будет. Нельзя загонять врага в угол. Особенно если идешь убивать. — Ты хотела, чтобы я пришел. Я пришел. — Я поднял руки, демонстрируя, что в них ничего нет. Пошел вперед. Когда оказался между Тигренком и Медведем, вампирша оскалила клыки: — Стой! — У меня нет ни осины, ни боевых амулетов. Я не маг. И ничего не смогу тебе сделать. — Амулет! На твоей шее амулет! Вот оно что… — Он не имеет к тебе никакого отношения. Это защита от того, кто неизмеримо выше тебя. — Сними! Ой как нехорошо… как плохо… Я подцепил цепочку, сорвал амулет и бросил под ноги. Теперь, при желании, Завулон может попытаться воздействовать на меня. — Снял. Теперь говори. Чего ты хочешь? Вампирша крутанула головой — ее шея легко сделала оборот на триста шестьдесят градусов. Ого! Я про такое даже не слышал… и наши боевики, вероятно, тоже: Тигренок зарычала. — Кто-то крадется! — Голос у вампирши оставался человеческим — визгливый истеричный голос молодой глупой девчонки, случайно обретшей силу и власть. — Кто? Кто? Левую руку, где она отрастила когти, она вдавила в шею мальчишки. Я вздрогнул, представив, что будет, если выступит хоть капелька крови. Упыриха же потеряет контроль над собой! Другой рукой, нелепым обвиняющим жестом, заставляющим вспомнить Ленина на броневике, вампирша указала на край крыши. — Пусть он выйдет! Я вздохнул и позвал: — Илья, выходи… В обрез крыши вцепились пальцы. Через миг Илья перемахнул низенькое ограждение, встал рядом с Тигренком. Где он там прятался? На козырьке балкона? Или висел, вцепившись в плети синего мха? — Я знала! — торжествующе сказала вампирша. — Обман! Семена она, похоже, не чувствовала. Может быть, наш флегматичный друг лет сто занимался ниндзютсу? — Не тебе говорить об обмане. — Мне! — На миг в глазах вампирши мелькнуло что-то человеческое. — Я умею обманывать! Вы — нет! Хорошо. Хорошо, ты умеешь, а мы — нет. Верь и надейся. Если ты считаешь, что понятие «ложь во спасение» годится лишь для проповедей, — верь. Если ты думаешь, что «добро должно быть с кулаками» лишь в старых стихах осмеянного поэта, — надейся. — Чего ты хочешь? — спросил я. Она замолчала на миг, будто и не задумывалась раньше об этом: — Жить! — С этим опоздала. Ты уже мертва. Вампирша вновь оскалилась: