И Строганов, не замечая моего недовольства, лихорадочно заметался по комнате. Он заинтересовался фотографиями, стоявшими на тумбочке около дивана, затем исследовал содержимое самой тумбочки. Он открывал все дверцы подряд, выдвигал ящики, потом бухнулся на коленки и заглянул под диван. Прислушиваясь, не идет ли хозяйка, и наблюдая за суетившимся Арсением, я разглядывал комнату. Полированная стенка и старый сервант были родом из семидесятых годов прошлого века, а кресло-качалка и диван – совсем новые, из ИКЕА. Диван был покрыт мягким покрывалом, а на спинке восседал большой плюшевый медведь. Стены были украшены акварельными пейзажиками в недорогих рамках. На серванте в стеклянной вазе красовался большой букет из засушенных роз… В целом довольно уютно. Услышав быстрые шаги по коридору, я кашлянул. Арсений тут же занял мое место в кресле. – Извините меня. – Люба вошла и села на табуретку, не поднимая покрасневших глаз. – Это вы нас извините, – начал было я, но бесчувственный Строганов меня перебил: – Вот доктор вас жалеет, и толку? – Раскачавшись, он выпрыгнул из кресла. – А я знаю, что вы не виноваты в смерти своего друга! И собираюсь доказать, что ни вы, ни доктор, ни его сестры и братья… ну, медсестры и медбратья… непричастны к этому преступлению. Чего вы на меня таращитесь? – Он исподлобья посмотрел вначале на меня, а потом чуть дольше на Любу. – Смерть Яблочкова – это спланированное убийство, и мы все заинтересованы в его раскрытии. Я понимаю, что вы типа… – он задумался, подбирая слово, – расстроены, что ли. Но! Чтобы снять со всех вас подозрения, чтобы найти преступника, чтобы восстановить, черт возьми, высшую справедливость… – Он распрямился и вытянул руку вперед, как Ленин у Финляндского вокзала. – Вы должны, – он в очередной раз ткнул указательным пальцем в сторону ошеломленной девушки, – ответить на все мои вопросы! Поэтому давайте быстро приходите в себя, поешьте там, чаю попейте. И включите, наконец, музыку… Нет, лучше я сам. – Чувство справедливости, жажда справедливости и хороший аппетит – его отличительные черты. Достоевский был бы счастлив, – пробормотал я в ответ на его пламенную речь. Люба перестала плакать и смотрела то на меня – вопросительно, то на Строганова – ошарашенно. Я улыбнулся ей как можно душевнее. А Арсений раскрыл коробку с пиццей. По комнате поплыл дивный аромат итальянской еды. Глава 6 Играло радио, причем станцию выбрал Арсений: Джон Бон Джови пел про свою жизнь. Из приоткрытого Строгановым окна доносился шум улицы. Люба, несмотря на подавленное настроение, быстро и ловко накрыла на стол, извинившись, что чай только в пакетиках, а к чаю ничего нет. – Да у вас вообще еды нет, – заметил Арсений, поедая принесенную пиццу и запивая колой. – Я последнее время ем только на работе, и то через силу, – тихо сказала девушка. – Вижу, – откликнулся Арсений. – Похудели килограмма на три или больше. Вам не идет. А сегодня вы почему не на работе? – Я сегодня с шестнадцати, – пояснила она. – Я еще на выходные дополнительные смены взяла, лишь бы не быть дома одной. – Понятно, – хмыкнул Арсений. – Вы, когда в реанимацию приходили, говорили, что типа коллеги с Яблочковым, да? Значит, работали вместе? Люба с печальным видом кивнула. А Арсений вдруг спросил: – В МКБ работали? Кстати, это что? Московский криминальный банк? Международное конструкторское бюро? – И, видя мой изумленный взгляд, коротко пояснил: – Календарь! Я тут же повернул голову и пригляделся к висящему на стене офисному календарю с ярким изображением: на фоне двойных спиралей ДНК красовалась надпись: «МКБ: Мы Конструируем Будущее!» – Медицинская компания будущего, – ответила Люба и чуть улыбнулась. – Это крупный исследовательский центр. – Вот оно что… Прикольно, – протянул детектив. – Вы там, что ли, познакомились? Девушка немного оживилась. Скорее всего, ей даже не с кем было поговорить о своем погибшем возлюбленном. – Да, там. – Ее взгляд потеплел. – Год назад. Я только начала работать в центре… Процедурной медсестрой. Весь их отдел пришел кровь сдавать на анализ. Знаете, там все такие неприступные, а он – наоборот. И сразу мне понравился! Понедельник был, раннее утро, я не выспалась, глаза слипаются, а он улыбается… Когда он улыбался, словно солнышко выглядывало… И говорит: «Вы можете и с закрытыми глазами уколоть, я потерплю…» – Голос ее задрожал, она потерла глаза. – Потом часто это вспоминал… Все шутил насчет завязанных глаз… – А чего они все кровь-то сдавали, больные, что ли? – поинтересовался несентиментальный Арсений. – Нет. – Люба даже улыбнулась. – Они исследования проводят и часто сами в них и участвуют. – Понятно. – Строганов побарабанил пальцами по столу. – А кем он работал? – Он был начальником отдела, ведущим научным сотрудником, – с гордостью ответила Люба. – Вы на одном этаже работали? – Нет, на разных. Мы когда познакомились, то вначале… – что-то вспомнила Люба, но Арсений ее перебил: – А кто знал про ваш роман? – Никто! – испуганно ответила Люба. – Что вы! Он приезжал ко мне сюда по пятницам… – И в последний раз? – уточнил Строганов. Люба молча кивнула. – Но его жена откуда-то узнала про вас? – Арсений изобразил жестом непонимание. – Я не знаю, – покачала головой девушка. На лице ее появилось испуганное выражение. – Понимаете, его же в больницу отсюда забрали… Может, кто-то на работе про это узнал и ей рассказал. Мне так стыдно стало. Я сразу хотела написать заявление об уходе, но у меня же ипотека… И мой начальник меня отговорил. Сказал, что я хорошая медсестра… – В смысле? – нахмурился Арсений. – Я не понял, вы про кого говорите и про чью работу? – Нашу работу, – удивленно ответила Люба. – Мы же все вместе в МКБ… И Сергей, и я, и его жена… – Черт! – воскликнул Арсений и бросил на меня испепеляющий взгляд. – Доктор! Ты мне ничего не сказал! Тоже мне помощник… Я хотел возмущенно возразить, что и сам ничего не знал, но не успел. – Так что его жена? – Елена Валентиновна Алмазова большая начальница, – стала объяснять Люба. – Она на конференциях выступает… – Вы знакомы? – спросил Арсений, продолжая хмуриться. – Нет, конечно. Она же там, – Люба указала пальцем на потолок, – а к нам в лабораторию редко спускается. Она очень умная и очень красивая. Я никак не могла понять, что во мне Сережа нашел? А одевается она, вы бы видели… – И даже когда ваш друг лежал в больнице, она с вами не общалась? – Нет, – почти прошептала Люба. – Я так боюсь, что она придет и… – Девушка втянула голову в плечи. – Что? – не понял Арсений. – Боитесь, что побьет? Купите газовый баллончик. – Да нет, что вы. Начнет кричать, расскажет всем… Уволит с позором… – Люба опасливо обернулась на дверь. – Я сейчас стала брать вечерние дежурства, чтобы, не дай бог, с ней не встретиться, понимаете? Но Строганова не заинтересовали страхи несчастной девицы. – То есть вы уверены, что она узнала про вашу связь после того, как Яблочков попал больницу? А вы, кстати, когда узнали, что она про вас знает? – Когда она узнала, я не знаю, – пожала плечами Люба. – А то, что ей известно, я поняла из разговоров в полиции… Это вообще был кошмар! – Вас вызвали в полицию, точнее, в следственный комитет сразу после смерти вашего друга. – Арсений скорее утверждал, чем спрашивал. Люба побледнела. – Они ввалились ко мне домой через два дня после того, как умер Сережа. Было около десяти вечера, – взволнованно говорила девушка. – Стали обыскивать мою комнату и всю квартиру. Соседи это видели. Такой позор! Только бы родители не узнали… – Она закрыла лицо руками и снова заплакала. – Ну вот, опять, – проворчал Строганов. – Мне нужна помощь, а не слезы и истерики! – Арсений! – воскликнул я. – Ничего, я постараюсь, спрашивайте. – Люба снова терла своими маленькими кулачками глаза. – Тогда скажите, пожалуйста, – воспользовался предложением девушки Строганов, – они целенаправленно искали бутылку мартини? Или случайно ее обнаружили? – Я не знаю, – жалобно сказала Люба. – Ах да. Они спросили, что мы в тот вечер ели и пили и не принимал ли Сережа каких-нибудь лекарств. Я сказала, что ели пирожные, а пили мартини. Точнее, пил только Сережа… – А почему пил только он? А вы что же? – тут же заинтересовался Арсений. – Потому что я в тот день приболела немного, – с горечью в голосе сказала девушка. – Утром пришла на работу, чувствую, температура небольшая и горло болит. Мне мои доктора сразу какие-то таблетки дали. Но предупредили, что их нельзя употреблять с алкоголем. – Люба пожала плечами. – К вечеру мне уже лучше стало, особенно когда Сережа приехал. – А он что, все время с мартини приезжал на свидания? – продолжал допрос Арсений. – Нет, ну не каждый раз, конечно, – возразила девушка. – Просто у нас была годовщина знакомства. Сережа знал, что я люблю мартини, вот и принес. И еще вкусняшки всякие… и цветы… – Она бросила взгляд на засушенный букет на серванте. – А можете рассказать, что потом произошло? Ну, после того, как он выпил… Я понимал, что без этого вопроса не обойтись, и удивился, что Строганов постарался задать его участливым тоном. – Да, могу, – тихо произнесла она. – Я каждый день это вспоминаю. Не специально, не думайте. Просто встает перед глазами… И в полиции мне несколько раз пришлось рассказать. – Вы в двух словах расскажите, – деликатно предложил я. – Да, – великодушно согласился Арсений. – Но со всеми подробностями. Я вздохнул.