– Вот. – Даня решительно кивнул. – Я прав. – Но мы можем придумать что-то другое… к нам не должны обращаться лично, или у нас на пороге уже к завтрашнему утру появятся менты. Пока что пронесло, но не факт, что пронесет и дальше. Вот ты учишься «инкогнито». И помогать мы тоже будем «инкогнито». – Ну, тогда выбор очевиден… – Артур опять почесал пластырь, который изрядно ему надоел, и пожал плечами. – Нужно переместиться в другую реальность. – В какую еще реальность? – Сам подумай, где можно общаться с людьми, не знакомясь и не представляясь? Где ты понятия не имеешь, достает тебя горячая красотка или сорокалетний девственник? Костя запрыгнул на поезд мыслей Селиверстова и вдохновленно кивнул: – Интернет. – Десять очков Гриффиндору. – Надо создать сайт. Что-то вроде телефона доверия, но только в социальной сети. – И кошелек свой откроем. Ну, на случай, если кто-то захочет нас отблагодарить, как Оля, например. Это же не преступление – получать подарки? – Сам сайт – преступление, – нахмурился Ромал. Он разбирался в химии, физике, истории, психологии, литературе, биологии. Но не в информатике. Сайт подобного содержания вычислят за сутки. А может, и за пару часов… Не хотелось бы полжизни расплачиваться за желание восстановить справедливость в этом чертовом мире, тем более что не каждый берется за такую грязную работенку. – Я, вообще, неплохо разбираюсь в программировании, – неожиданно сказал Даниил, и парни одновременно обернулись к нему. – Я же говорил, что мой отец работал в этом университете. Был профессором математических наук. Собственно, потому я здесь – я хотел понять его. Знаете, я всегда был хорошистом в школе. Но информатика… я прочитал все папины работы еще в девятом классе. А в десятом уже спорил с учителем. Он, если уж говорить честно, был слабоватым профессионалом. Ромал замер, а Артур широко улыбнулся и выпалил: – Мне это снится. – Почему снится? – не понял Даня. – Я действительно могу… – Да это выражение такое. Нам крупно повезло! Ты хоть понимаешь, во что мы здесь ввязываемся, вортако? – Арт стремительно повернулся к другу. – Ты – немного псих, мы это и в первый день уяснили. Хотя идея мне правда нравится. Почему бы не заступиться за Олю? Или не защитить Машу? Тем более что мы можем это сделать. – Мне очень жаль этих девушек. И, если вы намерены помогать им, я с вами. – Даня серьезно кивнул. Он до сих пор помнил, как ребята ушли из комнаты на поиски Олиного обидчика и оставили его одного… давно он так не страдал от бессонницы. – Друзья ведь всегда друг за друга стеной, да? Я плохо понимаю, что означает эта фраза и при чем тут стена, но моя мама часто так говорит. Значит, в этом есть смысл. – Есть, Дань. Хорошая фраза. – Вы должны уяснить, что мы осознанно подписываемся на это дело, – проговорил Костя и уставился на соседей, – и никаких поблажек не будет, если нас поймают или что-то пойдет не по плану. – Мы ведь не затеваем ничего плохого, – нахмурился Селиверстов, – не нагнетай. – Грань тонкая. – Не будем ее переходить. Слушайте, пойдемте в столовую. Маша нас ждет. – Точно, – Ромал устало кивнул. Как же ему хотелось спать! – Только нам не стоит искать ее дневник в открытую. – Не понял. – Говорите поменьше, я сам подведу Машу к нужным вопросам и ответам. Сколько времени уйдет на создание сайта? – Примерно двадцать шесть часов, тридцать одна минута и… – Даня, такая точность ни к чему. – А, ну тогда чуть больше суток. – Отлично. – Ромал покосился на Арта. – Начнем сегодня. Глава шестая Ночные животные Костя не скучал по прежней жизни. Единственное, что связывало его с трущобами и металлическими заборами, с лабиринтами веревок, на которых сушили одежду, и доверху забитыми мусорными баками, – мама. Ромал не забывал о прошлой жизни из-за нее. Анна Ромал не поощряла выбор сына. Какое-то время она злилась и отказывалась общаться с Костей, как и все остальные родственники. Но вскоре Анна смирилась. Пусть он учится, пусть уезжает, она молилась лишь об одном: чтобы Костя нашел свое счастье. Немного холодная, скупая на слова, но любящая, она всегда поддерживала Ромала. «У каждого из нас своя клетка». Так она говорила. Каждый сам выбирает, из-за чего он будет страдать, с чем будет мириться, за что станет бороться. Угодить всем нельзя. А расставить приоритеты можно. Главное не ошибиться, потому что, в отличие от родителей, незнакомцев, друзей или любовников, сами себя мы редко прощаем. – У нас недели через две в пятницу не будет занятий, – бросил в трубку Костя, – и я хочу приехать. Ты не против? – Приезжай, если считаешь нужным. – У тебя голос уставший. – Я недавно вернулась с работы. Сейчас придет отец. – Ясно. – Ромал ткнулся лбом о холодную плитку. На кухне готовили, в комнате отдыха болтали студенты. Косте пришлось пойти в душевую, чтобы поговорить с матерью без свидетелей. – Я давно тебя не видел. Ты в порядке? – К чему эти вопросы? – на выдохе поинтересовалась Анна. – Если ты… – Непривычно беспокоиться на расстоянии. – Я не собираюсь повторять то, что уже говорила. Ты в университете. Вот и заботься об учебе. Мэ шукар.[16] Не нужно лишних слов. – При чем тут лишние слова? – Мэ кхранио́.[17] – Хорошо, отдыхай. Тебе точно ничего не нужно? Может, приехать раньше или… – Сейчас придет отец, – с нажимом повторила Анна Ромал, и Костя замолчал. Он так глубоко втянул прохладный воздух, что легкие чуть не лопнули. – Ты злишься, – вдруг проговорила Анна. – Ты всегда злишься. Что бы ни случилось, это твоя защитная реакция. – Нет у меня никакой защитной реакции. – Не притворяйся, что все в порядке. – Это я-то притворяюсь? – недовольно отозвался Костя. – Ты не отвечаешь на мои вопросы, меняешь тему и повторяешь, что все отлично. Хотя я не могу приехать домой без предупреждения. – Я говорю то, что должна. – Ты должна говорить мне правду. – Моя правда отличается от твоей. – Дэвэл, мама! К чему этот концерт? Моя правда, твоя правда. Я должен знать, что с тобой, как ты, где ты, я должен знать, что этот ублюдок… – Хватит! – Дослушай меня. – Мне незачем тебя слушать! – с усилившимся акцентом воскликнула Анна. Когда она злилась, у нее всегда менялось произношение. – У каждого из нас своя клетка. Я не спасаю тебя из твоей, а ты оставь меня в моей. – Это нечестно. – Мне пора. – Мам, подожди… Анна сбросила звонок, и Костя в очередной раз застыл с телефоном в руке, слыша на противоположном конце провода лишь длинные гудки. Как же его раздражали традиции и устои давно минувших дней! Он не понимал мать, не понимал отца. Не понимал мир, в котором жили его родственники. Может, поэтому он и сбежал? Он был запредельно далек от покровительства «априори», от уважения «без причины», от любви «по разумению», он не понимал, как можно уважать за факт существования. Как можно терпеть обиды и несправедливость? Как можно задыхаться в клетке, но не бежать на волю? Откуда взялись эти порядки незаслуженного почитания, уважения старших лишь за их возраст и опыт, который не всегда применим здесь и сейчас, в нашем времени. Мир за забором – гораздо страшнее, чем описывал в своих проклятиях отец. В этом мире трудно найти свое место и свое дело, почти невозможно обрести верных друзей, легко обзавестись завистниками и врагами. Мир за забором не определяет, как тебе жить, не рисует карту и не подсказывает, кем ты можешь стать. Так сложнее и рискованней, но так правильней. Место Константина определили еще до его рождения. Но почему? Кто дал им право распоряжаться мечтами и надеждами другого человека? Ромал ненавидел почти все, что имело отношение к его семье, но не проживал ни дня, не сожалея о своих чувствах. Как-никак, идти против своей крови в его общине считалось истинным преступлением; измена там страшнее, чем убийство и воровство. А он изменил принципам с той самой минуты, как понял, что способен отвечать за поступки самостоятельно, и отказался проживать уже прожитую кем-то жизнь. Ромал вернулся в сто вторую комнату. Даня лихо барабанил пальцами по клавиатуре ноутбука, а Артур, растянувшись на полу, ел пиццу. – Откуда деньги? – удивился Костя, захлопнув за собой дверь. – Или ты выкрал еду у соседей, пока они прохлаждаются в коридоре? Ты же не потратил нашу тысячу… – Это подарок, – жуя, заявил Селиверстов. – И кто такой щедрый? – Скорее, виноватый. Алина прислала. В коробке была записка. Блондин кинул карточку Косте, и тот лениво усмехнулся, прочитав: «Примите дары. И больше не злите меня».