Часть 45 из 95 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Парни двинулись к юридическому факультету. В теплой куртке Ромалу было так жарко, что он шел расстегнутый. К своей короткой стрижке он все еще не привык: смотрел на отражение и видел незнакомца, пусть волосы и отросли немного. С матерью он не говорил уже месяц, а может, и больше. На заработанные деньги купил себе дешевый телефон. Сменил замок их комнаты в общежитии, объяснив это тем, что у отца остался старый комплект ключей. В жизни ко всему нужно быть готовым – теперь уж Костя в этом не сомневался. Стоит представлять наихудший вариант, чтобы судьбоносные повороты не выбивали из колеи и не разрушали привычный мир.
– Она ведет себя странно, – продолжал тем временем Артур.
– С чего вдруг?
– Я на сто процентов уверен, что она втюрилась.
– Втюрилась? – прищурился Ромал и усмехнулся: – Что за старческий жаргон?
– Не хочу вслух произносить, что моя сестра влюбилась, – поморщился Арт.
– А что в этом плохого?
– А что в этом хорошего? Какой-то малец обхаживает ее, а я должен сидеть смирно?
– Почему ты считаешь, что Алина влюбилась? – серьезно поинтересовался Даниил и застегнул верхние пуговицы на куртке. – У тебя есть доказательства?
– У меня уйма доказательств. Она рисует странные картины, игнорирует меня. А еще она слушает «Океан Эльзы».
Костя совершенно искренне рассмеялся и покосился на друга. В последнее время он позволял себе расслабиться в компании ребят, получал удовольствие от жизни и не таил в себе эмоций. Так легче дышалось. Артуру и Даниилу он научился доверять. У него давно уже не было приступов: не случались провалы в памяти. Может, он выздоровел? Ведь дома все было наперекосяк, а тут у него появились друзья, появились хорошие преподаватели. Наверняка приступы исчезли, потому что и страх исчез. Костя выбрался на свободу.
– Ну слушает она «Океан Эльзы», – согласился Ромал, – и что теперь?
– Вортако, да ты ничего не понимаешь в девушках! Ты, вообще, слышал когда-нибудь песни этой группы? Там что ни фраза – свадебная клятва. Зуб даю, это серьезно.
– В семнадцать лет серьезно ничего не бывает.
– Алина бы с тобой поспорила.
– В семнадцать поспорит. В девятнадцать передумает.
– А мне, что ли, седеть эти два года? Я так стариком заделаюсь.
– Меньше за сестрой следи и больше занимайся своей жизнью.
– Алина – взрослая, умная девушка, – напомнил Волков. – Она сама решит, нужно ей встречаться с молодым человеком или нет. Боюсь, ты ничего не изменишь.
– Это уж точно, – взгрустнул Артур, – она не писала мне уже больше двух недель, не звонила. Я ведь волнуюсь, а она молчит. Вот чем она занимается, скажите мне?
– Возможно, готовится к выставке, – предположил Костя и запрокинул голову. Небо казалось светло-серым, застывшим. Черные птицы стаями кружили над крышами. В городской суматохе лишь их крики отдавались эхом по питерским лабиринтам. – На днях я общался с Алиной. Я говорил?
– Ничего ты не говорил.
– Мне нужна была ее помощь.
– В чем же?
– Я должен был решить задачу: обвиняемый присвоил себе оригинал Пабло Пикассо. Что ты на меня так пялишься? Мне показалось, что проще поговорить о ценности с твоей сестрой-художницей, которая отлично в искусстве разбирается, чем целые сутки читать об этом в Интернете.
– И как она отвечала?
– Очень странно.
– Серьезно?
– Нет, – Ромал прыснул со смеху, и Арт так пихнул его в бок, что он пошатнулся, но не прекратил улыбаться. – Да мы с ней парой фраз перекинулись. Она помогла мне с картиной, а потом сказала, что занята и ей нужно готовиться к выставке.
– То есть с тобой она общается. А со мной нет. Ты понимаешь, что это значит?
– Что же?
– Что она определенно в кого-то втюрилась.
Константин и Даниил переглянулись, а Артур всю оставшуюся дорогу до университета строил теории заговора.
Попрощавшись с Ромалом, Селиверстов и Волков направились за машиной, которая по установленным Костей правилам стояла черт знает где. Арт обожал жаловаться и поэтому раз сто повторил, что никакого толка в тачке нет, если до нее приходится идти пешком, однако его мнение хоть и ценилось, но мало что решало. Костя не собирался рисковать, а согласиться с ним было куда проще, чем спорить.
Уже в общежитии блондин завалился на кровать и проворчал:
– Жаль, что нельзя послать все правила к черту.
– Нужно придерживаться инструкции, – благоразумно напомнил Даня.
– Скукотень.
Даниил бы не назвал их работу скучной. Каждый раз он дико волновался, поджидая ребят в машине. Вернутся ли они? Справятся ли? Не впутаются ли в неприятности? В голове парня кружилось столько отвратительных вариантов развития событий, что даже в висках пульсировало. Но беды, как по волшебству, обходили парней стороной. Артур и Костя всегда возвращались вовремя, и ребята все вместе укатывали на всех парах, радуясь, что в очередной раз вышли сухими из воды. Интересно, как долго удача будет на их стороне?
Даня раскрыл ноутбук, а Артур уселся за планшет. Они заварили чай и приступили к поиску информации. Страницы в социальных сетях рассказывают о человеке практически все, раскрывая всю его подноготную. Сколько лет, где живет, что любит, в каком кафе зависает. Сколько у него друзей, а сколько врагов. Какую музыку он слушает, в какие дни хочет повеситься. Иногда удается вычислить полноценную историю, алгоритм действий. Например, изучив досконально фотографии какой-нибудь девушки, можно понять, какой дорогой она возвращается домой, на каком автобусе добирается до школы. Есть ли у нее парень. Есть ли отец. Может ли за нее кто-то заступиться, станут ли ее искать.
Удаленные фотографии можно восстановить.
Удаленные диалоги тоже.
Все, что человек хотел скрыть, все, что он написал в приступе ярости, обиды или же любви, а потом судорожно стер, восстанавливалось.
В социальных сетях ничего нельзя утаить. Волков так умело взламывал двери чужих жизней, что казалось, этих дверей просто не существовало. Люди регистрируются на сайтах и в ту же секунду впускают в свое личное пространство множество наблюдателей! И ведь половина любопытствующих ищет подвох. Какой именно? Зависит от человека. Кто-то завидует, кто-то вдохновляется. Кто-то ищет.
А кто-то следит.
– У Матвея нет отца, – сказал Селиверстов и сделал пометку в тетради.
– Да, вижу. Ушел, когда ему было одиннадцать.
– Неподходящее время для развода.
– Почему?
– Как сказал бы Константин Премудрый, дети в этом возрасте особенно подвержены стрессу, – талантливо спародировал голос Ромала Артур и усмехнулся. – С ума сходят и в неприятности влипают. Когда руки твердой нет, пиши пропало! Дети с цепи срываются.
– Но почему именно в одиннадцать?
– Друг, я могу изобразить Костю, а не влезть в его мозг.
– Влезть в его мозг? – растерялся Даня и увидел, как друг прищурился.
– Ну, то есть не знаю я ответов на все вопросы. Не к тому парню ты обратился. Вот придет наш папа римский, и спросим у него, почему именно в одиннадцать дети рвут на голове волосы и пихают в рот всякую гадость. А Матвей к гадости уже пристрастился. У него на всех фотографиях лицо желтоватого цвета. Нужно слезать ему с таблеток.
– Быть может, он колет внутривенно?
– На фотках локти здоровые. И футболки с короткими рукавами. Да и не желтел бы он тогда, а серел.
– Откуда знаешь?
– Я как-то раз попробовал таблетки… – Селиверстов нахмурился и почувствовал, как по спине пробежал холодок. – Жуть. Никогда больше к этой дряни не прикоснусь.
– Мама Матвея хочет, чтобы мы с ним сегодня поговорили.
– Откуда она о нас вообще узнала?
– Мы помогли Александре Беликовой, а ее мама знает его маму.
– Слишком много мам в одном предложении, – отмахнулся Арт, отпил чай, удобней уселся на кровати и задумчиво поджал губы.
Интересно, что бы сказала его мама, если бы узнала, чем он промышляет? Наверняка они с отцом устроили бы публичную казнь.
– Вечером Надежда Дозвонова уйдет на работу, а ее сын – Матвей – останется дома.
– Вечером?
– Она медсестра. Работает в ночную смену.
– И каким же образом мы попадем в квартиру? Или Надежда одолжит нам ключи?
– Не знаю. – Даня нахмурился.
Экран монитора отражался в его ярко-голубых глазах. Когда-то пустые стены сто второй комнаты сейчас были завешаны плакатами рок-групп и постерами хороших сериалов. Артур хотел повесить плакат из «Крестного отца»[34], но, как обычно, Ромал покачал головой и отрезал свое твердое «нет».
«Никаких намеков, – сказал он. – Ни сейчас. Ни потом».