– Все нормально, – прервал его Драккайнен. – Вяленый, сосредоточься. Где вход в подвал? В подвал, где сокровищница. Мы должны ее открыть. Понимаешь, что я говорю? Купец раскашлялся снова, а потом его стошнило на снег. – Где вход в подвал? – тормошил его Драккайнен с ужасным чувством, что все идет не так как нужно и распадается в хаос. Ему казалось, что он должен быть в нескольких местах одновременно. Вытягивать Грюнальди из сокровищницы, искать Сильфану и Спалле, проверять в порту подле корабля, выслеживать Варфнира и его таинственного информатора. Найти Багрянца и его людей прежде, чем те найдут его. Все сразу. Полное поражение. Он тряхнул купца за плечи, а потом потер ему лицо снегом: – Где вход в подвал?! Где у тебя оружие?! – Духи выходят из лампы, – сказал Вяленый Улле совершенно отчетливо. – Слушают. Следят. Много дней и много ночей. Темнота. Духи. – Perkele, – только и ответил Вуко. Он снова вошел внутрь и решил прикинуть, как идет коридор в подвале, принимая за исходную точку помост и укрытый там выход. В результате нашел вход в подвал – люк в деревянном полу рядом с кухней. Нашел его в тот самый момент, когда тот начал отворяться. Квадратный, старательно сколоченный из толстых досок, безупречно вписанный в пол, в другом случае он так и остался бы незаметным. Люк едва приподнялся, открыв чью-то голову, и не было времени на что-то сложное. Он просто в два прыжка достиг крышки и прыгнул на нее, втыкая назад в пол. Где-то внизу нечто свалилось со страшным грохотом и треском. Железное ухо, за которое люк можно было поднять, простой выгнутый прут, продетый в два отверстия, вошел на свое место и был теперь едва заметен на темных бревнах. Он поддел его кончиком ножа, дернул крышку вверх и, не раздумывая, прыгнул в темноту. Попал на широкие доски, что были ступенями лестницы, отвесной, почти как приставная, оттолкнулся от них и прыгнул вперед, в бархатную тьму. Перекатился, что-то со свистом промелькнуло сверху, он встал на согнутых ногах и выпустил кусок цепи, все еще окрученной вокруг запястья, а потом крутанул лампой. Попал по кому-то в темноте, раздалось звяканье, хлюпанье драконьего масла в емкости и сдавленный крик. Он снова крутанул цепью, выписывая в воздухе сложную фигуру, попал снова, сбоку, раз повыше и раз пониже, примерно на высоте колена. Дернул цепью, схватил лампу в ладонь и вынул пробку, а потом плеснул перед собой в темноту, вывернулся, уходя от удара, раскрутил лампу снова и отпустил цепь, посылая ее в темноту. Услышал, как она с лязгом отскакивает от камня, а потом его противник вдруг загорелся, наполняя подвальный коридор неровным светом. У него горела рука, пола мехового плаща и несколько мест на груди и лице, куда попали капли. В неровном свете было видно, что это тоже не Багрянец. Мужчина издал безумный вопль, дернул пряжку, сбрасывая мех на пол, и принялся хлопать себя по лицу. Случилось лишь то, что загорелась его ладонь. Он оскалился в дикой гримасе, а потом внезапно бросился вперед, горя и размахивая одним из палашей, которые еще этим утром были собственностью Драккайнена. Разведчик сделал короткое движение опущенной рукой; кривое, ощетинившееся отростками лезвие кувыркнулось в воздухе и воткнулось мужчине в грудь. Тот замер, будто натолкнувшись на стену, издал хриплый вопль, прозвучавший как «Ифри-йя!», и упал вперед, хватая Драккайнена за плечи: похоже, желая притянуть его к своей груди и надеть на торчащие вперед клинки. Вуко крутанулся вокруг выставленной вперед ноги, перехватил запястья нападающего и бросил его в темноту с грохотом, ревом пламени и блеском искр. Придержал руку падающего и, используя ее как рычаг, вывернул – уже лежащего – клинком, торчащим из груди, вниз, а потом наступил на спину. Все вместе продолжалось не более пары секунд. Мех на полу и кафтан нападавшего продолжали коптеть с жутким смрадом горелой кожи и шерсти. Драккайнен поднял свой палаш и открыл первую дверь, но нашел только кладовку, наполненную инструментами, корзинами и висящими на колышках лохмотьями. Он выругался, отворил следующую и скользнул внутрь, плоско поднимая меч, – и вдруг замер. Перед ним стоял Спалле, белый как мел, с вывернутыми назад руками, связанными толстой веревкой, оплетавшей и его шею и проходившей через раскрытый рот. Мореход, желая что-то сказать, лишь давился кляпом, воткнутым между зубами, да хрипел. За ним стояла одетая в черное фигура, рука в чем-то, что напоминало лоснящуюся шкуру ящера, обнимала Спалле спереди, прижимая ему к глотке поблескивавший, будто лед, предмет. Стилет со стеклянным клинком, острый, как шип, в котором переливалась масляная жидкость неприятно желтоватого цвета. Игла странного клинка упиралась в шею Спалле. Мелькнуло лицо стоящего сзади в наброшенном на череп капюшоне: бледное и плоское, с крючковатым носом. На долю секунды, но Вуко заметил обширные красные пятна, покрывающие лицо яркой сеткой сосудов, словно маской. Багрянец. – Ничего не делай, – посоветовал Багрянец. – Не говори, не поднимай рук и даже пальцем не шевели. Если что-либо скажешь – пусть бы и просто прошепчешь имя богов, я воткну это ему в глотку. Это яд жаловицы. Даже не пытайся. А теперь – назад. Выйди задом в коридор. Медленно. Ни слова. Достаточно будет дрогнуть руке. Ни слова. Драккайнен послушно отступил в коридор, но меча не опустил, вышел в той самой напряженной позе, прикидывая последовательности движений и зная, что любая их комбинация слишком медленна и не дает Спалле ни шанса. Багрянцу достаточно будет полсекунды. Кончик стеклянной сосульки в его руке был острее хирургической иглы, под прогнутой кожей Спалле уже собралась капелька крови и покатилась по шее, оставляя за собой алую ниточку. Мореход косился на прицеленное в его артерию острие и пытался не подавиться веревкой. Разведчик вышел за дверь, но встал так, чтобы преграждать путь к лестнице и люку. Багрянец вышел следом, толкая перед собой Спалле, и спрятался за его телом, умело, показывая только руки и крохотную часть лица: один глаз и мерзкую, змеиную ухмылочку. Даже с пистолетом в руке было бы непросто. – Дай мне дорогу к лестнице, – попросил Багрянец вежливо. – Ты не пройдешь, – сказал Драккайнен. – Наверху уже мои люди. – У тебя уже нет никаких твоих людей, кроме него, – заметил южанин тоном дружеской беседы. – Часть убили мы, часть – люди короля Змеев. Тебя многие ждали в этом порту, в доме того, кто должен был передавать тебе известия, да и вокруг него. Когда ты вышел из подвала, я понял, что это ты. Удерживать живыми остальных неверных – лишняя потеря времени. У меня к тебе привет от пророчицы. Говоря это, он все время шел: медленно, шаг за шагом, заслоняясь от Драккайнена телом Спалле, приставив к горлу его стеклянное острие и направляясь к лестнице. Тело товарища ящера все еще тлело, маленькие огоньки ползали по капелькам масла на стенах и полу, но Багрянец не обращал на это внимания – просто шел. – Это у тебя уже нет людей, – прохрипел Драккайнен сдавленно, отступая спиной вперед, с приподнятым мечом. – Я убил всех. А теперь, если у тебя дрогнет рука, погибнешь быстрее него. Я растопчу тебя, будто червяка, в один момент. Тебе нечем меня пугать. Я Ульф Нитй’сефни, Ночной Странник. Я – Песенник. Убери стилет – или через миг запылают твои глаза. – Дай мне пройти, а не то он умрет. Увидишь, как яд выжирает его тело. Он будет умирать часами, воя от боли. – Я выхожу первым, – сказал Драккайнен, стоя уже подле лестницы, судорожно обдумывая новые планы и отбрасывая их один за другим. Он был уверен, что если позволит Багрянцу взойти по лестнице первым, то окажется запертым в подвале, а Спалле погибнет. Он поднялся по лестнице, толкая тяжелую крышку спиной и не отводя взгляда от Багрянца и своего приятеля, ведомого впереди. – Дальше, – сказал Багрянец. – На подворье. Увы, он не расслаблялся и не совершал ошибок. Кончик стеклянного острия все так же упирался в шею Спалле, а сам Багрянец прятался позади заложника, показывая лишь часть руки. Нельзя было и мечтать о том, чтобы рассечь ему бедро, попасть острием в нервный узел или перерубить хребет. А потому Вуко только вел его – сосредоточившись, с выставленной вперед рукой и псевдомалайским палашом, удерживаемым плоско, с клинком на тыльной стороне. Ждал момента, доли секунды, которая все не наступала. Шел напряженный, как струна, запихнув все те «у тебя уже нет людей», «часть убили мы, часть – Люди-Змеи» поглубже в закуток мозга и подперев дверь туда стулом. Пока что. Не важно, что это лишь блеф. Позже. По очереди. Сперва Спалле. Когда вышли на подворье, первым, кого они увидели, был Грюнальди. Мореход был бледен, но стоял на ногах, при нем был пояс с мечом, а в руках он сжимал охапку всяких трофеев: собственную шубу, пояс Драккайнена, второй меч, нож и прочие вещи. Остальные тоже выглядели чуть получше: в том смысле, что уже не катались по снегу и не ползали вокруг, как черви, а покачивались, стоя на ногах. Один из мужчин, не понять, не то еще один сын Улле, не то его ошалевший охранник, открыл какую-то каморку и повытягивал оттуда мечи, топоры и дротики, которые расставил рядком под стеной. Улле все еще напоминал тень отца Гамлета, но уже набросил на спину кусок меха и держал меч, хотя и казалось, он не понимает толком, что с тем делать. Семья Вяленого Улле при виде Багрянца издала какое-то бормотание – не понять, не то от страха, не то от ярости, и двинулась на него слепым, неровным шагом, как группа зомби. Грюнальди с грохотом выпустил предметы из рук и потянулся за мечом. – Назад, – спокойно приказал Багрянец, и все остановились. Маленькая девочка прижалась к матери и расплакалась. Только мужчина, открывший арсенал, взвесил топор в руке и пошел дальше. Улле тоже взглянул на свой меч и, колеблясь, ступил вперед, ставя ноги с таким усилием, будто тащил на загривке мастера сумо. Грюнальди замер, притаившись, с выставленным вперед клинком, но по-другому, чем остальные. Облизнул губы. Взгляд его прыгал по подворью, было видно, что он что-то прикидывает мысленно, просчитывает и взвешивает возможности. – Кнутвар, – дружелюбно сказал Багрянец. – Кнутвар Горящий Пес. Будешь наказан. Мужчина с топором стиснул зубы, но сделал очередной шаг, трясясь все сильнее, словно била его лихорадка. – Кнутвар, – повторил Багрянец, глядя ему прямо в глаза. – Наказание. Топорщик выглядел так, будто толкал невидимый грузовик, будто каждый шаг стоил ему ужасного усилия, от которого на висках и лбу его выступили жилы. – Наказание, Кнутвар, – еще раз произнес Багрянец. Мужчина упал на колени, словно его вдруг придавила огромная тяжесть, выглядело это как борцовский поединок с невидимым противником. Он наклонился, тяжело дыша, а потом, скривившись как от боли, изо всех сил старался не положить руку на брусчатку, но не справился. Белая ладонь с расставленными пальцами оперлась о камень, а вторая подняла топор. Сейчас, подумал Драккайнен. Это его отвлекает. Но обогнал его Улле. Вяленый Улле, который один не глядел на стоящего на коленях Кнутвара, поднимающего топор, не слушал тяжелого дыхания, что вырывалось между сжатыми зубами, и сдавленного всхлипа. Который не глядел, как топор опускается на большой палец воина, на кровь на снегу, не слушал приглушенного вопля, но прыгнул в глотку Багрянцу. Прыгнул, бросив на землю меч, схватил обеими руками запястье руки, держащей отравленную стеклянную сосульку – и вывернул ее. Багрянец зашипел по-змеиному и ударил купца пальцами по глазам, но в тот же миг Спалле дернул головой назад, попав южанину в лицо, оттолкнулся от него пинком и кувыркнулся по подворью. Драккайнен атаковал молниеносно, но кто-то заступил ему дорогу. Багрянец и Улле сошлись, кто-то еще схватил южанина за руку, кто-то – за ногу, яростно и отчаянно. Кнутвар раскачивался на подворье, брызгая почти черной кровью и нянча искалеченную руку. Багрянец вывернулся из захватов гладким, вьющимся движением, словно намыленная змея. Драккайнен оттолкнул стоящего на дороге и молниеносно ударил два раза: в затылок и сонную артерию, но оба раза попал в пустоту. Багрянец кувыркнулся по земле, вскочил одним движением, как пружина, и метнул в лицо горсть красного порошка. Разведчик заслонил лицо и спасся быстрым уклонением, чувствуя, как руку его будто облило кипятком. Багрянец же снова выхватил что-то из-за пазухи, бросил себе под ноги на камни подворья. Оглушительно громыхнуло с ртутным блеском и облаком густого едкого дыма. Он же крутанулся на месте, махнув плащом, вскочил на козырек колодца, оттолкнулся ногой и метнулся прямо на крышу. Драккайнен уже стоял на ногах, но он не успел. Грюнальди перепрыгнул лежащего Улле и двумя руками метнул из-за головы меч, когда Багрянец стоял на коньке крыши. Стукнуло, они услышали болезненный сдавленный вскрик, а потом меч съехал по стрехе и брякнулся на камни. Когда развеялся грызущий глаза дым, от чужеземца, называемого Багрянцем, не осталось и следа. Грюнальди поднял меч и внимательно осмотрел клинок. – Ни следа крови, – сказал. – А я знаю наверняка, что я попал. Улле встал с земли, с лицом еще более бледным, дрожа и разрывая рубаху на груди. А потом вытянул к Драккайнену измазанные кровью ладони. Из глаз его потоком текли слезы, а сбоку грудной клетки, сразу под ребрами, торчали острые, как иглы, стеклянные осколки. Вяленый Улле стоял, вытянувшись, весь дрожа, глаза его были совершенно круглыми, и он кашлял клейкой желтой пеной. Было видно, как распухают у него вены на шее, толстые и изгибающиеся, будто червяки под кожей. – Жа… жало… убей… – прохрипел он. – Убей… Грюнальди, стоя неподвижно, встретил взгляд Драккайнена и кивнул. Вуко ударил купца в затылок. Спалле был придушен, а глотка его была настолько сухой, что когда Драккайнен разрезал шнур, идущий через рот, некоторое время товарищ не мог произнести ни слова. Ледяная вода помогла мало, поскольку не успел он смочить слизистую, как его вывернуло на камни, а сам он отчаянно раскашлялся. – Подержи воду в горле, – посоветовал Драккайнен нетерпеливо. – Станет полегче. – Они забрали Сильфану… – прохрипел Спалле, хватаясь за глотку. – Настигли нас у плетня… другие люди… говорили по-нашему… четверо… она убила одного, я другого. Тогда прибежали эти из дома… южане… вышли из задней двери… ударили и по нам, и по ним… все бились со всеми… молча… в тишине… а потом меня свалили… те сбежали с Сильфаной… убрали все трупы… кровь засыпали снегом… Пустой проулок… только туман и вихрь… только задние двери… не вышел… никто ничего не слышал… не защитил… – Все нормально. Пей. Держи в горле, – сказал Вуко, пытаясь сдержать дрожь рук. Женщина и двое мужчин стояли на коленях вокруг Вяленого Улле, молча плача; кто-то пытался перевязать искалеченную руку Кнутвара отодранным от сорочки краем: повязка сразу пропитывалась кровью. Драккайнен поднял веревку, подошел к воину и затянул у него на запястье жгут. – Теперь не истечет кровью. Пусть кто-то побежит к лучшему знахарю в селении. Большой палец еще можно пришить. Конским волосом через кожу, как шьют рубаху. Потом поставить две планки и завязать. Может, и выйдет, только должно быть очень чистым. Все нужно окунуть в кипяток. На кухне стоит кубок с декоктом, который они пили, чтобы уменьшить боль. Принесите ему, пока его не хватил удар. Грюнальди, бегом в порт, где мы оставили корабль, проверь, не там ли Варфнир. Потом возвращайся. Осторожно. Эта тварь где-то притаился. – Кто вы такие? – спросил длинноволосый юноша, стоящий на коленях рядом с мертвым Улле. – Я Уллунф, его младший сын. Моего брата Улларди они убили сразу, когда взяли нас в рабство в собственном доме. – Простите меня, – произнес Драккайнен, чувствуя, насколько странен его голос. – Я не хотел убивать твоего отца. Но, думаю, что именно я навлек на вас несчастье. Мы Люди Огня и сражаемся с сильными Песенниками, которые хотят все захватить. С королем Змеев Аакеном и с теми, которые прислали Багрянца. И в том, что с вами случилось, есть моя вина, поскольку твой отец мне помогал. – Эти амитраи были твоими людьми? – спросил молодой, вытирая слезы. – Этот Багрянец делал то, что ты ему приказал? – Нет, он на меня охотился. – Он охотился, на что хотел. Отравил нас дымом. Закрыл в каморке и держал как животных, в дерьме и смраде, потому что таков был его каприз. Из-за своих червивых Песенников и завшивленных чужеземных богов. Не было бы тебя – была бы другая причина. Это война богов убила моего отца, не ты. Война богов, которая пришла на наш порог, и теперь у нас все, как на Юге. Их боги хотят победить наших и захватить наши земли. Потому пробудились песни богов. Так говорят люди, которые видели то, что происходило за морем. – Мудрый ты человек, хотя и молодой. – Улларди был силен по матери, я же взял от отца разум. Молодой, не молодой, но придется теперь заботиться о семье. Он встал. – Мы его заберем. Мой отец не станет лежать на снегу. Хочу обмыть его и положить в лодку, что повезет его через Море Пламени на цветущий остров, который готовит для всех нас Бог Морей. Вставайте! Мать, собери детей в дом и разведите огонь. Откройте все окна и двери, все дымники. Вынесите трупы этих гадов из подвалов и дома. Принесите всем пива, со специями, против жара и болей, какие делают, если замерзнут. Хагнир! Беги к знахарю! Спалле терпеливо полоскал горло и плевал в снег, черпая воду из ведра. – Ульф… – прохрипел наконец. – Сильфана. – Знаю, – сказал тот коротко, прилаживая оба палаша. – Иду. Отслежу. Подождешь Грюнальди и, дай боже, Варфнира, а потом идите за мной. Вооружитесь, чем сумеете.