Наскоро одевшись в то, что нашел, я снял с крючка куртку, подхватил с тумбочки ключи от машины и бесшумно выскользнул в подъезд. Уже через пару минут, я завел двигатель и выехал со двора, ведя автомобиль в сторону МКАДа. Дороги в столь поздний час были совершенно пусты, и мне ничто не мешало выжимать из металлического сердца своего скакуна максимальные обороты. Фонари с мигающими светофорами пролетали мимо и оставались позади. Руки сжимали немного потертый руль. В колонках играла музыка. Быстрая езда никогда меня не привлекала, но сегодня я отчасти смог понять пристрастие уличных гонщиков, мчащихся по обезлюдевшим трассам за собственной смертью. Было в этом нечто завораживающее и чарующее. Километры стелились под колеса один за другим, а шорох покрышек и рев мотора сливались в дуэте. В определенный момент я настолько увлекся поездкой, что позабыл, для чего вообще сел за руль. И только когда фары высветили впереди дорожный указатель с названием моего родного города, сознание встрепенулось и вернулось в реальный мир. Немного попетляв по знакомым дорогам Подольска, я наконец остановился неподалеку от ничем не примечательной облезлой хрущевки. Казалось, этот дом не видел ремонта еще с донекроэфирной эпохи. Весь его неопрятный и унылый вид являл собой на редкость удачную иллюстрацию контингента, проживающего в нем. Это был словно старый пьяный дед среди жилых зданий. Неряшливый, заросший и провонявший мочой пополам с перегаром так сильно, что ощущалось даже издалека. Н-да уж, мой пропитый папашка сюда вписывался весьма гармонично… Войдя в смрадный подъезд, где непередаваемые ароматы впитались глубоко в бетон, я зашагал по лестнице, стараясь не касаться перил. На пятом этаже я замер перед обшарпанной дверью, которая, судя по ужасному состоянию, застала еще советских генсеков. Склонив голову и прислушавшись, я уловил обрывки какого-то бормотания, исходящего из квартиры. Похоже на включенный телевизор или радио… Я легонько постучал носком ботинка в дверь, отчего та жалобно задребезжала, и принялся ждать реакции. Буквально через десяток секунд где-то в глубинах жилища раздался скрип деревянных половиц, а потом зазвучал и знакомый голос отца. — Кто там, ёптыть?! — Я. — Кто я? Варе… Варл… Валера, ты ч-что ли? — едва справился с заплетающимся от выпивки языком папаня. — Ага-ага, — легко подтвердил я. — Открывай давай. — Э-э-э, нет, нахрен вы мне тут не нуж… не нужны, пнятно?! — рассерженно заголосил хозяин квартиры. — Халява кончилась, хата закрыта, всё! Я никого б-льше не собираюсь за свой счет поить! Эх, неудачно получилось. Видимо, совсем недавно между ним и его собутыльниками произошла небольшая размолвка, отчего он на своих друзей затаил обиду. Но не страшно. В крайнем случае, я эту дверь с одного пинка вышибу. Но лучше, конечно, попасть внутрь миром, чтоб претензий потом было ко мне меньше. — Ну ты чё, Артем! — моментально включился я в игру, прекрасно зная, чем можно подкупить моего нерадивого отца. — Я ж не с пустыми руками! — Не с п-стыми? — тут же повеселел собеседник. — Жрачки принес? — Лучше! Литр «беленькой» у меня! Услыхав заветное слово, хронический алкаш сдержаться не смог. Он отпер замок, скаля прореженные зубы, как будто ему сообщили самую лучшую новость в жизни. Но улыбка быстро померкла, стоило ему увидать меня. Его пьяный мозг забуксовал, сигнализируя о несоответствии между ожиданиями и действительностью. — Ты не В-лера… — заторможено констатировал он, щуря остекленевшие от алкоголя глаза. — До такой степени допился, что забыл, как сын родной выглядит? — иронично поинтересовался я. И тут до него наконец дошло. Гримаса узнавания наползла на лицо пьянчуги, и он затрясся всем телом, как после сильного перепоя. — Не подходи!!! Свят-свят-свят! Исчезни! Сгинь, нечистый! — возопил он на весь подъезд. Потрясение для него оказалось столь велико, что папаша даже на несколько секунд протрезвел. Он попытался захлопнуть дверь перед моим носом, но я молниеносно вскинул руку, не позволяя ему этого сделать. И тогда мой родитель попятился, не сводя с меня до смерти перепуганного взгляда. — А-а-а-а! Не надо-о-о! Уйди-и-и! Нечисть! Отец рванул назад, но споткнулся. Он с грохотом рухнул на костлявую корму и засучил ногами, стремясь отползти как можно дальше. — Ты… ты не войдешь! — прохрипел он, вращая вытаращенными глазами. — Я запрещаю! Мертвец не может попасть в дом, если ему не дать разрешения! — Смешно, — фыркнул я. — Ты бы еще круг из соли начертил. Даже поразительно, что в эпоху некроэфира остались те, кто верит во всякие деревенские суеверия. Но, похоже, мой родитель был как раз из таких. Чтобы продемонстрировать, насколько глубоки его заблуждения, я беспрепятственно переступил порог и прикрыл за собой дверь. Пьяница, при виде этого, сдавленно пискнул, и зашевелился еще активнее. — Я ведь предупреждал, чтоб ты больше не смел трогать мать? — спросил я, медленно приближаясь. Вместо ответа папаша хрипло заорал, раскорячился на четвереньках и бодро побежал на кухню. Хм, ужель, в самом деле за солью помчался? — Живым не дамся! — истерично вопил он, периодически оглядываясь через плечо. — Не возьмешь, бесово отродье! — Звучит самокритично… — Не отдам душу! Я прыгну! Изыди! — нерадивый папаня дополз до окна, поднялся и ухватился за облезлые ручки на раме. — Лучше помереть! — Отойди, дебил! — рявкнул я, понимая, что он вполне может выйти в форточку. — Никакой я не мертвец! — А-а-а, обмануть хочешь, упырёныш?! — осклабился алкаш, словно произошло что-то веселое. — Я, по-твоему, совсем на дурака похож? Я тебя лично в гробу хоронил! — Да тебя ж из храма выгнали, когда ты белку поймал, — напомнил я. — Хватит страдать херней, слезай с подоконника! — То-о-очно! — кривой палец с неровно обгрызенным ногтем уставился в мою сторону. — Тобой уже тогда нечистая сила завладела, я вспомнил! Просто слабенький был еще, да? А теперь окреп в землице кладбищенской и за мной явился?! — Господи, да что ты городишь? — возмутился я. — Слезай, идиот старый, а то в самом деле выпадешь. Я просто с тобой хочу побеседовать. — Нет! Не слезу! Я знаю, тебе душа моя нужна! Не получишь, тварь! — У тебя вместо души один только перегар и остался, — усмехнулся я, откровенно забавляясь столь ненормальной реакцией. — Заканчивай этот цирк. Я сделал полшага вперед, и папаша тут же одной ногой вылез на улицу, балансируя на прогнившем карнизе. — Скройся с глаз!!! — заверещал отец, кое-как держась обеими руками за деревянную раму. — Бог меня не отдаст тебе! Отцепившись одной ладонью, алкаш осенил себя крестным знамением. Когда он заметил, что я не спешу подходить, то расплылся в торжествующей улыбке, решив, будто это все чудодейственное воздействие молитвенного жеста. — Ага-а-а! — победно проорал мой родитель. — Что, не по нутру тебе священный крест, да?! Живым меня хочешь взять?! Тогда получи еще! На тебе! На! На! Пьяница в буквальном смысле ринулся самозабвенно креститься, периодически сбиваясь, путая право и лево, да выкрикивая какие-то выдуманные на ходу молитвы. Если эту картину увидит кто-нибудь с улицы, то наверняка подумает, что очередной синяк словил белую горячку. — Хорошо, давай я отойду в коридор, — предложил я вариант, — а ты слезешь из окна и перестанешь из себя посмешище изображать, годится? — Ха-ха-ха! Страшно, нечистый?! То-то же, знай, что такое священ… Ай, бл… Слишком увлекшись противостоянием с несуществующим чертом, отец потерял равновесие и вывалился наружу. Его иссохшая от постоянных возлияний рука соскользнула с деревянной рамы так легко, будто намазанная маслом. Смачно ругнувшись, я подскочил к окну, но помочь уже ничем не мог. Единственное, что мне осталось, это смотреть на последние мгновения чужой жизни. Я видел, как папаня летит вниз, оглашая улицу истошным криком, а потом с глухим шлепком падает хребтом на обледенелый асфальт. Видел, как в лучах света отдаленного фонаря из-под него начинает растекаться темная лужица. Видел, как несколькими секундами позже некроэфир, черный словно первородное ничто, толчками вырывается из неподвижного тела. — Твою мать… — прошептал я, отходя от окна. Наверное, я должен сейчас испытывать потрясение, горечь, вину или что-нибудь подобное. Пребывать в состоянии крайнего ошеломления и растерянности. Но нет. Этот выпавший по собственной глупости человек давно уже перестал быть мне родным. Он долгие годы унижал и меня, и мать. Избивал не только по пьяни, но иной раз и на трезвую голову. Измывался, оскорблял, выгонял из дому. Так с чего мне оплакивать эту скотину? Я, наоборот, больше обрадовался, что не измарал об это существо рук и не посадил нового пятна на свою совесть. И принятие его смерти для меня прошло как-то уж слишком легко. Подумалось лишь: «Жил грешно, да и помер смешно, как говорится…» В силу того, что я сохранил абсолютное хладнокровие, уже на выходе с кухни меня посетили первые невеселые, но резонные мысли о неприятностях, которые замаячили впереди. Присутствие инфестата на месте самоубийства всегда выглядит очень и очень подозрительно. А уж принимая во внимание мои с отцом взаимоотношения, то и вовсе… И как мне дальше быть? Ответ очевиден. Придется сохранить свою поездку в Подольск в строжайшем секрете. Старательно припомнив все, к чему прикасался, я на всякий случай обтер подоконник и дверную ручку, дабы не оставлять своих «пальчиков». Затем я натянул на ладонь рукав куртки, взвел пружину старого автоматического замка и захлопнул за собой дверь. Запертое изнутри жилище и маргинальный образ жизни папаши должны вернее натолкнуть полицию на версию о суициде, нежели остальные обстоятельства. Я торопливо сбегал по ступенькам, норовя как можно скорее убраться из подъезда. В соседских квартирах царила полная тишина, которую не тревожил ни единый шорох. Только на втором этаже до меня донеслись отзвуки чьей-то вялой гулянки и раскаты пьяного смеха. Пока все указывало на то, что я для местных жителей остался незамеченным гостем. А о том, что буду делать, если меня все-таки кто-нибудь увидит, я предпочитал пока не задумываться… Но, как часто происходит, судьба решила в очередной раз испытать меня на прочность. Практически у самого выхода, когда до заветной свободы оставался всего один лестничный пролет, я услышал, как хлопает подъездная дверь. — Я те отвечаю, это с пятого этажа сиганул бухарь! — разобрал я чей-то довольно молодой голос. — Там единственная фрамуга нараспашку! — Да и хрен бы с ним! — вторил ему другой. — На кой ляд мы туда тащимся? — Ты чё, не шаришь? Там же в хате всякой шняги надыбать можно. Телек или мобилка точно завалялись. От накатившей досады я крепко стиснул челюсти, едва не ломая зубы. Сука, ну как же не вовремя! Мимо этих некстати пожаловавших граждан незаметным я точно не проскользну. Да и назад бежать смысла нет. Судя по обрывку их диалога, они вознамерились проверить квартиры на пятом этаже. А в хрущевке выше только крыша, да вот не факт, что чердак будет открыт. Светить лицом мне ни перед кем нельзя, а значит, остается лишь один выход… Дар внутри меня воспрял и расправил сумрачные крылья, недвусмысленно намекая, каким именно способом можно разрешить сложившуюся ситуацию. Но я затолкал его кровожадные посулы так далеко, как только смог. — Не, ну а если в хате кто-то еще есть? — продолжал допытывать невидимый мне собеседник своего идейного вдохновителя. — Да никого там нет, я те грю! Иначе б уже давно кипишевали! Пока неизвестные стервятники поднимались вверх, мне пришлось, опережая их, метнуться на второй этаж. Там я схватился за округлые бока сияющей лампочки и крутанул ее в патроне, и она погасла уже на первой трети оборота, погружая лестничную клетку в темноту. — А если они просто спят? — Ну тогда сделаем вид, что тупо пришли им рассказать о том, что их папка, сват, кум, брат в окошко выпилился! Чё ты паришься? Ничем не рискуем. — Да все равно ссыкотно как-то… Я вжался в дальний угол, стараясь целиком слиться с густой тенью, и надеялся что парочка прощелыг меня не заметит. — Да не ссы, дело верняк! Главное, чтобы дверь закрыта не была. — А если закрыта, то ломанём? — Гонишь? Нахрен надо! Я на зону не собираюсь, у меня еще «условка» висит! Нет, так нет. Значит, не фортануло.