Мы выбрали место для лежки за упавшим стволом дерева. Оно рухнуло и пока еще не погрузилось в глину окончательно. Еще не прогнили сломанные при падении сучья, и оно опиралось на них. Вокруг мелкие кустики, ствол перевит лианами. Если расположить наши лежанки прямо за ним, то нас будет с трех метров не разглядеть, а мы сможем наблюдать противника из-под ствола. И тень от него не даст бликовать оптике днем. Так и сделаем. – Здесь устроимся. – Хорошо, – шепнула Бонита. Мы спустили с плеч рюкзаки, отстегнули снизу непромокаемые матрасики, те самые, свернутые в трубку, раскатали их по земле. На них бросили по плащ-накидке, на себя набросили по сделанной из лохматого сетчатого камуфляжа накидке с капюшоном. От бревна сверху, назад, растянули и закрепили деревянными колышками два куска масксети. Улеглись, проверили сектора наблюдения. А неплохо устроились: черта с два нас здесь обнаружишь. Даже сверху, с низко зависшего вертолета, случись у бандитов такой найдется. Быстро провели перекличку по короткой связи. Все на местах. Все готовы. Мы понемножку начали выщипывать перед собой по листочку, по травинке – импровизированные амбразуры. Выключили ночные прицелы, взялись за пассивный ноктовизор, он же – ночной бинокль. Первая смена наблюдения была моя. Наблюдают за противником всегда по очереди, и никогда – вместе. Почему? Потому что любой наблюдатель, если он занят своим делом всерьез, устает. Попытайтесь непрерывно обшаривать взглядом передний край противника по секторам, скажем, часика два подряд. Тогда поймете, о чем я. Еще одна опасность – глаз «замыливается». Что это значит? А то, что пейзаж становится привычным, и мозг начинает сам домысливать картинку, основываясь на знакомой ему информации, усвоенной раньше. И новые детали, появившиеся недавно, могут остаться незамеченными. Поэтому наблюдатели всегда работают в паре и по очереди. Решили дежурить по два часа. Засекли время, и Бонита, накрывшись плащ-палаткой, улеглась набок и уснула. Умница, золотая моя, так и надо. Нечего ночью силы тратить – они днем пригодятся. Ночью здесь активность низкая, судя по всему. А что у нас на наблюдаемом объекте, кстати? На противоположном берегу кусты были вырублены практически полностью. Под деревьями в свободном порядке были построены несколько легких домиков со щитовыми стенами, оконными проемами, затянутыми москитной сеткой вместо стекла, с низко нависающими крышами из пальмовых листьев. Свет нигде не горел, но время от времени по тропинке между домиками проходил часовой с автоматом на плече, висящим стволом вниз. Уже привычная панама, камуфляжная форма, и на панаме – накомарник. Что он в этом накомарнике в темноте видит? Только тропинку под ногами? Его счастье, что местная луна все же такая яркая, не чета той, что в Старом Свете была. Кстати о накомарниках. Губка с приманкой для комаров удачно дополнила свежеобновленный на лицах крем-репеллент. По крайней мере, на первый взгляд облако насекомых над нами оказалось не таким густым, как раньше, хоть комариный писк давил на уши. Надеюсь, что местные часовые не настолько наблюдательны, чтобы засечь по туче комаров наблюдателей в ста метрах от себя. И «волосатые» перчатки действовали замечательно. Что может быть хуже, чем искусанные комарами суставы пальцев, особенно для снайпера? А сейчас я специально одну руку не смазывал репеллентом, наблюдал: не получается у злотворных летучих гадов даже сесть на кисть руки – волоски не дают. А вот это уже интересно – похоже на дзот. На самом мысу, с хорошим сектором обстрела. Скорее даже не дзот, а просто перекрытое пулеметное гнездо. Внутри двое, а вот пулемет интересный. Пулемету них крупнокалиберный «корд»,[17] российский, новенький. Откуда знаю, что новенький? Потому что «кордов» стареньких не бывает – это вообще модель новая. И я не слышал, чтобы наши в Старом Свете кому-то ее уже продавать начали. Вообще интересно здесь, кстати – бандиты повально новыми АК-103 вооружены, «корд» в гнезде. Кто их «подогревает», вот бы узнать? В общем, за первый час наблюдения мне удалось увидеть только смену часовых и пулеметного расчета, один раз мимо меня прошла на хорошей скорости все та же пластиковая моторка с четырьмя вооруженными людьми. Видимо, они все же патрулировали протоку. Чуть позже мне удалось обнаружить еще одного часового – на пристани у понтонного мостика. До этого он был закрыт кустами, но сейчас решил пройтись по пристани и обнаружил себя. А где все же якорная стоянка для судов, вот что интересно? Ладно, потом разберемся, когда светать начнет. Попозже еще один пулемет нашел – на соседнем острове, сразу за понтонным мостом. Ничего так укрепились. Два крупнокалиберных, с перекрестными секторами – это серьезная заявка на успех. В десять минут третьего вышел на связь с Маноло, поручил ему передать очередную «жизнь прекрасную» на судно, «Острову». В три часа разбудил Бониту, натянул на себя плащ-палатку и сам отключился, поручив ей толкать меня беспощадно, если я начну демаскировать позицию храпом. В пять Бонита разбудила меня. Никакого движения, кроме очередной смены часовых, не наблюдалось. Часовые сменяются сами по себе, безо всяких разводящих и полагающихся команд вроде «Разводящий ко мне, остальные на месте!» или «Осветить лицо!», например. Просто выходит следующая смена из какого-то домика в глубине застройки и расходится по постам, а через несколько минут идут обратно сменившиеся. А «бодрянка» есть у них, интересно? Или вся караулка дрыхнет? Вообще полезно знать было бы, случись чего. Ближе к семи небо вдалеке начало понемногу светлеть. Дело к рассвету, который случится здесь около восьми утра. В семь я сменил ночной прицел «вала» на ПСО-1, разбудил Бониту и снова завалился спать сам, обновив слой репеллента на лице и одежде. И в восемь проснулся, потому что пригрело солнце. И хотелось пить и есть. Попил через трубочку системы гидрации, извлек из бокового кармана пластиковую упаковку с сухим пайком. Война войной, а обед – по расписанию. – Как там? – поинтересовался я у наблюдающей в бинокль Бониты. – Проснулись, – прошептала она. – Зашевелились. Наша позиция чем еще хороша оказалась – так это тем, что бревно спасало нас от бликов, да и солнце светило со спины. Поэтому никто не мешал осматриваться. Я тоже снял крышки с окуляров своего бинокля, пристроился рядом с Бонитой, попутно жуя высококалорийный батончик из орехов, меда и чего-то там еще. Что у нас на той стороне? Действительно началось шевеление. На острове напротив был настоящий поселок. Домиков двадцать, не меньше, выстроенных двумя улицами. Ближе всего к нам была столовая под навесом, где у выстроенных на каменном фундаменте дровяных плит возились два повара в условно белых куртках. Еще один в такой же куртке взял на кухне два кофейника и понес их куда-то вглубь поселка – начальству, наверное. А начальство с девками нежилось, судя по всему. Точнее, не по всему, а лишь по тому, что из самого большого домика вышла девица в шортах и красной майке, потягивающаяся и расчесывающая длинные светлые волосы. Или она сама тут главное начальство? Молода еще для начальства, не тянет. Но симпатичная, симпатичная. Якорная стоянка нашлась. Она как раз и ограничена понтонным мостиком – просто крупных судов там сейчас нет. Стоят два шестиметровых военных «зодиака», моторка из стеклопластика вроде той, которая ночью патрулировала, и одна моторка побольше, с хорошими сиденьями, широкая и удобная. Для начальства, наверное. А вот это уже интересно – на соседнем острове из длинного низкого сарая выгнали человек пятнадцать оборванцев. В основном – черные, но есть и несколько белых. Вот это и есть рабы местные, насколько я понимаю. С ними двое с автоматами на плече и деревянными дубинками. Рабов построили в колонну по два и повели куда-то вглубь острова. Там плантация, что ли? Не на утреннюю же зарядку их. Насколько я помню из отчета нашего разведуправления, здесь больше года ни один раб не выдерживает – умирает. – Mi Amor, спать хочешь? – спросил я. – А то у меня сон пропал, могу понаблюдать. – Наблюдай. Я еще посплю, – с готовностью передала мне смену Мария Пилар. Щелкнули пластиковые крышечки на обрезиненном бинокле-ноктовизоре, зашуршала плащ-накидка. Бонита отправилась спать, а я решил глазеть дальше. Интересно подчас за чужой жизнью втихаря понаблюдать. Особенно если ты планируешь им эту жизнь сильно испортить, возникни такая необходимость. Кстати, что там насчет испортить? Нажал пару раз кнопку дальномера, в окулярах побежали цифры. До крайнего дома сто метров ровно, до дальнего – почти триста. Даже поправки не нужны – хоть в глаз стреляй, если по ближнему рубежу. В десять минут девятого опять сеанс связи. Сообщили «Острову», что ничего необычного не наблюдаем, пусть выходят на связь, сообщают, что готовы назначать встречу. Вот тогда мы и посмотрим, как на это местное население среагирует. Судя по всему, с сеансом связи Смит тянуть не стал. Минут через пятнадцать я увидел, как из маленького домика с высокими антеннами в сторону домика с блондинками пробежал невысокий боец в панаме и в зелено-коричнево-синем камуфляже «джунгли», держа в руке маленькую желтую бумажку. Даже бланки радиограмм у них есть, как я погляжу. Еще через пять минут боец прошел обратно в сопровождении двоих – высокого худого брюнета в «пилотских» черных очках в золотистой оправе, камуфляжных брюках, белой майке и с кобурой на поясе и невысокого коренастого мужичка с седым ежиком, почти полным отсутствием шеи и изрядным пузом. Пат и Паташон какие-то. Они исчезли с радистом в дверях узла связи, затем радист вышел на улицу и закурил. Это они его выставили, что ли? Так смысл какой, если ему через фанерные стены и так все слышно? Ладно, им виднее. Может, воин чеснока на завтрак нажрался и тем самым нежное начальство своим присутствием расстраивает. Например. Через несколько минут Длинный и Толстый, как я их мысленно поименовал, появились на улице, о чем-то оживленно беседуя. Знать бы о чем. Длинный посмотрел на часы, потом потыкал пальцем в циферблат, стараясь что-то втолковать Толстому. Тот возражал, мотая головой на толстой короткой шее и делая столь же отрицательные жесты руками. Кажется, партнерство у них было неравноправным, и Длинный был главнее, потому что через несколько минут мотания головой его собеседником он напустил на себя начальственный вид и, судя по всему, приказал что-то Толстому. Тот пожал плечами, но возражать уже не стал. И ушел с выражением лица «Хозяин – барин». Длинный тоже пошел к своему дому, и на некоторое время на островке воцарилось спокойствие. И так прошло около часа. Один раз по протоке прокатила патрульная моторка, с пулеметом на турели и тремя седоками. Больше не было никого. А вот по истечении часа мне довелось наблюдать нечто интересное, никак в планы наблюдения не укладывавшееся. Я пялился на пустынный остров напротив. Там было пусто – даже часовой, прохаживавшийся по дорожке, к тому времени исчез за домами. Вдруг справа от нас, метрах в двадцати, раздался треск, громкое конское фырканье и какое-то утробное урчание. Спящая Бонита проснулась мгновенно и попыталась схватить «винторез», я еле удержал ее, а сам я от неожиданности холодным потом покрылся. Затем снова донеслось фырканье и тяжелые шаги, которые, впрочем, к нам не приближались, а двигались в сторону берега. Я подумал, что какое-то массивное животное провело ночь на острове, а теперь проснулось и… пошло к воде – на водопой, наверное. Зачем они еще к воде ходят? Затрещали кусты у самого берега, раздался тяжелый плеск, как будто что-то тяжелое и большое погрузилось в воду. Я осторожно-осторожно продвинулся вперед и посмотрел направо, вдоль берега. Сначала увидел мокрую серую спину, возвышающуюся из воды, затем я разглядел голову с двумя парами коротких бивней и таким же коротким хоботом. Больше всего этот зверь напоминал некую смесь южноамериканского тапира и африканского слона, с изрядной добавкой носорога. Большой зверь, весом с тонну, возможно. Он стоял в воде и пил, опустив морду в красную мутную воду. Напившись, он фыркнул, мотнул тяжелой башкой туда-сюда, после чего побрел прямо на середину протоки, попутно оставляя в воде желтый вонючий след – животина облегчала кишечник тугой зловонной струей. Теперь понятно. Судя по всему, зверь травоядный, находится в некотором родстве с саванным рогачом, хоть рогов у него нет – лишь бивни на морде. Вчера до прилива зверь забрался на остров, на котором мы скрывались, где и заночевал. Его мы и слышали в темноте, скорее всего. А теперь дождался очередного отлива – и по наметившимся мелям пошел на другой остров. Решительно так пошел: здоровая зверюга, тяжелая. Для небольших акул из проток наверняка слишком крупная добыча. С противоположного берега послышался свист. Свистел зверю часовой, прогуливавшийся по периметру поселка. Затем к нему присоединился пулеметчик из дзота. Зверь не обратил на них никакого внимания и продолжал брести по плечи в мутной воде, направляясь к острову справа от них. Перед его грудью поднимался маленький вал рыжей воды, за массивным задом веером расходились волны, как за корпусом катера. Но что-то произошло. Послышался тяжелый всплеск, взметнулся фонтан брызг, в котором промелькнуло нечто продолговатое. Голова с бивнями исчезла под водой, не издав ни звука. Но с новым всплеском она вновь появилась на поверхности. «Тапир», как я назвал его уже про себя, заревел, но рев вновь прервался, когда голова снова, уже резким рывком погрузилась в воду. На поверхности показался его толстый бок, массивная нога, судорожно бьющаяся на поверхности и поднимающая тучу брызг. Затем и она погрузилась в воду, но на поверхности по-прежнему бились и сталкивались волны и водовороты, взлетали брызги. «Тапир» был массивен и силен, и что бы его ни тащило вниз, у него все же хватило сил вновь поднять голову из воды, чтобы вдохнуть. То, что напало, явно старалось утопить его, а он рвался из-под воды наверх. Но он был уже ранен, и ранен, судя по всему, смертельно. Половина его морды была располосована длинными глубокими ранами, как будто гигантские грабли прошлись по нему, вырывая лоскуты грубой кожи и мяса. Правого глаза и уха уже не было, вместо них с морды свисали рваные клочья, и виднелась белая кость черепа. На короткой складчатой шее тоже были видны страшные разрывы, из которых водопадом хлестала кровь. И вновь могучий рывок утащил «тапира» под воду. Вода забурлила, что-то под самой поверхностью задвигалось из стороны в сторону. Вода была мутной от красной глины, совершенно непрозрачной. Опущенная в нее ветка теряла свои очертания уже в десяти сантиметрах от поверхности, но даже эта муть не могла скрыть огромного кровавого пятна, которое расплывалось на месте нападения. – Что это? – прошептала Бонита. Голос у нее явно дрожал. Да и я, признаться, совершенно оторопел от зрелища, разворачивающегося перед глазами. – Черт его знает, но оно огромное, – пробормотал я. – Смотри! «Оно» было действительно огромным. Нам было видно, где продолжают трепать под водой тушу «тапира», как Тузик шапку. В этом месте «оно»… скажем так – «начиналось». А вот «заканчивалось» оно далеко, метрах так в десяти примерно – там, где под водой билось нечто темное, похожее на хвост. – Кит? – спросил я шепотом. – Не знаю, – так же дрожащим шепотом ответила Бонита. – Мне не видно. Кто-то огромный. И наконец «оно» нам открылось. Туша «тапира» всплыла, а вместе с ней, удерживая ее за толстую заднюю ногу, всплыла огромная, как стол, вытянутая, корявая, покрытая щитками, пересеченная на всю длину зубастой пастью голова крокодила. А за ней из воды поднимались, раскинувшись во всю свою невероятную длину и ширину, ряды зубчатых гребней на спине, бревноподобный хвост. Он был велик. Не «велик» в смысле «большой», а «велик» в смысле «величествен». Он был размером с хорошую яхту, могуч и невероятен – он был властелином всей местной вселенной болот и каналов. Краем глаза я заметил шевеление в дзоте и переключил внимание туда. Молодой парнишка в камуфляже попытался навести «корд» на местного болотного повелителя, но второй, постарше, не дал ему этого сделать. Между ними возник краткий спор, причем младший возражал, а старший показывал рукой на соседний остров. Затем младший оставил крупнокалиберный пулемет в покое. Понятно. Эту страхолюдину тут знают и пугают им рабов на соседнем острове, чтобы не разбегались. Или ему их скармливают – дело нехитрое, и он у них за похоронное бюро. А очереди из «корда» пулями калибра 12,7 мм хватило бы даже этому гиганту за глаза. Они бронетранспортеры прошибают – не то что крокодилов. А крокодил между тем ничего лучше не придумал, как дотолкать «тапира» на отмель в десяти метрах от нас и там приняться за еду. Не то чтобы я опасался, что он заодно привлечет внимание и к нам, вовсе нет. Мы были очень хорошо замаскированы, и обнаружить нас с постов на той стороне протоки было невозможно. Даже в тепловизор – земля уже нагрелась. Но я судорожно вспоминал, каким образом крокодилы обнаруживают свои жертвы. В голове почему-то упорно крутилась мысль о том, что змеи чуют тепло, а у летучих мышей есть сонары. При чем тут крокодилы, было непонятно, но вспомнить, как они ищут добычу, у меня не получалось. По запаху? Зрением? Спинным мозгом чуют? «Вал» и «винторез» были заряжены бронебойными патронами, оптимальными для джунглей, но, разглядывая невероятной толщины костяные щитки на морде крокодила, я сомневался, что даже эти тяжелые, шестнадцатиграммовые, но низкоскоростные пули способны эти щитки пробить. И если мы крокодилу не понравимся, аппетит ему, например, испортим, то или он нас съест, или бежать нам от него по кустам под очередями двух крупнокалиберных пулеметов. Ел крокодил «тапира» очень впечатляюще. Затащив толстую тушу жертвы на отмель, он пристроился рядом. Пасть у него была заметно шире, не такая заостренная вперед, как у земных крокодилов, и зубы у него, в отличие от земных его аналогов, строением больше напоминали акульи, острые и частые, растущие в несколько рядов, которые легко рвали мясо с туши. Крокодил приподнимался на передних ногах, открывал пасть так, что нам через глотку был виден чуть ли не его желудок, издавал низкий, на грани инфразвука рев, при этом еще и распространяя волну зловония, после чего вцеплялся в наиболее мясистую часть туши жертвы. По моим прикидкам, «тапир» весил не меньше тонны, но вцепившийся крокодил трепал и болтал эту тушу по мелководью до тех пор, пока огромный клок плоти вместе с толстой грубой шкурой не вырывался с отвратительным треском, орошая брызнувшей кровью все окрестности. Добытый шматок мяса хищник судорожно глотал, причем выглядело это так, как будто он собирается им подавиться, а затем совершался очередной бросок на добычу. При каждом таком броске у меня шевелились волосы под капюшоном, а Бонита еле слышно ойкала и вздрагивала. Зрелище было, прямо скажем, то еще. Представьте взбесившегося монстра в нескольких шагах от вас, когда до вас даже брызги от его рывков в воде долетают. Каково? Вскоре возникли еще претенденты на кусочек с барского стола. Вокруг «тапира» появились небольшие, с полметра, темные рыбины, которые быстро подскакивали к погруженной в воду части туши и выхватывали из нее куски. Поодаль над водой появилось несколько треугольных плавников местных акул. Не слишком больших, но… есть простое правило – если акула переросла один метр, она уже становится потенциально опасной. Даже если она принадлежит к неагрессивному виду. В свою бытность дайв-инструктором я был укушен за кисть руки детенышем рифовой белоперой акулы, которого пытался вытащить за хвост из-под камня, чтобы показать туристам. Полуметровая рыба сумела вырвать хвост у меня из ладони, развернуться, атаковать меня, укусив за ладонь, и скрыться. Зубы у акуленка были еще мелкие, и на руке у меня была неопреновая перчатка, поэтому серьезной травмы он мне не нанес, но белые мелкие шрамы так и остались до сих пор, напоминая, что не надо терять осторожности, а излишнее самомнение вредит. И я понял, что даже очень маленькие акулы все же очень сильны и очень быстры. Мне запомнилось ощущение акульего хвоста в руке – как будто стальной трос бился и извивался сам по себе. А акула, которая переросла размер в два метра, становится потенциальным убийцей. Не в смысле того, что она обязательно нападет, отнюдь. Мне приходилось нырять среди десятков таких акул. Но если она решит напасть, то она тебя обязательно убьет, буде такова ее цель. И не стоит себя тешить сценами с защитой при помощи водолазного ножа: если вы увидите двухметровую акулу в ее естественной среде, то поймете, что у вас нет шансов. Так о чем это я? Об акулах. А почему об акулах, когда здесь крокодил за главного? Может быть, потому, что они от него предпочитали держаться подальше, невзирая на кровь в воде. А вообще в воде уже кипел настоящий пир. Помимо рыб, о которых я уже говорил, появились еще то ли угри, то ли змеи, которые вцеплялись в свисающие клочья плоти и отчаянно извивались, пока не отрывали их, падали в воду, опять возвращались. Сверху на тушу садились маленькие ящеры-падальщики вроде степных, но помельче. При каждой крокодильей атаке они с хриплым воем взлетали вверх, после чего немедленно возвращались на место. Появились какие-то маленькие, размером с жука, то ли крабы, то ли раки, которые расползлись по всей туше. И над всем этим великолепием сверху собрались мухи. Туча – огромное гудящее облако мух. И все это у нас прямо под носом. Вот благодать-то. Напротив, на острове собралась целая толпа. Кто-то даже снимал происходящее на видеокамеру. Примерно через час крокодил нажрался и, оставив остатки туши, покинул место пиршества. И тогда к туше подошли акулы, которые начали отрывать от нее все, что только оставалось на костях. Вода вскипела розовым, в кучу сбились плавники, темно-серые спины и белые акульи брюхи. Вновь взлетели падальщики и закружились с криками над местом битвы. Только мухам и крабам было все равно, а вот несколько толстых рыбин, подплывших к туше первыми, прямо на наших глазах попались акулам на зуб. Наелись, отяжелели, потеряли прыткость – и были съедены сами. Потом ушли и акулы, а над скелетом «тапира» осталась пировать всякая мелочь и насекомые. Через два часа после крокодильей охоты скелет был почти лишен мяса, но зато начал вонять. В жаркой духоте все загнивало быстро, и к падали это особенно относилось. И воняла падаль сильно, очень сильно. Мангровые болота, дельта р. Амазонки. Ничейная территория. 22 год, 1 число 9 месяца, воскресенье, 15.00 К середине дня мы даже к вони немного притерпелись. Все равно сменить позицию так, чтобы там не воняло, было нереально, да и сами мангровые болота здорово попахивают гнилью, поэтому вонь от падали нас шокировала – скажем так, умеренно. А вот скопление мух над гниющими останками напрягало гораздо больше, провались они совсем. Настоящее гудящее облако этой мерзости висело прямо перед нами, не забывая уделять толику своего внимания и нам, расположившимся всего в нескольких шагах от их вечеринки. В прошлый сеанс связи Смит оповестил нас, что бандиты назначили точку и время рандеву. Встреча должна была состояться в двадцать два ноль-ноль, перед линией островов, в открытом море. Там траулер должна была ожидать моторная лодка, за которой он и должен был проследовать по фарватеру до места передачи груза. В принципе, все, как мы и ожидали. Никаких специальных приготовлений к встрече мы с утра не заметили, но после полудня кое-что все же произошло. К пулеметчикам в дзоте на мысу пришли еще несколько человек, и они общими усилиями перетащили тяжелый пулемет на трехопорном станке ближе к бухточке, где и укрыли его в спешно вырытом и замаскированном сетью и ветками окопе. Теперь оба «корда» были нацелены на якорную стоянку. Затем к стоянке приблизилось некое сооружение, напоминающее нечто среднее между плавучим грузовиком, рыболовным баркасом и самоходной баржей. На мой взгляд, это и была старая десантная баржа с откидной аппарелью, которую привлекли в качестве грузового транспорта для работы в болотах. Баржа привезла большую катушку троса, которую принялись выгружать четверо чернокожих в лохмотьях. Катушка была тяжелая – возились они долго. Затем с тросом начали производиться уже более загадочные манипуляции. Его вытащили на противоположный берег использующегося в качестве стоянки проливчика между островами, где и закрепили катушку за двумя сросшимися высокими деревьями, пропустив сам трос через развилку и замаскировав всю эту конструкцию. Затем противоположный конец погрузили на лодку, перевезли через пролив и потащили на берег. Мне не было видно, к чему трос там цепляют, но общий замысел гостеприимных хозяев становился ясен. Сколько бы человек ни оказалось на «Нинье», как бы ни были они вооружены, но когда они войдут в пролив, за кормой у них из воды поднимется трос, перегораживающий выход и лишающий их маневра, а с противоположной стороны выход будет закрыт наплавным мостиком, а когда их возьмут под прицел два «корда» – а что еще, кроме них, я даже и не знаю, – то гостеприимные хозяева смогут диктовать гостям любые условия. Вопрос: зачем хозяевам это надо? Предосторожность? Сомнительно. Они знакомы со шкипером и со Смитом, вели с ними дела и раньше. Ракеты отдаются им бесплатно, поэтому вопрос «кинуть на деньги» здесь не стоит. Что еще? Еще есть два варианта. «Кинуть на все имущество», включая траулер и самих гостей, и, как вариант, захват достаточного количества заложников и ценностей – с целью получения остальных «стингеров». Подозреваю, что поначалу получателям товара декларировали совсем другое количество ПЗРК, и они на такое и рассчитывали изначально. А теперь их, по моей инициативе, в этом урезали. А они небось будущую прибыль уже поделили и на кучки разложили, – и тут такое разочарование. А ведь мало того что стоимость подобного оружия в Новой Земле можно назначать произвольно, – так и обладатель оного становится разве что не неуязвимым. По крайней мере, атак аэромобильных частей той же Русской Армии им придется опасаться куда в меньшей степени, чем раньше. И поисковые группы на Ми-8 не будут так свободно летать над дельтой Амазонки. И штурмовики «Тукано» тоже начнут опасаться – а это стоит многого. Какой из этого мы делаем вывод? Гостеприимные хозяева собираются злоупотребить доверчивостью гостей. И я померил лазерным дальномером расстояние до обоих пулеметных гнезд. На будущее, на всякий случай. Они злоупотребят доверием гостей, а мы злоупотребим небрежностью хозяев. К следующему сеансу связи мне пришлось немного рискнуть нашей маскировкой. Я покинул НП и пополз вглубь острова, чтобы лично переговорить с «Островом». Кое-какие идеи у меня появились – надо было изложить их тем, кто остался на судне, и дать им время подготовиться. Конечно, столько времени болтать по радио – тоже риск, но в данном случае он становился риском необходимым. Мангровые болота, дельта р. Амазонки. Ничейная территория. 22 год, 1 число 9 месяца, воскресенье, 23.00