Глава 1 Москва. Пятнадцатое ноября. Наступила ранняя зима. Морозное утро и яркое солнце придавали особый шарм этому дню. Весь город, каждая улица, всякий дворик были покрыты искрящимся снегом, переливающимся на солнце как маленькие жемчужные бусинки. Больших сугробов, правда, не было пока. Да и откуда им взяться? Накануне происходили постоянные перепады температуры. Погоду ломало и крутило — от дождя и оттепели до сегодняшних неожиданных заморозков. Все это способствовало тому, что сугробы во всех окрестностях неизбежно превратились в лужу, а та, в свою очередь, в сильную гололедицу. Машины заносило, люди катились по привычным тропам, вынужденно выделывая разные па из фигурного катания. Ноябрь –полузимник, кажется, так в народе называют этот месяц. Видимо, не зря. Некоторые, балансируя и скользя по дороге с легкостью падающей снежинки, даже шутили со своими приятелями, мол, так быстрее и дешевле, чем на общественном транспорте, не говоря уже о такси. Да, сурово. Да, с некоторыми последствиями для здоровья. Но все же, но все же. Другим же было не до шуток — они осознавали всю опасность этого природного явления, которое было чревато не только падениями, но и травмами. В этих двух лагерях людей было примерно поровну. Плюс и минус. Черное и белое. Эдакая природная коллизия в лучших ее проявлениях. Конечно, были и исключения из правил — люди, которые не замечали ничего вокруг — привычно бежали куда-то по своим делам, не оглядываясь по сторонам и не смотря под ноги. Вера была именно из этой категории людей. Работа– дом– работа. Суета. Что в жизни, что в голове. Вот и сегодня она мчалась куда-то по делам. Надо было решить срочную проблему. На остановке собралось приличное количество народу, а автобуса все не было и не было. «Только бы не опоздать», — мысленно талдычила Вера про себя. В этом районе она оказалась в первый раз — по работе. Долгое ожидание лишало ее душевного равновесия. Не то чтобы она вышла слишком поздно или опоздает на ту самую встречу, прибудь автобус через час. Она вышла слишком заранее — подводить людей было не в ее характере. Но сам факт ожидания и неопределенности выбивал из колеи. Окружающие переминались с ноги на ногу, совсем окоченев от холода. По ощущениям было минус пятнадцать, хотя, по прогнозам, обещали всего-навсего минус пять. Вере же все было нипочем, так как на ней был предусмотрительно надет мятный короткий пуховик с регулировкой температуры — привет, будущее, ты уже настало, а вязаные шапка и шарф цвета шампань с мелкими редкими блестками компенсировали отсутствие капюшона. Светло-синие потертые джинсы были достаточно плотные, чтобы не озябнуть в такую погоду, а на ногах угги в тон шапке и шарфу. Подошва у них была поистине скользкая, но Вера безумно их ценила за удобство. Естественно, недостатки уходили на второй план. Время тянулось совсем медленно, и Вера начала все чаще и чаще тяжело вздыхать, будто это могло помочь ускорить процесс простаивания без дела. Она оглянулась по сторонам и поняла, что в автобус может и не попасть. Хоть она и пришла одной из первых, ее не замедлили отодвинуть во второй ряд более ушлые люди. Итак, среди безликой массы затерялась еще более безликая Вера. Вот такие дела творятся в этом бездушном мире. Не уследила, не поборолась за себя. Впрочем, все как обычно. Просто махнула рукой и недоборолась. — Недо… — укоризненно процедила Вера. Вся издерганная, она обернулась и запрокинула голову, заслоняя рукой лицо от солнца, которое, по идее, должно было согревать, но толку от него тогда было мало. От него веяло холодом. Чтобы хоть как-то успокоиться, она решила обследовать глазами окружающий мир, который всегда был ее вдохновением для работы — любая черточка, освещение, поворот головы, непринужденная поза рядом стоящего человека. В общем, перспектива жизни, как сама Вера обозначила в самом начале своей карьеры. Прямо за остановкой был серый сталинский дом, и Вера заострила свое внимание на нем. Всматриваясь в окна, она думала о том, насколько одинаковы условия для жителей, но как разительно они отличаются вкусом и подходом в плане интерьера и декорирования своего дома: в одной квартире на втором этаже не было занавесок, а на подоконнике стояла плетеная красная корзинка с пасхальными яйцами; чуть выше в квартире левее шторы присутствовали — тяжелые и темные с цветочным вставками, но не задернуты, поэтому легко можно было рассмотреть стоящий возле окна шкаф со всеми книгами и безделушками. Окно там было украшено несколькими бумажными снежинками. В следующей квартире форточка была приоткрыта и там виднелся колыхавшийся от ветра тюль — легкий, воздушный, ажурный. Но больше всего ее заинтересовали потолки — один навесной с оригинальным освещением, второй простой белый, другой обшарпанный и неухоженный, но какая там была люстра! Шедевр своей эпохи. Хоть будучи и замкнутым ребенком, Вера обладала харизмой и индивидуальностью, привлекавшей внимание многих, кто когда-либо сталкивался с ней. Она была парадоксальна, сложна. Каждая клеточка ее была пропитана манящим очарованием. Она могла завоевать сердце толпы своей пытливостью ума и стремлением выразить себя через свою творческую призму, основательно изучая все детали и преобразовывая их в художественное творение. Что нельзя сказать про ее способность влюбить в себя отдельных людей. По одиночке на нее смотрели как на отшельника, не умеющего адаптироваться под их видение мира. Да, по современным понятиям ее можно было считать немного чудаковатой — Вера была большим любителем восторгаться красотой того, что большинство даже не замечало. Особенно небом. Наверное, это единственное, что хоть как-то ее трогало до сих пор. Оно всегда казалось таким близким, манящим. Постоянно притягивало и дразнилось. Единственный способ дотянуться до него, в понимании Веры, — отрастить крылья. Для нее это сделать было легко с помощью своего творческого ума. Однако в какой-то момент эти крылья стали слишком тяжелой ношей. Сомнения насчет целесообразности выбора в карьера обуревали глухой тоской. Ее творческие порывы перестали приносить удовольствие. Ничего не радовало. Кроме неба. Оно всегда было прекрасно в любых своих ипостасях. Потолок чем-то схож с небом, только он искусственно создан под прихоти живущего под ним. Люди создают свое небо таким, каким хотят видеть над своей головой — гладким, пасмурным, тяжелым, мрачным, загадочным, бесконечным. Это их выбор. Настоящему же небу диктовать свои условия не получится. Здесь надо адаптироваться. Последовал тяжелой вздох, и Вера продолжила размышлять. Много ли еще есть параллелей — почему бы и не сравнить, раз заняться больше нечем? Точно — многогранность. Над ее головой простирались черные тучи. Они перекликались с кучевыми, подсвеченными ярким солнцем. Все это создавало иллюзию горящих с дымкой облаков. Сбоку от них, хоть и в меньшинстве, был небольшой участок неба, ничем не обремененный — такой голубой, невинный, простой, ни с кем не желавший конфликтовать. Потолки у людей своим разнообразием напоминали ту же картину, но не было в этом того же ощущения величественности. У природы была возможность перекроить все за минуты, а то и секунды, просто потому что. Человеку же зачастую не приходило в голову менять все с такой же стремительной скоростью. Стабильность. Предсказуемость. Плохо это или хорошо? Для каждого свой ответ. — И что мне эти потолки сдались? Тьфу на них. — Какая-то женщина толкнула ее, чтобы пройти. — Эй! — крикнула Вера вдогонку этой нахалке и, насупившись, добавила: — Хмырь болотная. — Расстроилась ли Вера? Не особо. Автобус и не думал появляться, и Верин прищуренный взгляд ненароком застыл на одном из окон все того же самого дома. Чуть дальше на самом верхнем этаже Вера углядела маленькую елку, наряженную мишурой. А включенные гирлянды в виде звездочек подсвечивали надпись на окне: «Улыбайся, новый год будет лучше, чем ты думаешь». «Вот те раз! — Подумала Вера. — На фига ставить елку на подоконник? Не рано ли? Ноябрь же только. Вот будет декабрь, и там… Последует январь… Ненавижу январь. Вся эта новогодняя мишура не к месту в ноябре». Сама же не отводила взгляда ни от елки, ни от надписи, вместе с тем отказываясь признаваться самой себе в том, что они мало-мальски, но успокоили ее, даже приподняли настроение. Ненадолго. Пожилой мужчина властно отодвинул ее дальше от себя, чтобы пробраться ближе к первому ряду. Та только и посмотрела на него презрительным взглядом, ничего не сказав. «Бог с тобой. Вдруг не успеешь на свиданку, — подумала Вера. — А я дура! Точно дура». Ее мысли резко переметнулись на другое. «Вот зачем мне надо было поднимать эту тему с ним? Злой еще такой. Уволит. Как пить дать — уволит! Ну ничего. Я там проработала много лет. Ценный сотрудник…Ой ли? Твою ж… Звали ведь на собеседования разные… На черта они мне сдались? Есть работа, вот и не рыпайся». Внутренний диалог был изнуряюще бесконечным. Сколько бы раз Вера ни одергивала себя и ни пыталась абстрагироваться, ничего из этого путного просто не выходило. Она взмолилась, чтобы автобус приехал наконец-то. Не думать. Не накручивать себя. Не чувствовать. Чревато. В метре от остановки примостились несколько серых голубей в поисках еды. Поодаль была еще одна голубка. Она отличалась от остальных — белоснежная, с небольшим бирюзовым пятнышком в области сердца. Голубка держалась подальше от всех остальных. Сама за себя. Народ зашевелился и спугнул всех голубей, кроме белоснежки. Она все не взлетала. Вера было забеспокоилась, засокрушалась насчет участи птицы, но эмоции эти были только иллюзорными. Внутри все пусто. Вдали показался силуэт, которого так ждали пару десятков человек, а следом еще один. Вере удалось забраться только во второй автобус, и то с боем. Сев в него, она все поглядывала на свои наручные часы, такие модные и навороченные. Такие, которые показывают не только время, но и сколько калорий ты тратишь, сколько времени ты без движения. Такие, которые вибрируют, если засидишься на одном месте. Стоит отметить, что у Веры еще не было ни разу с момента покупки так, чтобы эти часы сказали ей — пора, вставай, иди. Вся ее жизнь — динамика. Бежать куда-то с вихрем мыслей о житейских и рабочих проблемах было ее обыденным состоянием. Глубинного избегать, поверхностное решать — вот нынешний незыблемый девиз для нее. Даже в автобусе или метро ей не приходило в голову присесть и перевести дух, расслабиться. Всегда стоя, всегда решая проблемы. Ни секунды отдыха. «Главное, не опоздать!» — пластинка, заевшая на одной и той же дорожке, стала неизменным лейтмотивом последних пары-тройки лет у Веры. Она продолжала поглядывать на часы, затем на водителя и все встречные светофоры, явно мысленно пытаясь их подгонять. Ее взгляд остановился на надписи над дверью «Счастье внутри тебя — не бойся заглянуть себе в душу». «Как трогательно…» — иронично заметила Вера про себя и, бросив взгляд назад через плечо, увидела девушку, улыбающуюся умилительным постам в своем телефоне. Один из них гласил — «это могли быть мы с тобой». «Но не стали…» — беззвучно зашевелила губами Вера, а девушка прокрутила ленту вниз и остановилась на картинках со знаменитой актрисой. Вера задумалась: «Каково быть этой знаменитостью? Счастлива ли она? Будь я ей, ощущала бы то же самое, что и сейчас? Была бы внутри меня зияющая пустота, поглощающая меня с потрохами? Работала бы столько же или небо коптила бы?» Затем повторила свою мантру — «Не думать». Не накручивать себя. Не чувствовать. Чревато. — Почему так долго? Можно было бы этот светофор явно проскочить. Зачем здесь столько остановок, можно было бы и сократить. Для чего кланяться каждому столбу? — еле слышно забормотала себе под нос Вера. Наконец показалась ее остановка. Автобус неспешно заехал на разметку. Остановился. Послышался звук пшиканья, будто автобус устал и изнеможденно вздохнул от долгой и напряженной работы. Двери начали открываться медленно и со скрипом. — Ну давай же, давай, — все нервничала Вера, стоя первой возле выхода и беспокойно стуча указательным пальцем левой руки по двери. Наконец она почувствовала дуновение освежающего морозного воздуха на лице и выскочила по направлению к переходу на другую сторону улицы. Гололед был страшным. Дворников элементарно не хватало. Ветер был пронизывающим и дул ей в спину. Мир и Вера поменялись на этот раз местами — теперь он настойчиво подгонял и направлял ее. На дорогах машины, невзирая на погодные условия, особо не снижали скорость, бибикали и гудели друг другу, соревнуясь в плохом воспитании и степени бравады. Вера их не осуждала — опаздывали, наверное. Раз так, то нужно мчаться на всех парах. Вперед и только вперед. Без остановок. Без передышки. Без зазрения совести. Впереди Веры шла мама с ребенком лет четырех, которая объясняла ему, насколько важно идти аккуратно. Правильно, конечно… «А вот у меня нет на это времени», — пронеслось у Веры в голове. Она начала их обгонять и поскользнулась. Однако удержалась на ногах. Ускорить после этого шаг еще больше было ее единственной мыслью в ту секунду. Быстро дойдя до лестницы, спускающейся к переходу, она мельком услышала еще несколько слов напутствия той молодой мамы своему ребенку: — Сейчас будем спускаться, держись за поручни и иди вниз бочком, не спеша. Но если что — я рядом. Упасть не дам. «Интересно, а если я буду падать — меня кто поддержит?» — с горечью подумала Вера, но вмиг отмела все мысли и с набегом решила взять новое препятствие. Пройдя несколько ступенек вниз, она внезапно почувствовала, как теряет контроль над балансом, и поняла, что все — сейчас она кубарем полетит вниз и сломает себе что-нибудь — в лучшем случае руку, в худшем — шею. Главное, чтобы ребенок этого не увидел. А еще она тогда точно опоздает, куда так стремилась попасть. Стоит ли это все таких жертв? Да нет, конечно. Но все же, но все же… Невесть каким чудом ей все-таки удалось удержаться и благополучно спуститься, вернее, скатиться одним резким движением вниз. Сердце бешено колотилось, кончики пальцев пульсировали, дыхание сперло. Она вытаращила глаза, посмотрела на маму с ребенком, улыбнулась и почему-то извиняющимся тоном произнесла: — Это было близко. — В глазах молодой женщины, однако, не было ни малейшего намека на осуждение, скорее беспокойство за Веру. Та немного опешила от того, что незнакомый человек мог волноваться за нее, за такую шебутную и бестолковую. В ту секунду именно так она себя и охарактеризовала. — Что это я? Какую психологическую травму могла ребенку нанести. Глупое создание. Дура-баба, — по привычке корила себя Вера. Затем, отбросив все предрассудки, продолжила свой путь в том же темпе. Она бежала и бежала. От себя. От своих мыслей. В тот день Вера не опоздала ни на одну встречу. Она никогда никуда не опаздывала. Время — величайший дар, которым хотелось управлять в полную силу. Вере казалось, что она вполне способна на такое, но это было одним из ее самых больших заблуждений. На повестке дня осталось только пересечься с одной из коллег, которую она на дух не переваривала, но которой обещала помочь передать нужные ей документы. Вера была из того редкого разряда людей, которые, раз дав слово, в доску расшибутся, но сдержат его. Обязательность — это проклятье. Когда она пришла на место встречи, там, однако, никого не было, прошло минут 10, а потом еще 5 и еще 5. — А вот и ты. — С натянутой улыбкой к Вере подошла тучная женщина лет 45, шатенка, среднего роста, с тонкими ярко-красными губами и бегающими глазками, с куцым хвостом, высоко забранным на макушке. Одета она была в шубу цвета «темный шоколад» и сапоги на высокой платформе. На каждой руке по золотому браслету, а в ушах серьги в форме змеи. Выглядела она нарочито представительно, создавая всем своим видом ореол благополучия и важности собственной персоны. Вера понадеялась на то, что коллега хотя бы извинится за опоздание, но той явно не было дела до этого. — Ну что, пойдем присядем куда-нибудь. Так хочется чего-нибудь горяченького. — Я знаю за углом небольшое кафе, мы… — пространно произнесла Вера. — Ах нет. — Ее коллега поморщила нос, словно от скверного запаха. — Идем вон туда, там сидят по виду люди не последнего сорта. — А кто для тебя люди последнего сорта? — слегка огрызнулась Вера, но сразу же одернула себя — ей не особо хотелось конфликтовать с коллегой. Та не виновата, что у Веры настроение было не таким радужным, как хотелось бы. — Ты знаешь, о чем я, — ничуть не смутилась ее коллега. — Никто там не хуже меня… Просто я лучше по многим параметрам. И вообще, не надо мыслить одной категорией. Я всего-навсего хочу пойти туда, где не буду бояться, что сопрут мою шубу. «Ан нет. Все-таки не нравится она мне — напыщенная, холеная и сама себе на уме. Бизнес-леди из себя строит. Отсюда и весь пафос», — Вера уже давно поняла, что этот человек был просто невыносим в общении. Перебивать, не дослушав мысль до конца, постоянно причитать и придираться ко всяким мелочам, раздраженно обращаться к персоналу, задавая вопросы вне их компетенции и заводясь с полуоборота, не получив нужный для себя ответ, было ее визитной карточкой. Бестолковая болтовня была ее духовной пищей. Развязная и тщедушная. Вот такая была ее коллега. Вера все сидела и пыталась понять, общалась бы она с ней, если бы не работа. Что ее останавливало, чтобы встать и уйти? Она выполнила свое обещание — документы в руках коллеги. Возможно, боязнь показаться грубой и спровоцировать конфликт, как ей казалось, на ровном месте удерживала ее от того, чтобы плюнуть на все и не тратить свое время на пустое разглагольствование, не приносящее ей самой никакого удовольствия. Были потрачены как минимум 30 минут ее жизни. Вот если бы она была такой же нахальной, как коллега, была бы ее жизнь проще? Время утекало сквозь пальцы, а у Веры не было ни малейшей идеи, как разорвать этот круг нескончаемого потока чепухи, которую несла эта тучная женщина. Лезть на рожон тоже не было смысла. Еще и музыка раздражала. Вот бы подобрать ее по настроению, по погоде, ну или на крайний случай по времени. Музыка же была никакая, безвкусная — два притопа, два прихлопа. Про текст песен вообще не стоит упоминать. Как, ну как такое можно проигрывать в общественном месте? Вера не прекращала попыток вызвать в себе хотя бы намек на раздражительность, хоть бы какую эмоцию прочувствовать в нужной степени, пусть и негативную. Но нет. Весь мир ее был обтекаем — от расплывчатых чувств до смутного представления, как реагировать на вызовы судьбы. Страшно осознавать, что внутри тебя должна быть злость, а ты только притворяешься, что испытываешь ее. Эмоции возникали машинально, не вызывая более глубоких чувств. Ты поранил палец и знаешь, что тебе должно быть больно. Но ни страха, ни сочувствия нет. Ничего нет. С легким прищуром Вера взяла салфетку и простой карандаш, предназначенный для детей, и начала рисовать загогулинки, трансформировавшиеся то в каракули в виде замысловатых фигур, то в маленькие решетки, соединяющиеся с собой тонкими линиями, испещренными шипами посередине. Отвращение не к рисунку, а к самой себе из-за того, что она не знала, как закончить его или превратить во что-то более или менее завершенное логически, заставило ее разорвать салфетку на мелкие кусочки и взять новую. Но и тут неудача. Не успев начать творить, Вера с такой силой надавила на карандаш, что тот треснул пополам. Однако грифель на кончике устоял. Таким рисовать вряд ли получится — того и гляди лохматость в рисунке образуется и жирные линии подпортят все остальное. И так все сначала — новая салфетка. Рисовать было нечем, правда. Крутя ее в руках туда-сюда, Вера подавляла в себе импульс сделать с ней что-нибудь креативное, боясь напортачить. Лучшее, что Вера сумела придумать, — это скомкать салфетку, а затем так же порвать ее на кусочки, как и предыдущую. Официант неодобрительно взглянул на это безобразие на столе и, ничего не сказав, быстро сгарнул мусор себе в руки. Уходя, он покачал головой. — Все работой едина? — Да нет. — С легким прищуром глядела Вера на салфетницу. — Мне тут птичка напела, что ты просила о повышении. — Было дело. — Так вот, местечко-то уже занято. — Кем? — Вера даже не удивилась. — Кем-кем. Каким-то дружком нашего босса. Полнейший дилетант в нашем деле. По логике нужно было назначить тебя, конечно… Не потому даже, что ты уже здесь вечность, а… Кстати, сколько ты уже работаешь у нас? — Лет пять. — Ну да… Больше меня. И результаты показываешь вроде приличные… Все обращаются к тебе за советом и помощью. Вон телефон твой даже сейчас разрывается от сообщений и звонков. Я бы свихнулась. Между прочим, один из наших заказчиков охарактеризовал тебя так — бесценный идеальный бриллиант в неправильной оправе. Завернул, конечно. Да и что он имел в виду, хрен поймешь. Запал на тебя? Признайся — шашни с ним крутила, небось, да? — Нет. — Ну поройся в загашнике своего разума. Забыла просто небось… В ответ стеклянный взгляд. — Ну и ладно…В общем, тю-тю твоему повышению. — Чему быть, того не миновать, — равнодушно высказалась Вера. — Правильно. Хочешь мое личное мнение на этот счет? — Вера не хотела, поэтому промолчала. — Я бы тоже тебя не назначила на эту должность. Вера задумчиво поджала губы и нахмурила брови, но никак не прокомментировала. — Ты даже не хочешь услышать почему? Ладно. Без обид. Я все равно поясню. — Естественно, — иронично заметила Вера. — Ты — кукла. Пустые глаза. Плывешь по течению. Где эмоции, где задор? Вся такая эмоционально истощенная. — Что ж теперь, куклу выбросить за ненадобностью, раз не соответствует стандартам больше? — Вера натянуто улыбнулась. — А кому легко? Мир жесток. Что поделаешь? Признаюсь. У меня о тебе другое представление было в начале моего пути в компании. Слушок был, что тебе не было цены, ты творила, вела за собой, уверенная. Кто-то явно к тебе неровно дышит, раз такое распространяет. — Слухи, они такие. — Все равно. Ты не потянула бы на себя взять больше ответственности. Соглашусь, что начальничек наш перегнул палку, когда наорал и нагрубил. Ну а что ты хочешь? Что ему теперь, себе зарплату урезать, чтобы твои карьерные хотелки удовлетворить? Да, вроде бы ты выполняешь работу за двоих, а то и за троих. Успешно. Вовремя. Но не до конца. Последний штрих за тебя доделывают. И в этом твоя беда. — Нда, тяжелая работенка у некоторых. — Вера источала холод. — По честноку… Я бы вообще скинула на всех все и со стороны наслаждалась бы тем, что за меня все делают. Рай. Лафа. Экстаз, а не работа. — Ты вроде так и делаешь… — Ум и хитрость помогают не сойти с рельсов нашей жестокой жизни. Все в мире зиждется на равновесии благодаря таким, как я. — Значит, тебе надо было предложить эту должность… — Мужика бы тебе, и было бы намного меньше сарказма в голосе, — покачала головой коллега Веры. — Какого это? — Ты механизм сложный. Тебе сильного мужика надо, который не побоится заморочиться! — У-у-у. Я обречена. — Или психолога…– взмахнула руками та. — Я сама себе психолог. Второй-то мне зачем? — откровенно потешалась Вера. — Ты, кстати, ответила на приглашение нашего бухгалтера на ее новоселье? Предполагаю, что не стоит там тебе появляться. Не обессудь — это мое сугубо личное мнение. Там многие придут с семьями, а ты, бедняжка, одна, да, одна. На горизонте никого нет? Причупыриться бы тебе. Вот как я. Ох… Как можно выжить в полном одиночестве? Несчастная ты. Одна, и некому согреть. Нет, я понимаю, что в современном мире это не воспрещается и даже мейнстримово. Ведь так говорят? Уединение так уныло. — Так уединение или одиночество, определись с понятиями… — Разве это не одно и то же? — опешила коллега Веры от такого открытия. — Уединение — добровольно и осознанно, а одиночество — нет, оно вынужденное. — Без разницы… — махнула та рукой на такое незначительное для нее расхождение.