– Сделаю, – заверяет Мак. – Все время буду на «Стремянке», пока ты не вернешься. Не волнуйся, Лора под присмотром. – И не вздумай пьяный садиться за руль, – предупреждаю брата. Понятное дело, что шучу. Он не пьет уже четырнадцать лет. Он завязал не потому, что вдруг решился встать на путь трезвости, и даже не потому, что ощутил ответственность за детей. Его подстегнул коммерческий успех. Мы с Лорой решили, что раньше он был злым, потому что его внутренний капиталист задыхался под гнетом хиппи-либерала. Он зовет себя босоногим делягой. Идиотское выражение. Разница между мной бывшим и мной настоящим в том, что я могу сказать ему об этом напрямую. Городской пейзаж за окном меняется по мере приближения к порту. Всюду высятся башни из готовых к погрузке ящиков, а краны, словно космические ракеты, почти протыкают низкое небо. Я узнаю «Принцессу Селестию» по картинке из рекламной брошюры. При взгляде на крошечные иллюминаторы меня охватывает приступ клаустрофобии. На причале у нас забирают багаж, заверяя, что чемоданы будут ждать нас в каютах. Мы с Ричардом в похожих свитерах стоим у трапа. Вокруг сотни людей. Несмотря на все слова, сказанные Лоре, я беспокойно шарю глазами, боясь увидеть шапку темных и кудрявых, как завитки дыма, волос, ожидая, что вот-вот меня окликнут по прежнему имени. Глава 7 ЛОРА 11 августа 1999-го В день затмения на рассвете было пасмурно и холодно. Мы проснулись около восьми, хотя накануне работали до полуночи, а потом танцевали. Девушка с банкой золотой краски для тела предложила нам с Лин два рисунка по цене одного, и теперь на наших голых плечах пламенело по солнцу, хотя холодно было так, что изо рта шел пар. Мы набрели на шатер, где играли транс, и ушли в отрыв. Теперь большая часть золотой краски осела на моих ладонях и в спальном мешке, и все же еще можно было разглядеть полустертое солнце. Кит высунул голову из палатки. Мне показалось, что он вот-вот расплачется. – Никогда раньше не сталкивался с туманом. Даже не знаю, что и делать. За час до первой фазы я упаковала небольшую сумку, а Кит в десятый раз проверил камеру. Мы прошли мимо колеса обозрения через рощу к нашему шатру. Клиентов не было, Лин с Маком сидели за столиком и истерично хохотали. – Здоро?во! – крикнул Мак. Я смерила их пристальным взглядом: зрачки узкие, так что они не под гашишем, челюсти не ходят ходуном, значит, не под экстази. Выходит, ребята наглотались кислоты, и их теперь не отпустит до конца дня. – Ты все просрал, – поморщился Кит. Я знала, он говорит так не из ханжества и даже не из-за денег, что оказались выброшенными на ветер. Ему было жаль, что брат так наплевательски относится к затмению. – Идем отсюда. Сегодня мне не до торговли. Эти двое даже не заметили, что мы ушли. На основной сцене было полно народу. Люди качали головами в такт транса, периодически с надеждой поглядывая на небо. Многие надели специальные очки в оправе из картона, хотя затмение еще не началось. Местами сквозь тучи прорывались снопы света, и в толпе начинали свистеть, но тут же разочарованно умолкали – облака вновь закрывали небо. Кит нервно оглядывался. – Отсюда горизонт не виден. Если нас окутает туман, нужно, чтобы обзор неба был как можно шире. Мы медленно обернулись. – Может, пойдем за рощу? – предложила я. – Оттуда обзор лучше. С той стороны была парковка, полная грузовиков, на которых привезли аттракционы. Позади машин тянулся высокий забор, закрывший футов двадцать неба. – Да уж, со сцены лучше видно, – проворчал Кит. – Постой! У забора стоял трейлер, его крыша шла вровень с забором. Я посмотрела на Кита, затем наверх. – Да ну, – замахал он руками, но отправился в обход, заглянул в кабину и в окна и показал мне большие пальцы. Потом заскочил наверх одним ловким прыжком. Я полезла по капоту, как обезьянка, уцепившись за зеркало бокового вида. Кит подтянул меня наверх. Несмотря на пасмурное небо, вид нам открылся чудесный. Зеленые луга спускались к морю, видневшемуся вдалеке. Холмы, по которым вчера мы бродили в одиночестве, были усыпаны туристами. Из-за какой-то акустической хитрости музыку здесь было слышно лучше, чем на сцене: басы звучали внушительнее, электронная мелодия чище. Я достала из кармана очки для затмения и протерла стекла свитером. Один из покупателей, забредший к нам вчера вечером, сказал, что очков на всех не хватает. Их перепродавали друг другу по пятьдесят фунтов за пару. Я посмотрела на свои – обычный картон и пластик. Интересно, как взлетает цена на вещь, необходимую всего на пять минут. Спустя секунду это просто мусор. С Кита разом схлынуло все уныние, теперь он был не на шутку взволнован и сжал мою ладонь так сильно, что я отдернула руку. – Прости, – произнес он и растер мне сдавленные суставы. А затем начался ветер. Конечно, Кит рассказывал мне об этом неземном предзнаменовании, сила которого варьируется от легкого бриза до чуть ли не урагана. Мои волосы взвились вверх серебристыми струями, Кит придержал их и держал собранными в своей руке до конца. Погода была похожа на ту, что описывают в предыстории к волшебной сказке. – Начинается… – проговорил Кит. Свет гас медленно, постепенно, безо всякого драматизма, странным было только то, что потемнело среди бела дня. За нами продолжался фестиваль: визг высоких нот и громыхание баса достигли крещендо, и даже затмение не оправдывало этот ужас. Время от времени раздавались выкрики: – Давай, солнце! Как будто люди поддерживали любимого британского теннисиста в финале «Уимблдона». Несмотря на поднявшийся ветер, облака застилали небо плотным покровом. – Смотри. – Кит кивнул влево и направил туда свою камеру. Я проследила за его взглядом, и у меня перехватило дыхание. Со стороны Атлантики на нас мчалась тьма, будто на небо надернули черную вуаль. Одинокий скворец на дереве отчаянно закричал, громкость музыки достигла апогея, хотя я рассчитывала на благоговейную тишину. (Ровно противоположное чувство посетило меня несколько лет спустя, когда мы приехали в Тромсе. Поразила тишина – покой не нарушил ни единый выкрик, ни единый свист.) Откуда-то издали доносился треск фейерверка. – Никогда не думал, что темнота окажется такой прекрасной, – сказал Кит, глядя в объектив, направленный к горизонту. Он будто накликал солнце – тучи разошлись, и стал виден солнечный диск, окруженный кольцом света. Рядом с ухом зажужжала камера Кита. Ветер донес до нас вопль радости, пронесшийся по толпе. Я ожидала еще чего-нибудь необычного, но не повезло – ни тебе языков пламени вокруг закрытого диска, ни солнца, просвечивающего сквозь лунные кратеры. Все закончилось через несколько секунд, однако я почувствовала, как что-то во мне изменилось, словно огромная рука, протянутая небом, дотронулась и до меня. Налетели противоречивые чувства – я ждала, чтобы все поскорее закончилось, потому что мне не терпелось обсудить пережитое с Китом, а с другой стороны, хотелось, чтобы затмение продолжалось вечно. Увы, все прошло. Тьма умчалась на восток, и в мир опять вернулись цвета. Я вдруг смутилась от того, что Кит рядом. Будто мы пережили что-то очень интимное. – Даже не знаю, что со мной творится, – вздохнула я. Он плотно закрутил крышку объектива. – Боюсь, я крупно лопухнулся. Я рассмеялась. Кит помог мне спуститься. Мы пошли назад, прижавшись друг к другу так крепко, что шагать можно было только синхронно. Я внимательно смотрела под ноги. Если бы не это, я ни за что не заметила бы кошелек – маленький бумажник на молнии из яркой шерсти с ацтекским узором. Я наклонилась и подобрала его. Внутри обнаружились несколько медяков и пятифунтовая банкнота. – Может, здесь оставить? Вдруг за ним вернутся? – предложил Кит. – Тут его подберет кто угодно. А вдруг эти деньги – все, что осталось у человека до конца фестиваля? Еще ведь домой добираться… Рядом со входом полицейская будка. Давай туда отнесем, если никого не встретим по пути. – Ладно, если уж ты настаиваешь. – Кит закатил глаза. – Я схожу сам. И по пути буду высматривать человека, который ищет кошелек. – Спасибо, – рассеянно проронила я. В нескольких ярдах на земле лежала монета, за ней еще одна. Мы взялись за руки. В последний раз все было идеально. Я столько раз проигрывала в голове этот эпизод. Если бы я снова оказалась на Лизарде, взяла бы я кошелек? Внутренний голос утверждает, что надо было оставить его, где лежал. Но даже зная, что за тем последует, не думаю, что прошла бы мимо. Возможно, я бы крепче обняла Кита, задержав в объятиях подольше и наслаждаясь каждым идеальным мгновением. Глава 8 ЛОРА 18 марта 2015-го Страдающие бессонницей знают, что, проснувшись рано, к завтраку чувствуешь себя так, будто уже полдня прошло. Не понимая, чем себя занять, я позвонила отцу на несколько часов раньше. Обычно я звоню около двенадцати. Я даже особо не рассчитывала, что он возьмет трубку. Обычно утренние суматошные часы он проводит, стоя на углу и пытаясь втиснуть рекламные листовки в неуступчивые кулаки жителей пригорода. Пишу Лин сообщение: «Можешь говорить?» В ответ приходит: «На встрече». Что ж, список кандидатов «на поболтать» тем самым исчерпан. Не то чтобы меня сильно волновало, что у меня мало друзей, но иногда я об этом вспоминаю. С появлением малышей все изменится. Соседка Ронни как-то сказала, что дети способствуют становлению социальных связей даже лучше, чем алкоголь. И тут до меня доходит, что со мной не так. Заботы с отъездом Кита забили мне всю голову, и я даже не поздоровалась с мамой. Беру черно-белую фотографию в простой деревянной рамке и целую стекло. В марте 1982-го тридцать тысяч женщин, взявшись за руки, оцепили по периметру забор авиационной базы США в Беркшире «Гринэм-Коммон» в знак протеста против ядерного оружия. Я была с ними. В местной газете напечатали нашу фотографию: «Мы победим: четырехлетняя Лора Лэнгриш вместе с матерью Венди в женском лагере мира». В рамке на столе – копия, пожелтевший оригинал до сих пор хранит мой отец. Рядом с этой фотографией другая, снятая на той же неделе, только чуть позже, с белой границей по краям. Тоже не оригинал (его постигла та же судьба, что и первую карту Кита), а повторный отпечаток с негатива. Я стою в дверях палатки, и мама обнимает меня тонкими руками. Она повязала голову узорчатым индийским платком, в ушах кольца, за левым заложена самокрутка. Мы смеемся – у нас одинаковые ямочки на правой щеке. Четыре недели спустя на пешеходном переходе ее сбил пьяный водитель. Она шла забрать меня из детского сада.