В защитном жесте я прижала руку к животу, словно обороняясь от удара Ханны. Она сверлила меня взглядом. — С чего ты взяла, что ребенок мертв? — прошептала я. — Почему ты так говоришь? Не может быть, чтобы Ханна знала о самом большом из моих страхов — что ребенок, наше второе чудо, не выживет, появится на свет мертвым. Эти навязчивые мысли были следствием наших непростых с ней отношений, я думаю. Я почти чувствовала, что заслуживаю все это, ведь я такого наворотила с Ханной. В наказание у меня заберут мое нерожденное дитя. Когда я посмотрела в ее глаза, по моей спине пробежал холодок. — Стой здесь, — сказала я. — Не уходи, пока я не разрешу. Этим же вечером я рассказала обо всем Дагу. — Что мы будем делать? — спросила я. — Что, черт возьми, мы будем делать? — Мы не знаем наверняка, что это была Ханна, — вяло отреагировал он. — Тогда кто, черт побери? — Возможно… Боже, я не знаю! Возможно, лиса или кто-то из слоняющихся соседских детей. — Не будь дураком! — У нас в саду все время шныряют лисы, — сказал он. — Ты уверена, что черный ход был закрыт? — Ну… нет. Она была открыта, но… — Мы должны были раньше предупредить Ханну, чтобы она не оставляла клетку незапертой, — добавил он. Правда, Ханна любила кормить Луси, хотя знала, что ей не разрешалось открывать клетку без меня, может быть, она вертела щеколдой туда-сюда. — Хорошо, а как насчет того, что она сказала о ребенке? — спросила я. Даг устало потер лицо. — Ей пять лет, Бет. Она пока не понимает, что такое смерть, так ведь? Вероятно, ей страшно из-за ее нового братика или сестренки. Я посмотрела на него в упор. — Не могу поверить… как ты можешь так говорить! Я знаю, что это Ханна. Да у нее на лице все было написано! — А ты-то где была? — Он повысил голос. — Где, черт возьми, ты была в это время? Почему не следила за ней? — Не смей меня обвинять! — прокричала я. — Не смей! Обеспокоенные, утомленные, мы продолжили спорить, язвить, ершиться, нападать друг на друга. — Мамочка? Папочка? — Ханна возникла в дверном проеме, сонная и такая очаровательная в своей розовой пижаме. В руке она держала мишку. — Почему вы кричите? Даг встал со стула. — Привет, малышка! — Он зазвучал неожиданно весело. — Как поживает моя принцесса? Обнимешь папочку? Она кивнула и, осторожно подойдя ближе, грустно и тихо спросила: — Это из-за Луси? Мы с Дагом переглянулись. Он поднял ее на руки. — Ты знаешь, как это случилось? Она помотала головой. — Мамочка думает на меня, но я этого не делала! Мамочка любит свою птичку, и я тоже. Из ее глаз хлынули слезы. — Я бы никогда в жизни не навредила Лулу. Даг крепко ее обнял. — Я знаю, что ты бы этого не сделала, конечно, нет. Это всего лишь чья-то злая шутка, вот и все. А может, лиса озорничала. Ну же, солнышко, перестань плакать, пожалуйста. Пойдем обратно в твою кроватку. Я знаю, что он сам себя обманывал, он был слишком напуган, чтобы признать правду, но мне никогда еще не было так одиноко, так скверно, как в тот момент. Когда они уходили из кухни, я подняла глаза и поймала невозмутимый взгляд Ханны, взиравшей на меня через плечо ее отца. Мы неотрывно смотрели друг на друга, пока они не повернули за угол и не скрылись из виду. 4 Лондон, 2017 Когда Клара сняла трубку домофона, она услышала потрескивающий голос Мака, он раздавался словно из другого мира — обычного, невинного места, в котором сердце не перестает биться и кровь не стынет в жилах после получения электронных писем. — Господи, — сказал он, когда она его впустила, — ты выглядишь ужасно. Я пошел к тебе на работу, но мне сказали, что после обеда ты не возвращалась, так что… — Он замолчал. — Клара, ты в порядке? Клара, ничего на это не ответив, подвела его к компьютеру и ткнула в экран. — Читай, — сказала она. Мак послушно сел. Пока он читал, Клара наблюдала за ним: голова наклонена, густые черные волосы торчат во все стороны, стройный высокий мужчина, скрючившийся в маленьком офисном кресле в таком неудобном положении, что кажется, сейчас распрямится и выпрыгнет из него, как чертик из табакерки. Она была рада его видеть, сковавший ее страх стал понемногу ослабевать. Мак, самый близкий друг Люка еще со школьной скамьи, проводил в их квартире почти столько же времени, как и они сами. Он был частью той жизни, которую Клара знала всего сутки назад: ночи в клубе «The Reliance», вечера дома с пивом и коллекцией дисков, долгие похмельные обеды по субботам в «The Owl» или «Pussycat», только им понятные шутки и истории, легкие, комфортные отношения людей, связанных давней дружбой; Мак поддерживал их, был свидетелем счастливой нормальной жизни — до того, как все стало ненормальным, настолько далеким от того, чтобы быть нормальным. — Вот дерьмо, — сказал он, закончив читать. — Ты знал о сообщениях? — спросила она. Мак смущенно посмотрел на нее: — Ну да, Люк говорил мне, что получает странные письма, но я понятия не имел, что их так много и они настолько ужасны. В отчаянии Клара повысила голос: — Почему, черт возьми, он мне не сказал? Поверить не могу, что он скрыл их от меня. Сплошная мерзость, а от некоторых просто тошнит. — Да уж, — сказал Мак. — Он… гм, не хотел тебя волновать… — Ради всего святого! — Знаю, знаю. Думаю, ему было не по себе от того, что их писала женщина. — Издеваешься? Эта психопатка залезла в мою квартиру, угрожала моему парню. Что он затеял, когда решил мне ничего не рассказывать? — Она внимательно посмотрела на Мака. — Ему известно, кто она? Мак замотал головой в ответ: — Нет. Честно, не думаю, что у Люка были хоть какие-то догадки. Она повернулась к экрану компьютера и прочла вслух последнее сообщение: «Иду за тобой». — В смысле… что за хрень? Она поискала глазами телефон. — Я собираюсь звонить в полицию. Мак поднялся. — Я абсолютно уверен, что они не будут ничего делать, если человек отсутствует меньше двадцати четырех часов. Послушай, Клара, эти письма… писала какая-то извращенка, возможно, бывшая подружка, решившая запугать Люка, но я сомневаюсь, что они связаны с его исчезновением прошлой ночью. — Тогда где его носит, черт возьми? Он пожал плечами. — Вероятнее всего — решил немного проветрить голову. — Проветрить голову? С какой стати ему могло это понадобиться?