Новый день — новые возможности, забытые долги и обязательства. Кажется, вчера я слишком много себе позволил. Небольшой эксперимент и, чтобы его завершить, снимаю трубку. — Слушай, — говорю я, — какого черта? Мы с тобой, помнится, договаривались. А если бы я был с женщиной? — Ты о чем? — О чем? Ты же ко мне приходила. Хотя бы крышку на унитазе подняла. — Скворцов — ты законченный идиот. Ты — больной! Ты всех и всегда подозреваешь. В каждом углу тебе мерещатся враги! Дурак! Прозвучавшая ругань пролилась сладостным бальзамом. Но каков я! Бывшую жену не учуять! Про унитаз — дешевый прием. — Я знаю, ты оставила себе ключи. Не стыдно? Что ты желала найти — лифчик на торшере или помаду на фужере? Перевод получила? — Какой перевод? — Как! — на этот раз уже я стал терять терпение. — Ты не получила извещение? Я выслала тебе деньги — десять долларов в счет погашения долга. — Скворцов — ты полное ничтожество. Сунь свои доллары в… Браниться она умеет, а вот ругаться — нет. Издержки гуманитарного образования, у меня — техническое. Возможная причина нашей размолвки, думаю, как раз в этом и заключается. Когда я впервые выругался в ее присутствии… в общем, она была крайне удивлена. Я — не меньше. Откуда она свалилась? Я — с планеты, название которой забыл при приземлении. Но она-то всю жизнь провела здесь! Не знать родного языка — странно и непростительно. — Ты, наверно, меня ревнуешь? — с гордостью в голосе сказал я. — Пошел ты… В литературе данный прием называется повтор, если что — лингвисты меня поправят. Когда тебя посылают в одно и то же место, возникает вопрос… к слову, задница у нее роскошная. Вероятно, я сначала влюбился в задницу, а уж потом во все остальное. Гора с плеч. Она все-таки была в моей квартире — плевать. Однако мой нос упорно подсказывал, что был и кто-то другой. Не думаю, что это Вадим. Этот другой зашел, когда она ушла — хитрец отменный. Кто на примете? Кандидатов не столь много — Костя и человек Григория Аркадьевича. Почему Костя? Он у меня однажды был, а зайти второй раз уже проще. Григорий Аркадьевич — сплав жестокости и сентиментальности. Я помню его глаза. «До развилки» — сказал он. В действительности Григорий Аркадьевич сказал — Дима, сколько можно ждать? Когда, наконец, ты ее грохнешь? Грохни, и я тебя отблагодарю. Пистолет — научи эту стерву стрелять. Я видел, как ты стреляешь — молодец. Прошу, научи Эллочку стрелять. Володя меня подвел — большое расстройство. Я же на Володю надежды возлагал. А она колготки порвала и ноготок сломала. Вся рубашка мокрая — ткнулась головой и плачет, дуреха. Пришлось успокоить — погладить по головке. Говорю — ребенок ты у меня несмышленый, не переживай, купим мы тебе другую машину. Цвет выберешь — не переживай. Новый день — прекрасно. Когда-то я вставал, открывал кран и залезал в раковину. Кран хрипел, плевался и скандалил. Вода ледяная. Дима Скворцов — молодой, красивый, полный планов. Она спала. Дима ее целовал — осторожно прикасался и убегал на службу. Думаю — я устал. Всю жизнь только тем и занимался, что думал. С утра до вечера. Думать — мое наказание, а не призвание. И что? Я стал умней или богаче? Ну пришел он — этот таинственный некто — в мою квартиру. Какой риск, если он знает, где сейчас находится Дима Скворцов. Бывшая жена тоже ушла — какой риск? Ему интересно? Но ты поставь вещь на место! Глянул и на место! Терпеть не могу бардак. А этот кто-то — явно полный кретин. Тронул и забыл. Сколько уже? — Девять. Обычно в это время я уже стою перед домом Эллы Сергеевны. А сейчас и рожу побрить не успел. Интересно, где я видел незнакомку? Определенно, я где-то ее видел. Память еще цепкая — не сегодня, так завтра подскажет. А сейчас молчит и в этом интрига. А вдруг… я видел ее на мониторе в конторе Григория Аркадьевича? Господи, только не это, только не у Григория Аркадьевича. Звонок в дверь. Что-то новое! Отправляюсь в прихожую — пара шагов. Щелкаю замком и понимаю, что забыл натянуть штаны. — Привет. Кажется, Тимур воспылал ко мне товарищеским чувством — не замечает моего вида. Сейчас выхватит пистолет и ткнет в мой волосатый живот. И чтобы уважить парня, кручу подсечку и валю его с ног — пистолет-то на предохранителе. На серванте мебельной фабрики имени Эрнста Телля у меня стоит ваза — приз республиканских соревнований по стрельбе среди работников правоохранительных органов. И вот эта ваза разлетается на сотню осколков, один из которых едва не угодил мне в глаз. Этот идиот держит патрон в патроннике! Пуля не долго гуляла по комнате — влипла в стену. А если бы я сделал ремонт? Нормальный парень Тимур, но дурной. Вероятно, он понимает насколько дурной, и впервые на его лице вижу слабую тень сожаления. Значит, парень еще не окончательно потерян для общества, однако ему придется долго и упорно работать, прежде чем влиться в наши с вами ряды. Но надежда присутствует, что уже не плохо. — Научишь? — спрашивает Тимур и поднимается с пола. — Без проблем, — отвечаю я и подтягиваю трусы. Они у меня находятся в той критической зоне, когда их наличие или отсутствие не играет никакого значения. — Ты что, типа, спецназ? — Вроде того, вот только пенсию мне, типа, забыли выписать. Кофе пьешь? Мы пьем кофе — еще один шаг в укреплении корпоративного единства. — Дима, — говорит Тимур, — ты мне сначала не понравился. Гонора много. Он прав — сколько во мне гонора! Я всегда от него страдал. Думал — собственное достоинство, оказывается — гонор. — И живот у тебя, — подсказывает Тимур. — В зал сходи. Живот это плохо. Ты должен его видеть, а что видишь ты? Тимур мне нравится. О чем думает, о том и говорит. А говорит крайне мало и неохотно. Сегодняшний разговор что-то невиданное, пресс конференция перед многочисленными корреспондентами, годовой отчет. А живот — нормальный. Я и муху сейчас могу рукой поймать — только ее нет. Для непосвященных — муха и вовсе не муха. Реакция еще сохранилась. Вот она летает, а вот и нет мухи. Таким образом Дима Скворцов себя проверяет — насколько он стар. Пятнадцать минут, а прежде требовалось десять. Взгляд в зеркало — пиджак на одной пуговице, ботинки — они мне всегда нравятся, и слегка серое лицо. Сейчас мы поедем. Кожаные сиденья — я в них утону. Если у меня когда-нибудь будут сумасшедшие деньги, ни за что на свете не куплю себе джип! Не хочу, чтобы мной кто-то управлял. 16 — Здесь деньги, — объясняет Григорий Аркадьевич и показывает. К чему он это делает? Денег много. Никогда прежде не видел такую огромную сумму. — Сейчас мы поедем и эти деньги отвезем. Тимур! Сколько раз тебе говорить! Опять жуешь! Ты что — корова? Тимур стушевался и, вероятно, проглотил жевательную резинку. Смотрит смущенно — хозяин всегда прав. — Дима, максимум внимания. Ты сегодня какой-то взъерошенный. Все в порядке? — Максимум внимания, — повторил я. — Молодец. Портфель возьмет Тимур. Не потеряешь? Григорий Аркадьевич шутит. У Григория Аркадьевича прекрасное настроение. Опять спектакль — к чему он? Почувствовать ответственность? Вряд ли. Мы и без того ответственные — нам за это платят. Григорий Аркадьевич спокоен — перебирает четки. Мы сидим и наблюдаем, как он их перебирает. Опять портфель. Один и тот же снаряд не падает в воронку дважды. Значит, следует ждать что-то новое. Мы ждем — сидим и молчим. Закопошилось предчувствие, взмокли ладошки, и стало тоскливо в груди. Вроде, как ты собрался в дальнюю дорогу. Билет в кармане, чемодан собран, а душа не лежит, а почему — ты не знаешь. Мы сидим и ждем. Смотрю на свои ботинки — с них все и началось. Ботинками все и закончится. Я не мистик, я в этом уверен. В любом важном деле, главную роль играет мелкая деталь. Афтондила я не догнал — развязался шнурок. Я бежал и думал, когда на него наступлю и наступил — растянулся на мостовой. Тогда я не понял — и почему развязался шнурок, и почему я на него наступил. Случайность — рядовая закономерность. Я не фаталист, я — циник. Я мог всадить в спину Афтондилу обойму — не всадил. Забыл про пистолет. Афтондил стрелял дважды — бестолково, глупо, как стреляют со страха. Наверно, я старею — причем здесь Афтондил? А Григорий Аркадьевич — причем? Звонит телефон. Григорий Аркадьевич берет трубку. Сейчас мы с Тимуром выйдем. Я впереди, он за мной. Григорий Аркадьевич в это время заменит портфель — тот другой, братец-близнец, стоит под столом. Требуется секунда или две. Вот только к чему? В носу вдруг появился запах пороха — значит, придется стрелять. Вот только в кого? Заныло под ложечкой — еще один дурной знак. В туалет, что ли попроситься? А затем положить на стол пистолет и уйти — запрыгнуть в автобус и сразу в баню. — Встреча отменяется, — говорит Григорий Аркадьевич и кладет трубку. — Тимур отвези Скворцова до стоянки. Дима Скворцов обнаглел. Запрыгнул в Пежо и отправился в баню. Долой туманные мысли, долой тревогу, долой трусы — я влетаю в парилку и лезу на верх. Настоящий ад — то, что нужно! Фетровая шляпа! Боже! Николай Васильевич! Мужчина поворачивает ко мне разгоряченное лицо — нет, это кто-то другой. Покрываюсь липкой пленкой, а затем лопаюсь, как гнилой помидор. Григорий Аркадьевич заготовил мне роль — спектакль уже начался. В первом действии роль небольшая — эпизодическая. Сидеть и ничего не делать, так мы с Тимуром и поступили — сидели и ничего не делали. Играл Григорий Аркадьевич. Молодец, старался, поэтому и переиграл. Во втором акте все проще. Он не будет объяснять задачу и ругать Тимура, лишь спросит, а может, и не спросит. Возьмет портфель и выйдет. Денег в портфеле не будет, но будет стрельба — яростная, ожесточенная, и меня убьют. Или подстрелят. А если подстрелю я? Дима Скворцов — отличный стрелок. Верно, но когда тебе стреляют в спину, уже не важно, как хорошо ты владеешь оружием. Ты — мишень. С этим понятно, непонятно другое — кто и с какой целью приходил в квартиру в мое отсутствие? Крохотный Будда — его невозможно не взять в руки. Взяли и вернули на место. Именно так им показалось. Спасибо, Будда, — ты меня здорово выручил. Еще бы сказал, за чем они приходили? Кроме корзины с грязным бельем и пары пустых бутылок на кухне с Димы Скворцова взять нечего. — Так и будешь сидеть? — Что? — Пара подбрось, — сказала фетровая шляпа. Я подбросил и вновь забрался на самый верх парилки. Еще минута и я расплавлюсь. — Дурь выходит, — шляпа принялась яростно себя истязать. Волны раскаленного пара следовали одна за другой. Странное создание человек. Почему, чтобы ощутить вкус жизни, нужно подойти к краю? Заглянуть в пропасть и только потом осознать, как хороша жизнь. Мужчина лупил себя без пощады, лупил так, что мне стало его жаль. Дай ему в руки железную цепь, чтобы пошла кровь, и тело превратилось в кусок красной говядины… что они делали в моей квартире? Будда — ты все знаешь. Ты сидишь уже который век, не открывая глаз. Что ты там увидел? И тут я последовал его примеру — закрыл глаза. Темнота. Обыкновенная темнота — я ее призвал на помощь. Я не просил открыть мне смысл жизни, не просил наставить меня на путь истинный, простить мои грехи или стать мудрей. Я спрашивал — какого хрена они делали в моей квартире! Дима гол, как сокол! К нему в гости прекратили ходить даже тараканы… Будда молчал — он всегда молчит. Он дружит со всей вселенной. Дима Скворцов — пылинка в мироздании. И свершилось чудо. Будда открыл сначала один глаз, затем другой и сказал. Ноги затекли, — сказал он, — а встать нельзя. Народ не поймет. Ты о чем-то спрашивал? Ах, да… за чем они приходили? Если у тебя нечего взять, значит… Тут он вновь глаза закрыл и провалился в нирвану. — Вышла дурь? — гаркнула фетровая шляпа. На, держи, — и мне сунули веник, — потом отдашь. Я сидел в предбаннике и приходил в чувство. Будда остался верен себе — ничего толком не сказал. Что мне остается? Последовать его примеру — залезть на скамью, поджав ноги, и ждать ответа? — Скворцов, какого черта? Ты где? По голосу в трубке я понял, что Элла Сергеевна в дурном расположении. Пропал не только водитель, пропал и автомобиль. — Мы сломались, — нагло соврал я. — Еще час. Механик сказал, ничего серьезного. Заводской брак, все устранят по гарантии. Мне еще повезло — взяли без очереди. Элла Сергеевна, и вам повезло — случись поломка, за рулем вы и одна. — Что именно сломалось? — Пустяк, но требует времени. — А что там за голоса? — Мы в ремонтной зоне, здесь всегда шумно. Элла Сергеевна, я подарил мастеру горилки — типа презента, знак внимания. Вы не против? Врать нужно с умом. Большого греха я здесь не вижу. Главное, перехватить инициативу, ложь должна быть максимально бытовой, чем проще, тем лучше. — Она же новая! — все еще упиралась Элла Сергеевна. — Дима, скажи правду — ничего серьезного? Ну вот, что и требовалось доказать. Теперь уже я успокаивал Эллу Сергеевну. Времени у меня вагон, можно не спешить — даже чая заказать. Не забыть только заляпать капот автомобиля — типа механик не совсем аккуратный попался. Комар носа не подточит. Из бани я вышел в довольном неплохом расположении духа. Даже обратил внимание, что небо высокое и облака перистые — со школы помню, когда облака перистые, дождя бояться нечего. Тут я заметил, что машина Эллы Сергеевны куда-то исчезла.