Николая Васильевича и мужчину в спортивном костюме я вскоре покинул — вылез через окно. Прыгать не пришлось, палата находилась на первом этаже. Состояние мое опасений не вызывало — голова еще гудела, но слух восстановился полностью. Николай Васильевич — ветеринар, и его укусила собака. Я же по своей глупости едва не лишился жизни. Хотя и здесь непонятно. Еще одно досадное недоразумение или происки коварных врагов, которых я не знаю. Деньги у меня пропали — словно их никогда и не было. Тысяча долларов. Но голова на месте, а могло быть иначе. Доллары бы нашли, а вот голову — нет. Вечером позвонила бывшая жена. Интересно, как бы она отреагировала, если бы узнала, что со мной произошло? — Как решился вопрос? — тактично спросила она. — Вопрос не решился, он перерос в другой вопрос, — не менее тактично ответил я. — Но денег я, кажется, никому не должен. То есть я их должен твоему Вадиму — он сильно расстроился? — Тысяча не такие уж и большие деньги. Ничего страшного — подождет. Я был несколько удивлен. Похоже, с Вадима можно было слупить гораздо большую сумму. Однако и вернуть пришлось бы тоже гораздо больше. А так Вадим оказал мне некоторую услугу, сам того не зная — забавно. А если бы он мне вообще ничего не дал? Кто стащил деньги? Кто угодно — тот же парень в спортивной костюме. Он что — не проверил мои карманы? Или санитар — лица я не помню. А кто взорвал Афтандила? — Еще более сложный вопрос. Понятно лишь одно — нужно ставить жирную точку и прекращать совать нос в чужие дела. На кухне, куда я зашел подкрепиться, вновь сидел таракан. Не знаю, не могу сказать, был ли это тот самый таракан, что прежде позорно бежал, но меня вдруг охватило бешенство. Словно таракан был причиной всех моих бед и несчастий. Я принялся его гонять. Таракан оказался ловким — юркнул в одну из щелей, а потом в знак глубокого ко мне презрения показал свои усы. Разбирать мойку я не решился, — у меня руки пришиты не к тому месту. И уж если я берусь за какое-то дело, вещь, подлежащую ремонту, можно смело выбрасывать. И тут до меня дошло — каким-то подсознанием я сообразил, откуда на моей кухне тараканы. Не менее решительно набросил рубашку и направился в прихожую. День все равно был испорчен — какая после этого разница? Меня едва не убили, украли деньги, а соседи решили потравить тараканов. Учинить маленький скандал, вдоволь наругаться и с чистой совестью отправиться смотреть телевизор — очередную пошлость на ночь — таковы были мои ближайшие перспективы. Я уже преодолел один пролет, когда случайно глянул вниз. Глянул и ошалел — на лестничной площадке стоял тот самый тип! Громила, который дал в нос и стащил портфель. Решительность моя куда-то улетучилась, ей на смену пришло недоумение. Что происходит? Какого лешего ему здесь нужно? Я почувствовал, как забилось сердечко — неужели за мной следят? Или еще одно нелепое совпадение? Тип стоял и ничего не делал — курил. Я тоже стоял, прижавшись к стене, и благодарил бога, что прежде глянул вниз. Слышал ли он мои шаги? На цыпочках поднял к себе и неслышно притворил дверь — что делать? Откуда он узнал, где я живу? А если так — он меня пасет. И я, дурак, не заметил! А кто заметит? Вот и он не заметил, когда я за ним шел. И все же, что-то подсказывало на абсурдность моих размышлений. Как-то уж свободно он себя вел — стоял и курил. И внимания не обратил — спускается или поднимается кто по лестнице — ему было все равно. А если все обстоит именно таким образом, значит, забрел он сюда случайно. Господин-случай — я тебе верю. Только самодовольный и легкомысленный не понимает всей глубины, заложенной в случайности. Только на первый взгляд события складываются по воле случая, а по сути — это закономерность. Что должно было случиться, что невозможно избежать — математическая формула, где нет места ошибке. Словно тебе дается шанс — вот только какой? 7 Я подошел к окну и осторожно выглянул — несколько лучшая позиция, нежели стоять на лестничной площадке. Выход из парадной просматривается — чего еще желать? Однако не могу же я вечно стоять и смотреть! И что я увижу? Как тип, наконец, выйдет из дома? Броситься в погоню? В домашних шлепанцах? Помнится, у меня был товарищ — один из первых детективов в городе. Специализировался на том, что искал доказательства неверности супругов. Оказывается, едва ли не в каждой семье в шкафу стоит скелет — какой понятно. Довольно не хлопотное занятие, если знаешь, что и как полагается делать. Как правило, достаточно фотоаппарата и небольшого знакомства в паспортной службе. Так вот, Константин предлагал мне работу — я отказался. Мне было лень или противно. Сейчас не могу точно сказать, хотя, возможно, и то и другое. Какое, спрашивается, тебе дело — кто и кому изменяет? И почему я вдруг вспомнил о Косте? Одному явно не справиться — только в кино одинокий волк выходит на тропу войны и побеждает. В жизни все гораздо прозаичней. Много воды утекло с тех пор — помнит ли он хоть меня? Стою, листаю потрепанную временем и грязными руками записную книжку, не теряя, впрочем, бдительности — поглядываю в окно. Прошло минут десять — тип, словно испарился. — Привет, это Скворцов, — говорю я. — Привет, Дима, как дела? — говорит Костя, словно виделись мы вчера. — Вот уж чего и подумать не мог — неужели твоя суженная наставляет тебе рога? Ты поэтому звонишь? — Мы давно развелись. И какие рога у очередного муженька, я видел сегодня. Скажу честно — вкус у моей бывшей паршивый. Я хоть думал, на меня чем-то похож — ошибся. Не возьму в толк, чем руководствуется женщина, решившаяся найти замену? Помнится, ты как-то предлагал мне работу? А сейчас хочу предложить я. — Что-нибудь серьезное? — Не могу пока сказать — не знаю. Мне нужна помощь, возможно, совет. — По моей части? Дима, я в другие дела не лезу. Слишком хлопотно и здесь — чудовищно вредная работа. У меня сложилось впечатление, что народ только тем и занят, что изменяет друг другу. Какой-то ужас. Циником, если помнишь, я и прежде не был, но что творится сейчас! Какое-то падение нравов, я уж подумываю, а не проверить ли мне мою! А вдруг и она мне изменяет? А что? В темном, как говорится, омуте и черти водятся. А тут домой прихожу — что за хрень? Перекрасилась в брюнетку, с чего, спрашивается? Я же постоянно на работе, а чем бабе длинными и холодными вечерами заниматься? А жизнь-то, Дима, проходит. И у них, оказывается, она тоже проходит. — Встретиться можешь? — Можно и встретиться. Только я, Дима, не пью и не курю — скучный стал. Устал, если честно — и пить, и курить. Видно, взрослею. Один, понимаешь, в тридцать взрослеет, а я в сорок. Здоровье-то как? — Нормальное здоровье. Простатита еще не нашли, — ответил я. — Когда встретимся? У тебя срочно али как? — Завтра годится? — Значит, срочно. Сейчас погляжу, что день грядущий мне готовит. Пошел бы тогда ко мне, развелся бы еще раньше, — Костя хихикнул. Громилу в тот вечер я так и не увидел — стоять истуканом мне надоело, куда комфортней лежать на диване, тем более, что тот меня заждался. Ну как тут поставить точку? Я бы и рад прекратить играть в детектива, однако не пускают. Едва ли не в квартиру приперся. Обидно, что не успел переговорить с Афтондилом — унес он с собой не только долг, но массу полезной информации. Ночь прошла относительно спокойно, чему способствовала погода — дождь поливал как из ведра. Я слышал сердитые порывы ветра и барабанную дробь по крыше. Никто мне не снился, не беспокоил — я ждал приближающегося дня. Он был в дороге, шагал с востока, разгоняя хмурые облака, которых я не видел. * * * Костя изменился — он был абсолютно лысый. Гладко выбритый череп блестел — у меня возникло странное желание его потрогать. Я где-то читал… хотя думаю, что и вы читали. А если не читали, то слышали: информация в нынешний век порой залезает в голову, не спрашивая разрешения… Так вот, я где-то читал, что вскоре бритыми будут ходить и женщины. Ничего удивительного — бритым быть удобно и практично. А это уже кое-что. Бритая женщина — в этом есть что-то, похожее на патологию. В мужике — нет, а в бритой женщине присутствует. И кто-то определенно доживет до этих времен. Кроме того, что Константин изменил прическу, он еще и потолстел. Не знаю, подходил ли ему новый имидж, но показался он мне совершенно другим человеком. Хотя голос не изменился. Глаза? Я их не видел — Костя по неизвестной причине избегал встретиться взглядом. Он как-то ловко уходил из-под моего обстрела, куда-то нырял, пригибался и ускользал. Нынче Костя работал на себя — я это почувствовал. Если бы тогда я согласился, быть мне сейчас бизнесменом. — С начала или как? — предложил я. — Дима, рассказывай, что сочтешь нужным. Только не рассказывай, что к делу не относится. Я как пастор — столько мне пришлось выслушать признаний в грехах! На мне этого греха — в бане не отмыться. А я — человек. — Сколько стоят твои услуги? — Разговор не юноши, а взрослого мужа, — улыбнулся Костя. — У тебя много денег? Не похоже. Дима, с некоторых пор я чувствую, как пахнут деньги. Я их вижу — на счетах, в карманах, в сумочках. Я слышу их шелест — приятная музыка. Деньгами ты явно не пахнешь. — А чем тогда? Чем я пахну? — Еще не знаю, но деньгами точно не пахнешь. Мои услуги? Я уже не бегаю и не сижу в машине — мне вредно в сухомятку. Бегают другие, глянь — сколько их. Они молодые, а мы с тобой в возрасте — время, когда беготня утомляет. Удивлен? Сегодня я могу себе позволить философствовать. Одна беда — не с кем. С кем, прикажешь, говорить? А мы с тобой все же коллеги. Лучшие годы вместе… Костя и в самом деле изменился. Прежде услышать похожую болтовню от него было невозможно. Да и не слушал его никто. По правде говоря, и я не слушал. Еще один недостаток молодости — слушать и не слышать. Я не перебивал — пусть выскажется. По себе знаю, иногда возникает необходимость поболтать. Наконец он замолчал и погладил свой лысый череп. Словно проверял, насколько чисто он выбрит. Я держал паузу, ожидая продолжения. — Пятьсот долларов, — произнес он. — Что? — Мои услуги стоят пятьсот долларов в день. — В день? — опешил я. — В сутки. А ты что думал? Ненормированный рабочий день. Трудовой кодекс читал? Они же нынче все грамотные пошли, прежде можно было работать в две смены на третью. Парни работают в паре. Машина, бензин. Ты знаешь, сколько он стоит? А соцпакет? Страховка. Капиталист! Самый настоящий капиталист! Пятьсот долларов в день — с ума сойти можно! — Нет у меня таких денег, — признался я. — А сколько есть? — не моргнув глазом, спросил Костя. — Честно? У меня вообще сейчас нет денег. Вчера были. — Понимаю — временные обстоятельства. Можно в долг — я тебе верю. Как бывшему коллеге сделаю скидку, либо можно договориться на разовые поручения — это дешевле. И вдруг он рассмеялся — я сидел, как оплеванный, и не мог сообразить, чем вызван приступ веселья. — А ты что думаешь! — Костя вновь стал серьезным. — Это же бизнес! За благотворительностью ступай в церковь. Ты же вешаешь на меня свои проблемы — а это стоит денег. И обрати внимание — проблемы, за которые не всякий возьмется. — Сначала оплата, а уж потом дело? — уточнил я. — Как в магазине. Денежку заплатил, товар получил. Худшее зло — влезать в долги. И хотя сейчас многие исповедуют иной подход к данной теме, о чем свидетельствует кризис в банковской системе, я отношусь к ретроградам. Прекрасное слово, оно уже вымерло, как и многие другие. Я — законченный консерватор. Не просто консерватор, а законченный, тот, кого уже не исправишь. Тяжелый случай, и мне с этим как-то нужно жить дальше. Я никогда не могу себе позволить купить ненужную вещь, даже если она слишком хороша. Даже если у меня найдутся лишние деньги. Потому что и лишние деньги мне жалко — такой я человек. Я лучше приду вновь в магазин и посмотрю, как она хороша — ненужная мне вещь. Брать в долг — быть кому-то обязанным. Быть обязанным уже потом, когда ты вернешь деньги или не вернешь. Ты уже в кабале — она у тебя в подсознании. Она будет отравлять твое существование, вылезая мерзкой гадюкой — крохотной, как червяк. Только кусать гадюка будет не тебя, а твоего благодетеля. Любая оказанная в жизни услуга часто отравляет взаимоотношения. И мы не желаем себе в этом признаться. Я не боюсь. Я давно себе в этом признался. Что может быть проще, чем взять у бывшей жены в долг и не вернуть? Вадим это отлично понимает. Ему также жаль денег. Даже в том случае, если их у него много. Говорят: денег много не бывает. Бывает! Умные люди подтвердят. Я еще не решил — возвращать долг Вадиму или нет. Сейчас у меня действительно нет денег, и в ближайшее время я их вряд ли верну. А когда они у меня появятся, в чем я нисколько не сомневаюсь, вопрос будет стоять иначе. Возвращая Вадиму деньги, я все также остаюсь его должником. Несколько иначе дело обстоит с Костей. Нужна помощь? — Плати. Не можешь сейчас, заплатишь позже. Вопрос — сколько? — Работаешь? — спросили меня. — Продаю обувь. — Понимаю, — кивнул он. Нет, Костя не понимал. Вероятно, думал, я торгую оптом. — Работаю продавцом в магазине, — продолжил я. — Ты? Продавцом? — он был действительно удивлен, что читалось у него на лице. Могу себе представить, какие мысли пронеслись в его лысой голове — я их даже увидел. — Так ты — башмачник? — Башмачник — тот, кто делает башмаки. Я их продаю. Жду клиента, а когда тот приходит, набрасываюсь на него. Моя задача — впарить башмаки, лучше дорогие.