— Было нечто, именовавшееся Небесами; но, тем не менее, спиртное пили в огромном количестве. «Как бифштекс, как кусок мяса». — Было некое понятие — душа, и некое понятие — бессмертие. — Пожалуйста, узнай у Генри, где он его достал. — Но, тем не менее, употребляли морфий и кокаин. «А хуже всего то, что она и сама думает о себе, как о куске мяса». — В 178-м году э. Ф. были соединены усилия и финансированы изыскания двух тысяч фармакологов и биохимиков. — А хмурый у малого вид, — сказал помощник Предопределителя, кивнув на Бернарда. — Через шесть лет был налажен уже широкий выпуск. Наркотик получился идеальный. — Давай-ка подразним его. — Успокаивает, дает радостный настрой, вызывает приятные галлюцинации. — Хмуримся, Бернард, хмуримся. — От хлопка по плечу Бернард вздрогнул, поднял глаза: это Генри Фостер, скотина отъявленная. — Грамм сомы принять надо. — Все плюсы христианства и алкоголя — и ни единого их минуса. «Убил бы скотину». Но вслух он сказал только: — Спасибо, не надо, — и отстранил протянутые таблетки. — Захотелось, и тут же устраиваешь себе сомоотдых — отдых от реальности, и голова с похмелья не болит потом, и не засорена никакой мифологией. — Да бери ты, — не отставал Генри Фостер, — бери. — Это практически обеспечило стабильность. — «Сомы грамм — и нету драм», — черпнул помощник Предопределителя из кладезя гипнопедической мудрости. — Оставалось лишь победить старческую немощь. — Катитесь вы от меня! — взорвался Бернард. — Скажи пожалуйста, какие мы горячие. — Половые гормоны, соли магния, вливание молодой крови… — К чему весь тарарам, прими-ка сомы грамм. — И, посмеиваясь, они вышли из раздевальной. — Все телесные недуги старости были устранены. А вместе с ними, конечно… — Так не забудь, спроси у него насчет пояса, — сказала Фанни. — А с ними исчезли и все старческие особенности психики. Характер теперь остается на протяжении жизни неизменным. — …до темноты успеть сыграть два тура гольфа с препятствиями. Надо лететь. — Работа, игры — в шестьдесят лет наши силы и склонности те же, что были в семнадцать. В недобрые прежние времена старики отрекались от жизни, уходили от мира в религию, проводили время в чтении, в раздумье — сидели и думали! «Идиоты, свиньи!» — повторял про себя Бернард, идя по коридору к лифту. — Теперь же настолько шагнул прогресс — старые люди работают, совокупляются, беспрестанно развлекаются; сидеть и думать им некогда и недосуг, а если уж не повезет и в сплошной череде развлечений обнаружится разрыв, расселина, то ведь всегда есть сома, сладчайшая сома: принял полграмма — и получай небольшой сомоотдых; принял грамм — нырнул в сомоотдых вдвое глубже; два грамма унесут тебя в грезу роскошного Востока, а три умчат к луне на блаженную темную вечность. А возвратясь, окажешься уже на той стороне расселины, и снова ты на твердой и надежной почве ежедневных трудов и утех, снова резво порхаешь от ощущалки к ощущалке, от одной упругой девушки к другой, от электромагнитного гольфа к… — Уходи, девочка! — прикрикнул Директор сердито. — Уходи, мальчик! Не видите разве, что мешаете Его Фордейшеству? Найдите себе другое место для эротических игр. — Пустите детей приходить ко мне,[25] — произнес Главноуправитель. Величаво, медленно, под тихий гул машин подвигались конвейеры — на тридцать три сантиметра в час. Мерцали в красном сумраке бессчетные рубины. Глава четвертая