— А ты гладь там, где не щекотно. — Диего, а почему ты весь такой… гладенький? Ты специально бреешься, потому что так модно, или какие-то гормональные проблемы? — Ты насчет волос? — Ну да. У тебя их нигде нет — ни на груди, ни под мышками, даже на лобке, по-моему, если я правильно помню… — Это вовсе не модно, и вообще, делать мне нечего — бриться целиком. Они просто не растут. Это наследственное. У меня прадед эльф. — И это у всех так? А почему именно это, а не уши, например? — А это у кого как получится. Вот у моего деда были уши и магические способности. У матери — глаза и способности… к искусству. А я получился просто гладенький, как ты говоришь. Если бы у меня могли быть дети, им могло достаться что-то еще — например, волосы странного цвета или те же глаза или уши… Хотя нет, уши бывают только в первом поколении, сейчас такие ушастики, как ваш принц, не рождаются вообще. — Уши — это ужасно! — прокомментировала Ольга. — Тебе не нравится? А по-моему, Мафей очень симпатичный мальчишка. — Симпатичный. Только знаешь, сколько он натерпелся в детстве за эти уши? Его дразнили и постоянно за них дергали. Он до сих пор помнит и обижается. Тебя никогда не дразнили в детстве? — Нет. Меня начали дразнить, когда я был уже взрослым мужчиной и… Да я тебе об этом уже рассказывал. — Насчет ответа за слова? Рассказывал… Диего, а почему у тебя не может быть детей? — А ты что, хочешь от меня ребенка? — Боже упаси, мне только ребенка не хватало для полного счастья. Я так, из любопытства. Можешь не рассказывать, если это что-то слишком печальное или какая-то тайна. — Да нет, просто я сам не очень знаю… Я тогда был совсем маленький, года три или четыре. Залез в лабораторию и поиграл с алхимическими реактивами… Не расспрашивай меня, пожалуйста, о моей прошлой жизни. Мне все время хочется тебе что-то рассказать, а нельзя ведь. Лучше расскажи мне сама что-нибудь. — Что? — Как ты подружилась с первыми лицами королевства. Это должно быть весело. — Почему ты решил, что весело? — Ваш король Шеллар такой смешной… — Нечего над ним смеяться, — укоризненно перебила его Ольга. — Он хороший. — Конечно хороший, кто же спорит. Но и смешной тоже, особенно когда садится в кресло… Ага, хихикаешь? Сама, наверно, замечала, как он складывается и раскладывается? — Не смейся. Я не хочу. Может, тебе это непонятно… Над тобой когда-нибудь смеялись? Не за то, что ты сказал или сделал что-то смешное, а просто так — за длинный нос, за дурацкую прическу, за те же уши… — Я понял, — усмехнулся Кантор, хотя такие проблемы ему всегда было трудно понять — уж что-то, а его внешность никакими недостатками не страдала. — Нет, конечно. Я всегда был симпатичным парнем и, чтобы найти какой-то недостаток, пришлось бы уж очень постараться. Правда, однажды надо мной пытались посмеяться по поводу того, что я незаконнорожденный. Я засмеялся в ответ и сказал: «Да, я ублюдок, и я себя обожаю. Мне нравится быть ублюдком. А вы можете идти на два пальца с вашими претензиями.» — И показал им эти самые два пальца, — со смехом добавила Ольга. — Ну да. — Я смотрю, у тебя один универсальный метод на все случаи жизни. И они пошли? — Нет, конечно. С тех пор у меня этот шрам. Я же говорил, что метод опасный. — Диего! Ну что ты делаешь! — Ласкаю твою грудь. Тебе это неприятно? — Я же завожусь! — Ну и прекрасно. Наконец-то. — Я сейчас начну к тебе бесстыже приставать, и будешь знать! — Так начинай скорей. — Ты что, серьезно? А как же твоя голова? — А причем тут голова? Главное, не отрывать ее от подушки, а так она не мешает. Опусти руку ниже. Еще. — Ну ничего себе! Больной называется! — Такие мы, горячие мистралийские парни. — А как у тебя получается… в таком состоянии? — Я по тебе с ума схожу. В любом состоянии. У тебя что, под халатом ничего нет? — А что там должно быть? — Восхитительно! Тут не то что больной, мертвый не устоит! — Интересно, а как ты собираешься это делать, не отрывая голову от подушки? Я на тебя не полезу, у меня сил не хватит. На этаж-то еле поднялась. Кантор тихо засмеялся. — Это мелочи. Нужно только немного фантазии. — Ну что с ним там? — спросила доктор Кинг, выжидающе глядя на Амарго. — Да все в порядке, с чего ты так раскричалась? Я его довел до хижины, и он спокойно спит себе. И стоило учинять такой скандал? Он повесил в шкаф куртку, сложил в ящик стола ремень и оружие, и стал натягивать потрепанную мантию. — Конечно стоило! — возмутилась доктор. — Он что, полный идиот? У него могло быть кровоизлияние в мозг! Ты знаешь, как повышается давление при… — Знаю, — перебил ее Амарго. — Может, он не знал. Он, вообще-то, человек далекий от науки. Но ничего же не случилось. Человек спокойно спал себе после приятно проведенного времени, и вдруг его будят пинками и воплями о том, что он идиот, придурок и сексуальный маньяк… Выходи, я закрою дверь… И девушку перепугала насмерть, она теперь все время будет переживать и думать, не случилось ли с ним чего. Ее-то зачем было будить? Я еле успел выскочить за дверь. А если бы она меня увидела? — Ладно, пошли, — проворчала доктор, осматривая собеседника. В потрепанной мантии и шапочке грозный командир превратился в скромного алхимика, человека пожилого, небогатого и преданного науке. Его неплохо знали в городе, чудаковатого старичка мэтра Альберто, мистралийского эмигранта, которого доктор Кинг приютила в своем полуподвале из благотворительности и все той же преданности науке. Злые языки утверждали, что не только, но мало ли что расскажут об одинокой женщине, имеющей ребенка неизвестно от кого. — К тебе или в кабинет? — уточнил Амарго. — Как же, ко мне! Четыре утра. Тебя увидят, когда будешь выходить, и опять будет разговоров на неделю. В кабинет. Амарго вздохнул и последовал за ней. Логики в ее рассуждениях он не нашел, но спорить не хотелось. Какая разница, откуда он будет выходить? Почему, если он выйдет из ее комнаты, все решат, что он ее любовник, а если из кабинета — в пять утра! — то не решат? — Стелла, — начал он, — ну почему мы должны непременно прятаться? Пусть себе все знают, что мэтр Альберто — твой любовник и успокоятся на этом. — Еще чего! — возмутилась доктор. — Не хватало! Ты помнишь, сколько лет мэтру Альберто? Посмотрись на себя в зеркало в этой мантии! Ты смотришься на шестьдесят, как минимум! — Ну, положим, не на шестьдесят… Да мне и так, в общем-то, не двадцать. И даже не тридцать. — И даже не сорок, — проворчала Стелла. — А кроме возраста мэтра Альберто, что тебя смущает? Все равно ведь все знают. — Отстань. И помолчи до кабинета. Услышит кто-нибудь. Они в молчании прошагали по коридорам и скрылись за дверью кабинета главного врача. Стелла заперла дверь изнутри и села на край стола, подбрасывая на ладони ключи. — Ну, что ты хотел спросить? — поинтересовалась она. — Что все-таки произошло? Разобрались вы наконец? Вспомнил он хоть что-нибудь? — Я с ним больше не разговаривала. Наверное, вспомнил, раз с Элмаром общался. — Расскажи, что знаешь. Я попробую понять, что же с ним все-таки происходит. У меня до сих пор ум за разум заходит, если бы я сам не видел его с девушкой в одной постели, не поверил бы. — Да я, в общем, все знаю. Началось все с того, что его заколдовали и он стал самим собой. Вот в таком состоянии он познакомился с Ольгой, погуляли они хорошенько, напились, наркотиков наелись, потрахались, а наутро магия рассеялась — и разбежались. После чего она срочно решила отравиться, а ее друзья решили, что из-за него, и дали ему по башке. — Невероятно содержательный и подробный рассказ, — вздохнул Амарго. — Так что, выходит, он стал сам собой насовсем? Раз мы его опять обнаружили в такой компрометирующей ситуации? И теперь так и пойдет — пьянки, бабы, наркотики и прочее? Или он просто влюбился? Что она за девушка, эта Ольга? Ты ее знаешь? — Немного. Ее Тереза знает. Местами ничего, правильная девчонка, а местами… То ли в их мире люди такие, то ли она просто чокнутая немного. — А она переселенка? Ну, тогда понятно. Переселенка, да еще и чокнутая — это самая подходящая пара для Кантора. Они просто нашли друг друга. — На здоровье, — проворчала Стелла. — Пусть эта чокнутая парочка делает, что хочет, только не в моей клинике. Ты все выяснил?