Я смутно помнила, как Том Брискоу однажды упоминал Вербье в конторе; у меня сложилось впечатление, что этот курорт – настоящий заповедник для золотой молодежи, рай для опасных спусков и отдыха после катания на лыжах. Я помимо воли представила себе Мартина в компании блондинок, нежащихся в джакузи во дворе какого-нибудь деревянного коттеджа в швейцарском стиле. В конце концов, мне очень не понравилось местоимение «мы». – Сначала у меня были запланированы встречи в Женеве, но потом я все-таки выкроил пару дней, чтобы провести их на склонах. Было здорово удрать от всего этого. – Вот спасибо, – рассмеялась я. Мартин остановился и развернул меня к себе лицом. – Я не хотел, чтобы все сложилось именно так, – сказал он таким тоном, что по коже у меня пробежали мурашки. – А теперь расскажи мне, чем ты тут занималась? – Работала. Писала. – Я пожала плечами. – Джон Гришем[10] в юбке, а? – Не совсем, – улыбнулась я. – Статья «Медикаментозное лечение при перемещении детей в разводах под внешнюю юрисдикцию в страны, не подписавшие Гаагскую конвенцию». – Самое подходящее чтиво для пляжного шезлонга, – рассмеялся он. – Знаю, знаю. – Я подняла вверх обе руки. – Это нужно для моего заявления на получение шелковой мантии. Всегда лучше иметь публикацию. – Полагаю, что ты способна добиться чего угодно, если только серьезно возьмешься за дело. Собственно, я уверен в этом. Быть может, попозже мне представится случай прочесть твой труд. В его словах прозвучал явственный намек. Мне понравилась его уверенность в том, что он не просто проводит меня до дома. Тем не менее упоминание о шелковой мантии заронило мне в душу тень тревоги и сомнения, и далекий внутренний голос напомнил мне, что он по-прежнему остается моим клиентом. И потому я замедлила шаг и попыталась перевести разговор на нейтральные темы. – В детстве я хотела стать писателем, – сказала я. – Когда я была совсем еще ребенком и наш дом казался мне слишком маленьким, я шла в местную библиотеку и забывала там о времени. Мне всегда нравились слова, то, как они заставляют тебя смеяться или плакать, причиняют боль или помогают, – и то, как могут перенести куда-нибудь в совершенно иное место. Мне всегда казалось, будто в словах сокрыта некая магия. Подняв на него глаза, я увидела, что он смотрит на меня так, словно я была для него самым интересным собеседником на свете. – Ну, и что же заставило тебя заняться юриспруденцией? Я пожала плечами. – Я выросла в доме ленточной застройки в Аккрингтоне, потом поступила на работу в компанию, терпящую убытки. Никто из моих знакомых особенно не преуспел в жизни, не говоря уже о том, чтобы зарабатывать себе на хлеб писательством. Зато вокруг себя я видела преступления, рухнувшие браки и передачу банкам домов, служивших залогами по невозвращенным ссудам. Вскоре я поняла, что единственные, кто извлекает тут выгоду, – это адвокаты. Победа или поражение, но адвокаты выигрывают всегда. – Значит, теперь ты используешь слова для того, чтобы выиграть и заработать денег? – Полагаю, что так, да. Это звучит эгоистично? Мартин расхохотался. – Ты задаешь этот вопрос не тому парню. У меня на груди каленым железом выжжено слово «капиталист». – Выражение его лица изменилось, и теперь он смотрел на меня уже серьезно. – Но ведь делать деньги легко. Я преклоняюсь перед такими людьми, как ты, способными отыскать щелочку в броне другого парня и выиграть битву. Я совсем не уверен, что мне хватило бы на это сообразительности. – Очень сомневаюсь, – возразила я. Я не стала говорить ему о том, что прочла все, что смогла найти о Мартине Джое. В сухом остатке коммерческие газеты сошлись на том, что он был гением, одним из самых выдающихся финансовых умов своего поколения. И сейчас мне крайне импонировала его скромность. На ходу мы обменивались секретами о своей жизни, обсуждали театральные постановки, которые хотели посмотреть, но были слишком заняты для этого, признавались в том, какие уголки города любим больше всего: Парк Почтальона[11] в Сити, бронзовые памятники Рузвельту и Черчиллю на Бонд-стрит, ресторан «Кровоточащее сердце» в Клеркенуэлле, славящийся своим чудесным красным вином. Мне нравилось, что разговаривать с ним было легко. Мне также нравилось, что у нас с ним много общего. Он даже одно время жил в Ислингтоне, в нескольких улицах от меня, на Хайбери-Филдз, и, хотя в Спиталфилдз он переехал еще до того, как я вообще появилась здесь, я втайне возликовала оттого, что некогда наши жизни подчинялись одной и той же рутине. – Идем, – сказала я, взяв его за руку и увлекая вниз по боковой улочке, – нам сюда. Он крепко стиснул мои пальцы, и я потеряла всякое ощущение пространства и времени, словно бы оказавшись в целлофановой упаковке. На мгновение я как будто увидела себя со стороны, вспомнив прежние годы, когда с нетерпением ожидала встречи с кем-то незнакомым и интересным. Тогда я ничем не отличалась от прочих молодых людей, ищущих секса и любви, выходящих из пабов и клубов в компании юноши или девушки, предлагающих заглянуть в дешевый кабак или на вечеринку, мечтающих, чтобы ночь никогда не кончалась, а очарование продлилось бы как можно дольше. Но сегодня вечером я чувствовала себя взрослой. Сегодня мы шли прямо ко мне домой, причем оба прекрасно знали, чем закончится эта ночь. – Донна хочет встретиться со мной, – внезапно сказал Мартин. – Во вторник. У меня вновь упало сердце, и только сейчас я поняла, как сильно мне нравится этот мужчина. Мне не хотелось ощущать эмоциональную зависимость от него, но это происходило – и мне был нужен именно Мартин. – Она хочет извиниться за то, что пропустила первое распорядительное слушание? – поинтересовалась я, искоса глянув на него. – Думаю, она хочет просто поговорить. – Ты спрашиваешь моего мнения или уже решил, что пойдешь? – А что ты мне посоветуешь? Сердце учащенно билось у меня в груди. Я буквально чувствовала, как в ночном небе надо мной навис дамоклов меч, подобно темным тучам, что иногда собирались на горизонте. – Думаю, ты должен пойти, – отозвалась я, сознавая, что другого ответа быть не может. – Я тоже так подумал, – сказал он, до боли стискивая мою руку. – Ты же сама говорила, что лучше не доводить дело до суда, верно? Лучше попытаться уладить наши разногласия миром. – Поговори с ней, но ни на что не соглашайся. – Это – всего лишь беседа, Фран. Я хочу услышать, что она мне скажет. Без адвокатов вокруг. Я просто хочу знать, что у нее на уме… Он произнес эти слова с улыбкой, но прозвучали они как упрек. Без адвокатов вокруг. То есть без меня. – Как все закончилось, Мартин? – спросила я и тут же пожалела, что не удержала язык за зубами, но было уже поздно. – Я имею в виду, что у вас произошло на самом деле? Он взглянул на меня, явно прикидывая, стоит ли рассказывать мне обо всем. – Я улетел в Гонконг, – сказал он наконец. – По делам. Домой вернулся на два дня раньше и обнаружил, что Донны нет. Она просто исчезла. Вот почему я не удивился в тот раз. Таков ее стиль поведения. В конце концов я разыскал ее в Нью-Йорке, благодаря выписке об операциях по кредитной карте на сумму в 47 тысяч долларов. Ей даже не пришло в голову сообщить мне. Она никогда не думала обо мне. Я не был для нее мужчиной или партнером. Я оставался для нее всего лишь исполнителем желаний и кормильцем, – жестким тоном проговорил он. – И тогда ты решил поставить точку? Он покачал головой. – Не тогда. К тому времени я уже даже не скучал о ней. Помню, как сидел дома в темноте, слушая тишину и думая о том, как хорошо быть одному и что мне хочется именно этого. – Значит, у меня свидание с отшельником, – нервно рассмеялась я. Он остановился, глядя на меня. – Я – всего лишь тот, кто хочет расторгнуть брак, срок годности которого давно закончился. Когда она вернулась из Нью-Йорка, я заявил ей, что хочу развестись. – Но она первой подала документы, – заметила я. Материалы дела я знала уже наизусть и помнила, что заявление в суд о расторжении брака она подала первой. – Ей пришлось очень постараться, – ответил он таким тоном, словно давал понять, будто сожалеет о том, что оказался столь тяжел на подъем. – И теперь мы имеем то, что имеем, – сказала я. – Да, теперь мы имеем то, что имеем, – повторил он. Автобус номер 19, мой автобус, остановился в нескольких шагах впереди, сверкая красными огнями, словно предупредительный знак. Из него вышли несколько человек, кутаясь от холода в пальто, и я вздрогнула, узнав одного из них. Пит. Вот дерьмо. Инстинктивно я выпустила руку Мартина. – Привет. – Пит оглядел сначала Мартина, а потом перевел взгляд на меня. – Привет, Пит, – вежливо откликнулась я, стараясь не думать о том, каким видела его в последний раз, когда он скользил губами по моей шее. – Выходила в город? – Всего лишь заглянула в «Оттоленьи». – Заглянула в «Оттоленьи», значит? – повторил он, вопросительно глядя на Мартина. – Ой, Мартин, это Пит Кэрролл, мой сосед. – Мартин Джой, – сказал он, протягивая Питу руку. Но тот и не подумал ответить, держа свою руку в теплом кармане. – Пит учится в Имперском колледже. В аспирантуре, – продолжала я, стремясь сгладить неловкость. – Надо же, – заметил Мартин. – По какой специализации? – Искусственный интеллект. – А я работаю с финансовыми технологиями. Пожалуй, нам стоит поговорить, когда ты закончишь учебу. Мартин на мгновение застыл в нерешительности, и я испугалась, что сейчас он достанет свою визитную карточку, но с облегчением вздохнула, когда он не стал этого делать. «Быть может, Пит забудет, как его зовут», – с надеждой подумала я, сознавая в глубине души, что обманываю себя. – Ладно, мне еще надо купить молока, – сказал Пит, поворачивая к местному магазинчику. – Увидимся на неделе, – как можно небрежнее бросила я ему вслед.