– Вы знакомы? – Нет, – быстро ответила я. – Мартин Джой – Франсин Дей. У нее сегодня день рождения. Быть может, нам стоит воткнуть по спичке в это изысканное печенье и спеть в ее честь заздравную песенку. – С днем рождения, – сказал Мартин, по-прежнему не сводя с меня своих зеленых глаз. – Пожалуй, вам стоит сунуть руку под холодную воду. – Все в порядке, – отозвалась я и отвернулась, чтобы выбросить салфетку в мусорное ведро. Когда я вновь повернулась лицом к столу, оказалось, что Мартин уже наполнил две чашки кофе. Он устроился по другую сторону стола, прямо напротив меня, рядом с Дэвидом, что дало мне возможность рассмотреть его получше. Он не отличался таким уж высоким ростом, но своим присутствием, казалось, заполнял всю комнату – феномен, который я подмечала у многих очень успешных людей. Костюм у него был модный и отутюженный, а галстук завязан аккуратным виндзорским узлом. Выглядел он лет на сорок, хотя назвать его точный возраст я бы затруднилась. В его темных волосах не было и следа седины, хотя едва заметная щетина на подбородке отливала золотом в резком и сильном освещении комнаты для совещаний. Над болотно-зелеными глазами ровными ниточками протянулись тонкие брови. Две морщинки на лбу придавали ему собранный и напряженный вид, и это предполагало, что вести с ним переговоры будет очень и очень непросто. Отведя глаза, я постаралась собраться с мыслями. Оказалось, что я нервничаю, но так бывало со мной всегда, когда я в первый раз встречалась с очередным клиентом. При этом я вполне отдавала себе отчет в том, что стремлюсь угодить тем, кто платит мне гонорар, и что в общении с людьми, считавшими себя круче и умнее меня, я испытываю определенную неловкость. – Полагаю, ты прочла материалы дела, – сказал Дэвид. – Мартин выступает в роли ответчика. Я рекомендовал ему тебя в качестве ведущего адвоката. – Значит, это вы будете сражаться за меня в суде, – сказал Мартин, глядя прямо на меня. – Уверена, что Дэвид объяснил вам: никто не хочет обращаться в суд, – ответила я и отпила глоток кофе. – За исключением адвокатов, – не полез за словом в карман Мартин. Я знала правила игры и оказывалась в подобном положении достаточно часто, чтобы не обижаться. Клиенты в делах о семейных спорах всегда раздражены и подавлены, даже – хотя правильнее будет сказать «особенно» – при общении со своими юридическими советниками, так что первые встречи нередко проходят в напряженной и неприязненной атмосфере. Я пожалела о том, что он сидит прямо напротив меня, – я ненавидела подобную конфигурацию, предпочитая напоминать людям, что все мы на одной стороне. – Собственно говоря, я вхожу в организацию под названием «Урегулирование». Мы практикуем бесконфликтный подход к брачным спорам, по возможности избегаем слушаний в суде и продвигаем обоюдовыгодные юридические решения. – Обоюдовыгодные юридические решения, – медленно повторил он. Я подумала, не насмехается ли он надо мной, произнося заумные юридические формулировки. Но он, несомненно, оценивал меня. Женщину. Северянку. Не достигшую ранга королевского адвоката. Подавшись вперед, он в упор взглянул на меня. – Я не хочу создавать ненужные трудности, мисс Дей. Я – разумный человек; я желаю, чтобы процесс был настолько справедливым, насколько это возможно, но при этом я не могу умыть руки и позволить своей жене забрать все, что она пожелает. – Боюсь, что определять «справедливость» данного процесса будете не вы и не миссис Джой, – осторожно заметила я. – Для этого у нас есть суды, судьи, прецедентное право… – Я решила сменить тактику. – Мы знаем ее исходную позицию? – Некоторые детали дела были мне уже известны; вчера вечером я провела два часа, разбираясь в них. Но всегда лучше услышать их из первых уст. – Моя жена хочет получить половину всего: домов, денег, бизнеса… Плюс долю в будущих прибылях. – Чем вы занимаетесь? – тут же осведомилась я. – Я возглавляю арбитражный фонд конвертируемых ценных бумаг. Я кивнула с умным видом, словно понимала, что это такое. – Мы торгуем аномалиями рынка. – То есть вы – биржевой спекулянт? – Это называется «финансовые вложения». – И это успешный бизнес? – Да. Очень. Я вдруг вспомнила Вивьен Мак-Кензи и ее слова. О мужчинах и их непробиваемой самоуверенности, которая заставляет их не сомневаться в том, что они – хозяева жизни. – У нас всего тридцать сотрудников, но дело это крайне выгодное. Я организовал компанию вместе со своим партнером Алексом Коулом. Мне принадлежат шестьдесят процентов нашего предприятия, он владеет остальным. Акции нашего предприятия составляют мой основной актив. Но она предпочитает акциям ликвидную наличность. – Когда вы открыли свое дело? – поинтересовалась я, записывая его объяснения. – Пятнадцать лет назад. – То есть до своей женитьбы, – пробормотала я. Согласно материалам дела, они были женаты одиннадцать лет. – Пожалуй, нам лучше перейти к форме Е, – предложил Дэвид Гилберт. Я кивнула, поскольку уже видела финансовые документы и самого Мартина, и его супруги. Его отчетность, например, ничем не отличалась от дюжин других деклараций состоятельных людей, изучать которые мне довелось на протяжении последних лет. Разбросанная по миру собственность, автомобили, предметы искусства и счета в зарубежных банках. Я стала просматривать отчетность, представленную его женой, ведя пальцем вниз по странице. Донна Джой, особа тридцати четырех лет от роду, адрес в Челси, демонстрировала большие расходы и невысокий личный доход, что, впрочем, характерно для женщины в ее положении. В документе было множество страниц, но я наметанным глазом выхватывала самые важные детали. – «Ежегодные расходы на ленч: 24 тысячи фунтов», – пробормотала я вслух. – Она любит суши, – заметил Мартин. Я подняла голову, и глаза наши встретились. Я подумала о том же. – Она утверждает, что совершенно неспособна к трудовой деятельности. Умственная слабость, – отметила я. В ответ Мартин лишь негромко фыркнул. – Она когда-нибудь работала? – Когда мы познакомились, она была управляющей магазина одежды, но уволилась сразу же после того, как мы поженились. Она заявила, что хочет заняться самообразованием, и потому мне пришлось оплатить множество курсов. Главным образом по искусству. Я открыл для нее студию. Она там работает, но в свете грядущего развода предпочитает не называть свои занятия работой. – Она продает свои произведения? – Изредка. Честно говоря, она занимается этим скорее ради собственного удовольствия, но ей это нравится. Ее картины достаточно хороши. Лицо его смягчилось, и я обнаружила, что спрашиваю себя: а как же в действительности выглядит его жена? Теперь я могла с легкостью представить ее себе. Красивая, богемного вида… ухоженная, вне всякого сомнения. У меня появилось такое чувство, будто я хорошо знаю ее, хотя мы никогда не встречались. – И все остальное, что перечислено здесь… это все? – Вы хотите спросить, не скрываю ли я что-нибудь? – Я действительно должна знать обо всем. Пособия, счета в офшорной юрисдикции, участие в акционерном капитале, трасты. Нам не нужны никакие сюрпризы. Кроме того, она требует проведения судебно-бухгалтерской экспертизы вашей деятельности. – Ну, и что вы об этом думаете? – поинтересовался наконец Мартин. Я отметила про себя, что его сорочка отличается прямо-таки снежной белизной. – Ваша жена молода, но во время замужества она поддерживала очень высокий уровень жизни. Браки, подобные вашему, мы именуем браками средней продолжительности. Ее претензии выглядели бы основательнее, будь вы женаты, скажем, свыше пятнадцати лет, и напротив, представлялись бы весьма шаткими, если бы ваш союз продлился менее шести лет. – Итак, мы находимся в серой зоне, которую так обожают законники. – Денежное содержание менее обеспеченного супруга в этой стране довольно щедрое. Как правило, переговоры начинаются с требования равной доли. Но мы можем заявить, что в действительности она не способствовала повышению вашего общего благосостояния и что ваше предприятие не является имуществом, нажитым в браке. – Я вновь пробежала глазами дело, проверяя еще одно соображение. – Детей у вас нет. Для нас это хорошо. Я вновь подняла на него глаза, сообразив, что не должна была говорить ничего подобного. Откуда мне знать, а вдруг их брак распался из-за невозможности создать полноценную семью? Это одна из тех вещей, в которых я никогда не могла быть уверена как адвокат по разводам. Я знала, что люди хотят развестись, и давала им советы, как добиться желаемого. Но при этом на вопрос «Почему они этого хотят?» ответа у меня не было никогда, если не считать расплывчатых обвинений в супружеской неверности или неадекватном поведении. В сущности, я не имела ни малейшего представления о том, почему люди, некогда искренне любившие друга, начинали с той же искренностью друг друга ненавидеть. – Мы настроены на соглашение без ссор и скандалов, – заявил Дэвид. – Полностью вас поддерживаю, – кивнула я. – Как вы полагаете, на какой раздел имущества я могу реально рассчитывать? Мне не хотелось называть конкретные цифры, но Мартин Джой был из тех клиентов, которые ожидают получить четкие ответы на свои вопросы. – Мы начнем с разделения семьдесят на тридцать и отсюда будем танцевать. Я отложила в сторону ручку, чувствуя себя уставшей и измотанной и жалея о том, что пригубила вино с содовой в обеденный перерыв. Мартин покачал головой, глядя в стол перед собой. Я-то думала, он обрадуется тому, что мы сумеем избежать дележа активов пятьдесят на пятьдесят, но он выглядел потрясенным и подавленным. – Что будет дальше? – Первое распорядительное слушание состоится через десять дней. – На нем будут приняты какие-либо решения? В ходе всего нашего совещания он выглядел собранным, но теперь в его поведении начали проявляться первые признаки тревоги. Я покачала головой. – Название говорит само за себя. Боюсь, речь пойдет исключительно о предварительных процедурах. – Отлично, – неуверенно проговорил он.