Кустодиевская девушка вздохнула. – Хорошо, что у тебя хоть что-то влезает. У меня в этом смысле сплошное уныние. – Она покосилась на мужчину. – Метафизическое. Мужчина, сдерживая улыбку, поклонился. – Приятно, что мои уроки идут впрок. Аля с кротким достоинством повела плечами. – Ничего. Выше пояса мое уныние присоединяется к твоему. – Фирмы по производству одежды нас игнорируют, – сказала кустодиевская девушка. – Чтоб им скиснуть. Уже сорок восьмой размер найти проблема, а про пятидесятый и выше уже и заикаться нечего. Хорошо, что я еще шить умею. И главное, я не понимаю, это что, дискриминация? – Что до меня, – пожав плечами, заметила Аля, – то я другого не понимаю – какое им дело, когда я хочу худеть, а когда нет? – Они вас ненавидят, – хихикнула худенькая девушка, – за вашу красоту. Мужчина радостно замахал руками. – Ну что вы. Они вас любят. Просто им некуда деваться – на них давят непреодолимые экономические обстоятельства. – Это какие еще обстоятельства? – Кустодиевская девушка непонимающе посмотрела на мужчину. – Что, наши деньги плохие? – Ваши деньги хорошие. Просто… – Мужчина на секунду задумался. – На самом деле это интересная история, занимательно иллюстрирующая, как глобальные процессы влияют на частную жизнь даже в таких сугубо отдаленных от мировых центров силы местах, как наше, – если вы, конечно, хотите знать виновных. Кустодиевская девушка покрутила головой. – Всю жизнь об этом мечтала. Мужчина прищурился, вспоминая. – Кто-то из великих экономистов прошлого века – кажется, Леонтьев – написал еще в тридцатые годы, что всякая нелинейность в экономике влечет за собой последствия, расплачиваться за которые приходится населению. В данном конкретном случае нелинейность заключается в том прекрасно вам известном факте, что цена на предметы одежды практически не зависит от размера – одни и те же изделия сорок четвертого и пятьдесят шестого размера стоят практически одинаково. Так вот, в шестидесятые годы прошлого века в Америке произошла целая череда слияний и поглощений, приведших к резкому укрупнению швейной промышленности – тогда она там еще была, – и менеджмент образовавшихся монстров тут же занялся тем единственным, чем и занимается всегда менеджмент крупных компаний, – минимизацией издержек. На тот момент, если кому-то интересно, наиболее востребованным размером женской одежды в США был размер, примерно соответствующий нашему пятидесятому – именно этот размер имели тогдашние звезды экрана и манекенщицы – в чем легко убедиться, посмотрев кадры тогдашней кинохроники. Мифологизированная Мэрилин Монро сегодня не прошла бы ни один кастинг – по современным понятиям, она толстая. И вот, аналитики доложили, что если наиболее востребованный размер удастся сдвинуть влево хотя бы на одну позицию – до сорок восьмого, то уменьшение себестоимости за счет снижения расхода ткани выльется в восьмизначную цифру. С этого момента все было решено. Вы же знаете, как тесно мир швейного бизнеса связан с миром моды – именно первый управляет вторым, а не наоборот. Все началось исподволь – сначала стали продвигаться худощавые манекенщицы, затем подключились женские журналы, конкурсы красоты, телевидение – начался глобальный процесс – женщинам со всех сторон, из всех телевизоров и утюгов начали внушать, что они толстые. Разумеется, все шло постепенно – нельзя же за короткое время переменить стандарты, которых человечество придерживалось пять тысяч лет, – но к концу восьмидесятых годов процесс в общем завершился – и легкая промышленность возрадовалась, правда, уже не американская, а китайская, мексиканская, пакистанская и бог еще знает какая, но в век транснациональных корпораций – какая разница. Так что, если это вас утешит, сегодняшние эталоны красоты не имеют ничего общего ни со здоровьем, ни с эстетикой – в основе сугубо денежные расчеты. На мгновение в помещении повисла тишина. – Вот гады, – проникновенно произнесла кустодиевская девушка. – Не то слово. Так что, если завтра все вдруг волшебным образом изменится – и цена на одежду станет зависеть от расхода ткани – то чередой пойдет полоса неизбежно взаимосвязанных процессов, позволяющих во всей красе наблюдать полный поворот бизнес-машины. Тут же рухнет индустрия спортзалов и фитнеса, кутюрье нетрадиционной ориентации повылетают из домов моды, журнал «Космополитен» начнет публиковать статьи «Что делать, если вы похудели», «Семь быстрых способов набора веса»… – В качестве темы номера, – подхватила худенькая девушка, – дискуссия: «Как наиболее рационально решить проблему недостающих килограммов?» Участвуют: Алевтина, двадцать три года – экономист, Ольга, тридцать пять лет – маркетолог, Татьяна, двадцать восемь лет – дизайнер… – И друг редакции из США – публицист, колумнист и ресторатор Джедекия Роттерсхаймер. – Да ну вас, – сказала кустодиевская девушка, – все равно же ничего этого не будет. – Зато, – негромко заметила Аля, – ты научишься шить еще лучше, чем раньше. – А вы не имеете отношения к легкой промышленности? – спросила Вадима худенькая девушка. – Нет, – сказал Вадим. – Мой случай гораздо тяжелее. – А чем вы занимаетесь? – спросила кустодиевская девушка. На мгновенье задумавшись, Вадим неожиданно для себя полуистерически прыснул, закрыв глаза ладонью. – Минимизацией издержек. – Понятно. – Был когда-то фильм, – сказала худенькая девушка, – там говорилось: «никогда хорошо не жили, не надо было и пытаться». – Да ладно тебе. – Кустодиевская девушка, словно неожиданно что-то вспомнив, живо повернулась к мужчине. – А вы нам еще расскажете про Симону де Бовуар? Улыбнувшись, мужчина, на секунду опустив глаза, казалось, чуть замешкался. – Ну, собственно… Худенькая девушка как будто невзначай скользнула быстрым взглядом в сторону Вадима. Я их стесняю, понял Вадим. Это какие-то их внутренние дела, это им сейчас интересно, а я еще не настолько посвящен, чтобы им было комфортно говорить при мне об этом. Надо уходить, я перевыполнил план, я слишком расслабился. И в комнате у меня груда чертовых материалов, требующих изучения. Поднявшись, он светски поклонился. – Прошу прощения, пора. Просияв улыбкой, мужчина ответил ему столь же светским поклоном. – Будем рады видеть вас снова. Кустодиевская и худенькая девушки радостно помахали ладошками. – Уходите минимизировать издержки? – невинным тоном поинтересовалась Аля. Проникшись ощущением ответственности, Вадим убежденно кивнул. – Да. Пора, наконец, заняться этим настоящим образом. – Удачи. Отвесив завершающий кивок, он двинулся назад по коридору. При чуть мерцавшем свете потолочной лампы длинно-массивные ряды книг на стеллажах отсвечивали темными корешками. Зайдя в комнату, он на секунду в задумчивости остановился в прихожей; завернув на кухню, с трудом отклеив дверь большого пыльного холодильника, на мгновенье он заглянул туда; увидев на полке наполовину опорожненную бутылку спирта «Рояль», баллон «Херши-колы» и пакетик с порошковым напитком Yupi, философски кивнув и закрыв холодильник, он вернулся в комнату. За окном была чернота, с книжной полки, мерцая золотым тиснением корешка, взывала к читателям книга о маоизме. Пора, сказал он себе, пора. Хватит светских разговоров, надо убить в себе всякие проблески мысли, всякие остатки воспоминаний, всякие мечты о добродетели, все это мелочь, все это издержки, которые я минимизирую. Бог ледяного спокойствия и менеджмента, я возвращаюсь к тебе. Все, кончено. Сегодня я работаю с документами. Как Ельцин. Опустившись на кровать и притянув к себе папку, он развязал тесемки и открыл ее – словно освободившись от гнета, груда бумаг, как поднявшееся тесто, привстала, набухнув; сняв верхний слой в виде заколотого скрепкой документа «Актуализированные данные по процедуре приватизации предприятия „Семиструйский, ордена Трудового Красного знамени, завод биохимических реагентов, биосинтеза и полимеров“ в 2008–2009 гг.», Вадим мгновенье подержал его на весу. Несмотря на декларированную актуализированность, документ был старый – бумага пожелтела, в верхнем правом углу к ней прилипли останки убитого комара. Мельком подумав, что комар едва ли был единственной жертвой процесса приватизации комбината в 2008–2009 гг., Вадим вздохнул. Вытащив документы из папки и расположившись на кровати, временами делая выписки, он изучил «Актуализированные данные» и еще несколько столь же информативных документов, в тишине был слышен шум ветра за окном, тусклая настольная лампа в изголовье временами чуть мигала. Взяв очередную справку, он перелистнул страницу, чуть слышно скрипнула, приоткрываясь, дверь, лампа мигнула. Вадим поднял глаза. В дверях, в коротком белом кимоно и туфлях на высоком каблуке, стояла Аля. Полы кимоно чуть разошлись, открывая голое тело; чуть поправив их, она вежливо взглянула на него. – Я не помешаю? Мгновенье Вадим смотрел на нее. – Может быть, даже поможешь. Аля потупила глаза. – Мне почему-то тоже так казалось. Поспешно подойдя и сев ему на колени, она так же быстро обняла его за шею, лампа, быстро замигав, погасла, рассыпанные листы из упавшей на пол папки разлетелись по полу. Глава II – …Ты не думай, я хотела бы с тобой поспать, но я люблю спать у себя. – И что? – Ну, типа, я тебя приглашаю. – С вещами? – А они у тебя есть? – Ну… – По-моему, на просторах моей комнаты они будут незаметны. …Разом выпав из сна и силясь понять, почему помещение, в котором он проснулся, ничем не напоминает его комнату, Вадим лишь спустя мгновенье вспомнил этот разговор. Приподнявшись на локте, он огляделся – комната Али была, вероятно, раза в три больше его собственной. Два высоких окна, массивный письменный стол между ними, тяжелые шкафы с книгами, огромные, резного дерева, мягкие кресла и старый телевизор в углу. Прямоугольники окон были забиты мраком, торшер в дальнем углу подсвечивал комнату тонким лучистым золотом; отбросив одеяло и разметавшись на кровати, рядом спала Аля, в остром блике косо падавшего света было видно, что ее бедра и плоский живот были покрыты мелким, чуть различимым светло-золотистым пушком. Мгновенье Вадим рассматривал их. «Подпушичек», – подумал он, повторяя когда-то услышанное смешное слово. Откинув одеяло, он встал и подошел к окну. Лежавший поодаль все такой же пустой лунный проспект чуть поблескивал в свете фонарей, стоявшее напротив подъезда большое дерево без коры и без листьев словно щупальцами врастало во тьму длинными изломанными ветвями, в дальнем доме по ту сторону проспекта, словно отвечая ему, зажглось одинокое золотистое окошко. Оглянувшись и найдя взглядом портфель и лежавшую рядом на стуле папку, мгновенье он помедлил, прислушиваясь к звенящей тишине комнаты. Спать не хотелось. Подойдя и взяв со стула папку, он вновь пересек комнату и, сев за стол, включил стоявшую на нем массивную лампу. Внутренне произнеся «заход на цель номер два», он вновь развязал тесемочки и достал документы из папки. Отложив в сторону эссе о приватизации и другие уже прочитанные драматические документы, немного подумав и просмотрев заголовки материалов, он разложил их на несколько тематических стопок, включавших общие сведения по истории города, протоколы и свидетельства об аварии на комбинате, данные химической, радиологической и прочих экспертиз, финансовую отчетность комбината, переписку мэрии с администрацией региона, а также большое количество документов, не относившихся ни к одной из этих категорий и условно объединенных под названием «разное». Оглядев шесть стопок, свободно разместившихся на широком пространстве стола, и решив начать с документов, предоставлявших общий компендиум знаний, он придвинул к себе первую из стопок и погрузился в нее. Город Семиструйск, основанный в 1556 году людьми купцов Строгановых, в течение двух веков был известен в качестве места соляных промыслов и в ином качестве в документах практически не упоминался. Относительно заметным эпизодом в истории города стал 1774 год, когда фельдфебель квартировавшей в городе рекрутской команды 84-го пехотного мушкетерского полка Тимофей Гусятников во время восстания Емельяна Пугачева, подбив на возмущение десяток солдат своей команды, бежал вместе с ними из казенных квартир и встал на сторону самозванца. Происшествие, впрочем, имело не слишком длительную историю, так как всего два месяца спустя мятежники в полном составе были пленены графом Паниным, сам зачинщик бунта был подвергнут наказанию шпицрутенами, а останки его сданы в Анатомический театр. В девятнадцатом веке, после открытия в окрестностях города локального месторождения каменного угля, к соляным промыслам добавились несколько каменноугольных шахт и два винокуренных завода. После этого город вновь надолго пропал из документов и летописей, безвестно пережил революцию и пребывал в невостребованном состоянии вплоть до конца двадцатых годов, когда в русле начавшейся индустриализации и с учетом открытия на левом берегу реки Семиструйки новых каменноугольных месторождений в городе высадился комсомольский десант «двадцатитысячников» и началось строительство химкомбината. Сам город разросся, достиг статуса районного центра, причем был переименован, так что вплоть до конца советских времен носил имя Цюрупинск, в честь Александра Цюрупы, наркома продовольствия в правительстве Ленина, известного своими голодными обмороками. Обратное переименование города со времен начала перестройки было предметом упорной борьбы группы городских демократов, регулярно публиковавших в городских газетах о Цюрупе различного рода разоблачительные статьи. Вероятно, кульминацией этой борьбы стал выпуск коммерческим издательством в Железногорск-Илимске книги «Половая жизнь Цюрупы», мгновенно разошедшейся массовым тиражом далеко за пределами региона, причем содержание издания, по-видимому, было таково, что даже в сверхлиберальном 1992 году спустя месяц после публикации оно было запрещено к распространению, а книга изъята из библиотек. Тогда же город был наконец переименован – несмотря на то, что в связи с начавшейся эпохой борьбы за выживание протесты и прочие гуманитарные акции сами собой утихли – то ли кого-то в Москве ужаснули обстоятельства половой жизни Цюрупы, то ли это было просто совпадением. В документах, кстати, имелась краткая справка о книге, с указанием типа бумаги, количества страниц, фамилий редактора, корректора и прочих выходных данных, причем обращала на себя внимание фраза «издание богато иллюстрировано».