Арья пожимает плечами. — Я не увлекаюсь чтением. И терпеть не могу эту романтическую чушь. Его глаза сужаются. — Ты считаешь любовь чушью? — Нет, просто не куплюсь на всю романтическую хрень, устанавливающую нереалистичные ожидания. Ни один парень не станет делать то, о чем ты читаешь в книге. Девушке вредно читать это и предполагать, что появится мужчина и собьет ее с ног. Он скрещивает руки на груди, выглядя слегка обиженным. — Мужчины могут быть романтичными. Моя подруга смеется. — Никогда не встречала того, кто делал бы что-либо романтическое. — Значит, ты проводила время не с теми мужчинами. — В мире миллиарды людей — не может быть, чтобы для каждого из нас не нашлась бы родственная душа, — МакКинли присоединяется и хлопает Трентона по спине. — Давай! Ты не можешь говорить, что такой вещи, как любовь, не существует. Просто посмотри на этих двух влюбленных птичек. Они чертовски очаровательны. Щеки горят, когда я смотрю на Трентона. — Что думаешь, соседушка? Ты веришь в родственные души и в ту романтическую чушь, которую я пишу? — Определенно верю, — его темные глаза встречаются с моими и на мгновение задерживаются, прежде чем он продолжает: — Я верю в то, что можно хотеть заботиться о ком-то настолько сильно, что готов на все. Верю в то, что хочется ставить чье-то счастье выше своего собственного. Верю в то, что хочется каждый божий день показывать, как много она значит для тебя. Итак, проявляется ли романтика в цветах и украшениях, или в роскошной поездке в Грецию, или просто в нахождении рядом, когда нужен ей? Думаю, правильный человек делает все это, когда любит. И если все по-настоящему, никто и ничто не сможет отнять эту любовь. Легкие сжимаются, и внезапно я начинаю задыхаться, пытаясь переварить в голове сказанное. Крумкачев наклоняется и указывает на Трентона. — То, как он на нее смотрит? — он обращает внимание Арии на себя. — Это не фальшивая романтическая чушь. Это настоящая любовь. Ария встречается со мной взглядом, и разочарование просачивается в грудь. Мы обе знаем правду: Трентон меня не любит. Мы — просто фальшивка. И почему это так больно? — Давай, — Ария хватает меня за локоть. — Пойдем потанцуем. Я благодарна за то, что она отвлекла меня от тяжелого разговора и стряхиваю руки Трентона с себя, когда мы направляемся на середину танцпола. — Ты в порядке? — спрашивает Ария. — Да, это было просто... — Напряженно? Я смеюсь и закатываю глаза. — Точно. — Не знаю, Кэсс. Трент выглядел искренним. Думаю, вам двоим нужно поговорить. — Он просто притворялся. Не хочу быть той, кто улавливает малейшие чувства в сказанном. — Даже если он действительно что-то чувствует? Я зажмуриваюсь и качаю головой. — Не знаю. Я больше не хочу об этом говорить. Давай просто повеселимся. Она поднимает руки над головой и покачивает бедрами из стороны в сторону. — Поняла, мэм. Мы танцуем до тех пор, пока ноги не немеют, а волосы на затылке не становятся влажными. Приятно расслабиться и забыть обо всем на некоторое время. Но потом две сильные руки обхватывают меня за талию. И это тоже приятно. Знакомый запах Трентона окружает, а его теплое дыхание касается кончика уха. — Трудно сосредоточиться на чем-то кроме тебя в платье. Я ухмыляюсь, двигая бедрами и прижимаясь к нему. — В этом и есть смысл платья — свести тебя с ума. В выходные я ходила по магазинам и нашла оливково-зеленое платье с открытой спиной и длинными рукавами в любимом бутике. Округлости по бокам подчеркивают задницу и я знала, что Трентону понравится вырез на груди и спине. Такое чувство, что все мысли в последнее время вращаются вокруг него. Это больше, чем порно, которое я ему отправляю. Я купила это платье, потому что хотела свести его с ума. На днях после тренировки удивила его сэндвичем со свининой, потому что знала: он будет голоден. Я веду себя так, словно эти отношения настоящие, как будто он — мой настоящий парень. Границы становятся размытыми, и винить некого, кроме себя. Я — та, кто предложил заняться сексом. Мы не были бы так близки, так интимны, если бы не я. Тем не менее, мысль о том, чтобы взять перерыв сейчас, заставляет внутренности скручиваться. Я не хочу прекращать это. Не хочу ничего менять. Просто беспокоюсь о том, что будет с моим сердцем, когда все закончится. Пальцы Трентона скользят по ребрам, посылая мурашки по коже, когда он медленно опускает руки вниз по талии к бёдрам, и тревоги, давящие на разум, рассеиваются в одно мгновение. — Скажи мне, детка, — шепчет он. — Если я просуну руку под платье, твоя киска окажется мокрой? Я бросаю взгляд на Арию, но та занята танцем с Крумкачевым. Я поднимаю руки и обхватываю ими шею Трентона, откидывая голову ему на грудь. — Почему бы тебе самому не проверить? Рука скользит под платье и кончики его пальцев касаются мягкой, мокрой киски сквозь трусики. Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не застонать, хотя сомневаюсь, что меня бы услышали из-за грохочущих басов. — Хочу взять тебя прямо здесь, — он покусывает меня за шею. — Думаешь, кто-нибудь заметит? Я улыбаюсь и поворачиваюсь к нему лицом. — Думаешь, спохватятся, если мы просто уйдем? Не говоря больше ни слова, Трентон тянет меня через переполненный зал, лавируя между людьми, пока мы не добираемся до выхода. Волнение охватывает обоих, когда мы выходим на улицу. Прохладный ночной воздух касается вспотевшей кожи. Трентон прижимает телефон к уху, вызывая водителя команды, который ждет за углом и крепко сжимает мою руку. Но перед нами резко вспыхивает вспышка, затем другая и следующая, пока не начинается какой-то ад. Все, что я вижу — сплошные пятна. — Трентон! — Кэссиди! Нас окружает толпа неистово кричащих людей, которые делают снимки так быстро, что это похоже на вспышку стробоскопа. Трентон сует телефон обратно в карман и тянет меня за руку. — Давай, сюда. Мы пробираемся сквозь толпу, Трентон расталкивает людей, чтобы расчистить проход. Папарацци тычут нам в лицо камерами, пренебрегая личным пространством или безопасностью. Затем незнакомый мужчина хватает меня за руку, оттаскивая от Трентона. Я спотыкаюсь о чью-то ногу и падаю, разбивая колено об асфальт. Резкая вспышка боли проносится через ногу, заставляя вскрикнуть. Я прикрываю голову обеими руками, молясь, чтобы никто на меня не наступил. — Отвали от нее нахуй! — я различаю голос Трентона сквозь шум. — Отойди, мать твою, ублюдок! Меня поднимают с земли и паника тут же начинает охватывает, но только до тех пор, пока я не вижу лицо Трентона. — Это я, детка. Это я. Держу тебя. Я хватаюсь за его плечи, когда тот поднимает меня как невесту, и зарываюсь лицом в его шею, пытаясь спрятаться от камер. Не поднимаю глаз, пока мы не оказываемся в безопасности в машине. — Ты в порядке? — Трентон сжимает мое лицо, его широко раскрытые от беспокойства глаза мечутся между моими. — Мне так жаль, что не смог вытащить тебя оттуда раньше. Сильно болит колено? — О, черт.