Я делаю несколько шагов назад и сердце сжимается в груди, когда расстояние между нами увеличивается. Его голова опускается, когда тот направляется к двери. Выходя, забирает сумку и с тихим щелчком закрывает за собой дверь. Я почти жалею, что он не хлопнул ей. ГЛАВА 21 Кэссиди Три дня. Прошло уже три чертовых дня, как я не видела Трентона и не разговаривала с ним. Думала, если отвлекусь и обрежу с ним контакт, то это поможет прийти в себя, но все, что сделало время — это раскололо мое сердце на еще большее количество осколков. Не помогает и то, что каждое утро я нахожу возле квартиры одинокую розу с прикрепленным к ней письмом. Я разворачиваю сегодняшнее письмо: Еще один день до релиза книги. Я так горжусь тобой. Люблю тебя. Во второй раз за это утро я проливаю слезы, но стараюсь взять себя в руки как можно скорее. Несмотря испытываемую злость, я очень скучаю по нему. Скучаю по его прикосновениям, губам, проницательному взгляду. Мне приходилось сдерживаться пару раз, чтобы не постучать в его дверь и не броситься в объятия. Конечно, совершенное им было не самым худшим, что может сделать человек. Я правда понимаю его мотивы и знаю: он не пытался причинить мне боль. Не намеренно. И все же не могу избавиться от чувства предательства. Может быть из-за того, что родители были вовлечены в дело и это задело за живое. Может быть потому, что эта ситуация напомнила о том, как со мной поступил Шелдон. Независимо от причины, нужно больше времени, чтобы разобраться со своими эмоциями, прежде чем я смогу снова поговорить с Трентоном. Я не хочу быть с тем, кто будет принимать решения за меня. Хочу жизнь, в которой мы будем делать это вместе. Я подхожу к клетке и засовываю руку внутрь, почесывая Голди по затылку. Голди и Финч, названы в честь «Щеглов». Мне показалось уместным назвать так, поскольку именно из-за его обмена в другую команду мы и оказались здесь, вместе. Теперь это всего лишь напоминание о том, насколько он наполнил мою жизнь эмоциями и насколько она оказалась пустой без него. — Повезло, что вы есть друг у друга, — говорю я, пока они прыгают взад-вперед на жердочке. Я закрываю дверцу и запираю ее. — Увидимся позже. Я перекидываю сумку через плечо, направляясь к выходу. Сегодня утром я проснулась, нуждаясь в ясности и совете, поэтому обратилась к единственному человеку, который, как знаю, может помочь. Пятнадцать минут спустя я стучу в дверь Шерри. Широкая улыбка появляется на лице старушки, когда та поднимает на меня глаза. — Привет, Птичка. Какой приятный сюрприз. Я вздыхаю с облегчением от того, что она узнала меня. — Я скучала по вам, поэтому решила прийти и немного потусоваться, — поднимаю колоду карт в руке. — Хотите сыграть в рамми? Она хлопает в ладоши, поднимаясь со своего кресла. — Не играла целую вечность, — я сажусь рядом с ней за маленьким круглым столом в комнате и тасую карты, прежде чем раздать их. — Как себя чувствуешь? — Я в порядке. Как вы? Она напевает. — Хочешь попробовать еще раз, только более убедительно? Я хихикаю. — Неужели это так очевидно? — Я увидела все на твоем лице в ту же секунду, когда ты появилась в дверном проеме, милая, — она берет карту и сбрасывает другую. — Где же Трент? Я прикусываю нижнюю губу. — Не знаю. Я не видела его несколько дней. — Ах. Так вы поссорились. Я решаю ограничиться кивком. — Не знаю, что делать. Шерри ставит «трех королей». — Что он сделал? — Откуда вы знаете, что это был он? Может это я натворила что-то? — Потому что, сделай что-нибудь ты, знала бы, как поступать, чтобы исправить ситуацию. Будь проклята болезнь Альцгеймера, эта женщина проницательна. Я рассказываю ей о том, что случилось с родителями, напоминая обо всем, о чем она, возможно, забыла с тех пор, как мы в последний раз говорили о них много лет назад, а затем рассказываю, что сделал Трентон. Шерри тяжело вздыхает, когда я заканчиваю. — У моего внука всегда было доброе сердце. Он сделал так, чтобы обо мне заботились, и люблю его за это. — Он очень сильно вас любит, — тут же подтверждаю я. Шерри улыбается. — Его любовь не знает границ, — она протягивает руку, чтобы сжать мою ладонь. — Тебе решать: устанавливать эти границы или нет. Ты всю жизнь была независимой, справлялась со всем сама. Никогда не нуждалась в том, чтобы кто-то заботился о тебе и, конечно, к такому человеку, как Трент, может быть трудно привыкнуть. — Хотите сказать, что я боюсь позволять кому-то заботиться обо мне? Шерри пожимает плечами. — Только ты знаешь, что чувствуешь, Птичка. Я достаю карту и кладу на стол единственную четверку. Да уж, довольно страшно любить кого-то, особенно после того, как на своей шкуре почувствовала, какого это, когда обжигаешься. — Он будет совершать ошибки. Вы оба будете. Но могу гарантировать, что он не совершит одну и ту же ошибку дважды, — Шерри погрозила мне указательным пальцем. — Если Трентон знает, что причинил тебе боль, то я уверена: это съедает его изнутри. Он наверняка ломает голову над тем, как все исправить. Я знаю, как ему, должно быть, больно. Шерри кладет карты вверх на стол и наклоняется вперед. — Мой совет? Разозлись. Накричи на моего внука. Расскажи о своих чувствах и требуй того, что хочешь. Ты сильная, способная девушка и сама можешь решать, что делать дальше. — Я действительно скучала по вам, Шерри. — Я тоже скучала, Птичка. Я играю четыре партии рамми с Шерри, прежде чем ей приходится уйти. Мы прощаемся, пока я обдумываю совет в голове, направляясь на парковку. — Кэссиди. Голова резко поворачивается при знакомом звуке глубокого голоса. Трентон. — Трент, привет, — сердце учащенно бьется, когда я смотрю в его беспокойные темные глаза.