Часть 4 из 81 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да, я тоже, – ответил Джонас.
Он подозвал официантку, расплатился за себя и за Хамзу и пообещал, вставая из-за стола:
– Я с вами свяжусь.
Хамза тоже поднялся. Джонас заметил, что он может стоять только ссутулившись. Ему невольно подумалось о перенесенных иракцем пытках. Тот мир был так далек от его собственного, невообразимый и непонятный… На мгновение ему стало совестно.
На улице они распрощались. День стоял пасмурный, но в воздухе чувствовалось тепло. Джонас посмотрел вслед медленно ковыляющему Хамзе.
И направился к своей машине.
Еще две встречи. А после можно ехать домой и, собственно, приняться за работу: писать сценарий.
2
Стелла и Сэмми вошли в дом. Сэмми без удержу болтал в машине; не умолкал он и теперь, взгромоздившись на свой высокий стульчик перед кухонной стойкой. Стелла забрала его из детской группы – сегодня утром кого-то из ребят поздравляли с днем рождения. Это лишний раз напомнило Сэмми о собственном дне рождения – если об этом вообще требовалось напоминать. В пятницу намечалась грандиозная вечеринка, и он с нетерпением ждал этого дня. Уже в сотый раз перечислял, что ему хотелось получить в подарок, и выдумывал самые невероятные игры к вечеринке. Приятно было видеть его таким, полным предвкушения, энергичным и богатым на выдумки. Сэмми мог бы поесть и в детской группе, но Стелла часто забирала его, особенно в те дни, когда Джонаса не было дома. Какой смысл сидеть одной и без всякой охоты возить ложкой по йогурту? Уж лучше пообедать с сыном, порадоваться, глядя на него. На сегодня была картошка фри с куриными наггетсами, его излюбленная еда. Выкладывая на противень замороженный картофель, Стелла вполуха слушала болтовню Сэмми. Но мысли ее были заняты будущим. Она не работала с тех пор, как появился в их жизни Сэмми, но в сентябре он пойдет в школу, и это будет подходящий момент, чтобы вновь наладить собственную жизнь. Ей не хотелось вечно сидеть дома, однако она понимала, что возвращение в профессию будет непростым. Стелла была продюсером в киностудии. Она уже истосковалась по работе, но не строила иллюзий по поводу карьеры и семейной жизни. Не всегда удавалось гармонично их сочетать. Работа на неполный день превосходно выглядела на бумаге, но на практике выходило не так гладко. С другой стороны, Джонас подолгу работал дома. Если все тщательно планировать и всякий раз заблаговременно договариваться…
– И шарики, – не умолкал между тем Сэмми. – Мама! Ты слушаешь? Развесим воздушные шары по всему дому, да?
– Само собой, развесим. И в саду, если погода будет хорошая.
Картошка уже была в духовке. Едва Стелла включила термостат, как зазвонил телефон.
Позднее она то и дело вспоминала эту сцену. Этот звонок, который поначалу звучал вполне привычно, но впоследствии обрел резкое, неприятное звучание. Звонок, врезавшийся в эту мирную бытовую сцену: светлая и уютная кухня, цветы у окна, картошка в разогретой духовке, болтающий Сэмми на своем стульчике… Машина медленно катит через квартал, первые солнечные лучи пробиваются сквозь облака, густым ковром застилавшие небо…
Стелла неспешно прошла в гостиную, где стоял телефон. Наверное, это Джонас. Он всегда звонил, если куда-то уезжал, но сегодня они еще не созванивались. Прием у доктора Бента уже давно должен был закончиться. Ей не терпелось узнать, как все прошло.
Сэмми продолжал невозмутимо болтать на кухне:
– И банановые печенья с шоколадной глазурью, и…
Стелла взяла трубку:
– Алло?
На мгновение в трубке повисло молчание. Затем послышался женский голос, молодой и немного смущенный, что компенсировалось бойким, нарочито веселым тоном:
– Алло, Стелла? Это Терри. Терри Малиан. Вы меня помните?
* * *
Еще бы она не помнила.
Биологическая мать Сэмми. С которой Стелла надеялась никогда больше не увидеться.
Она сидела на кухне, напротив Сэмми, но словно и не видела сына, который устраивал у себя на тарелке настоящую вакханалию из кетчупа. Каким-то образом ей удалось приготовить обед и накрыть стол, но все это время она пребывала в прострации. И пыталась понять, откуда взялось это дурное предчувствие.
Терри Малиан…
– Второго мая Сэмми ведь исполняется пять лет, – сказала она этим странным, неестественно бодрым голосом. – Вот я и подумала, что это отличный повод его повидать!
Почти пять лет ей не было никакого дела до Сэмми. Терри не звонила и не писала. Ни в дни рождения, ни в Рождество. Когда Сэмми исполнился год, Стелла отправила ей фотографии, но так и не получила отклика. В конце концов она выбросила ее из головы.
И ощутила при этом облегчение.
– В эти выходные мы как раз будем в Лондоне…
Как раз? И что значило это мы?
– С моим другом. Он будет там по работе.
Она говорила об отце Сэмми? Стелла ни разу его не видела – когда шли переговоры об усыновлении, он уже сошел со сцены. Школьник семнадцати лет, насколько ей было известно, напуганный и потрясенный последствиями первого сексуального опыта. Это случилось в летнем лагере на валлийском побережье, в палатке с шестнадцатилетней школьницей – и бедолага сорвал джек-пот в виде ребенка, который появился на свет спустя девять месяцев.
Стелла хорошо помнила тот день, в апреле две тысячи девятого, когда ей позвонили из департамента опеки.
– У нас есть ребенок для вас. Он родится в начале мая. Родители твердо намерены сразу передать его в органы опеки. Они, можно сказать, сами еще дети, учатся в школе и совершенно не готовы к такой ситуации.
Изначально предполагалось, что усыновление будет анонимным – на что-то иное Стелла и Джонас не соглашались. Биологические родители не должны были знать приемных, и наоборот. Если в будущем ребенок изъявил бы желание познакомиться с настоящими родителями, ему, конечно, предоставили бы доступ к документации. Но до тех пор любой контакт был исключен. Стелла и Джонас не собирались скрывать от сына тот факт, что он приемный, но им не хотелось, чтобы их постоянно навещали, навязывали общение и вмешивались в их жизнь. Не хотелось, чтобы ребенок разрывался между разными родителями.
– Нет, это не отец Сэмми, – сказала Терри. – Про него я больше не слышала. Вот уже полгода, как мы сошлись с моим новым другом, Нилом Кортни. Мы, наверное, поженимся.
– Мам, ты меня слушаешь? – спросил Сэмми, глядя на нее через стол. Он весь перемазался в кетчупе и выглядел так, словно упал в ведро с краской.
Стелла постаралась улыбнуться.
– Конечно, слушаю.
Нил Кортни. Новый друг Терри. Наверное, она хотела показать ему ребенка, которого родила и к которому в течение пяти лет не проявляла никакого интереса. Или этот человек стал движущей силой в ее жизни? Но какому мужчине захочется видеть ребенка своего предшественника? Ребенка, который не играл никакой роли в жизни матери?
Стелла не могла дождаться возвращения Джонаса. Ей необходимо было с кем-нибудь поговорить. С кем-то, кто смог бы успокоить ее. Кто развеял бы тревоги, которые Стелла не могла даже толком выразить.
С самого начала процедура усыновления пошла совсем не по плану. Второго мая родился долгожданный ребенок, и его сразу передали приемным родителям. Незадолго до истечения испытательного срока, во время которого биологическая мать могла обдумать свое роковое решение и повернуть все вспять, случилось худшее. Представители опеки вновь связались со Стеллой и Джонасом и сообщили, что Сэмми, к их сожалению, не сможет остаться с ними.
– Биологическая мать решила оставить ребенка. Она не может вынести разлуку и хочет во что бы то ни стало вернуть его.
Мир рушился на глазах у Стеллы.
– Но так нельзя! Он у нас уже почти пять недель. Мы полюбили его. Это наш ребенок. Она не может забрать его у нас!
Женщине из департамента опеки этот разговор явно давался непросто.
– Мне очень жаль, миссис Крейн. Мне искренне хотелось бы избавить вас от этой боли, но в правовом отношении у меня связаны руки. Я должна действовать согласно предписаниям, мне не остается ничего другого.
– Но этой девочке всего шестнадцать лет!
– Да. Она очень молода, и сама ситуация крайне непростая. И все же…
Сэмми забрали. До конца своих дней Стелла не сможет забыть этот миг. У нее словно вырвали кусок из сердца. И несмотря на то что произошло после, эта рана навсегда останется в ее душе.
Следующие три недели Стелла постоянно посещала доктора Бента и глотала успокоительные, а Джонас не выходил из дома, опасаясь, что жена что-нибудь сделает с собой. Но на исходе третьей недели им снова позвонили из департамента. Что-то пошло не так. Мать Сэмми чувствовала, что не справляется, и уже сомневалась, разумно ли поступила, решив оставить ребенка. Она терзалась мыслью, что губит свою жизнь и лишает себя всяких шансов на будущее, но вместе с тем при мысли отдать ребенка ее мучили угрызения совести.
– Она хотела бы встретиться с вами, миссис Крейн. Понимаю, это противоречит соглашению, но…
– Да?
– Думаю, есть большая вероятность, что она согласится передать ребенка, если познакомится с будущими родителями и убедится, что у них Сэмми действительно будет хорошо. В общем-то, она понимает, что не сможет обеспечить ему достойное существование. Все что ей нужно, это ощущение уверенности, правильности своего решения, и знакомство с вами наверняка даст ей такую уверенность.
– Но это нарушит условия анонимности.
– Да. И я пойму, если вас это не устроит. Я предлагаю такой вариант лишь потому, что мы прежде всего должны думать о благополучии ребенка, и…
Женщина замолчала, не желая наговорить лишнего. Но Стелла и сама догадывалась, о чем та хотела сказать.
– По-вашему, Сэмми было бы лучше у нас.
– Однозначно.
После этих слов Стелла отбросила все сомнения. Она решила, что познакомится с матерью Сэмми.
Джонас смотрел на это иначе. И был категорически против.
– Это превратится в вечную перепасовку. Девчонка сама не знает, чего хочет. Сегодня так, завтра эдак… Что нам делать, если однажды она объявится у нашего порога, потому что в ней вдруг пробудились материнские чувства?
– После испытательного срока усыновление получит силу. Она уже ничего не сможет сделать.
– В юридическом смысле. Но она может нас терроризировать. Постоянно звонить, попадаться на глаза. Захочет видеть его. Попытается шантажировать тебя слезами. Мы же всё это уже обсуждали, Стелла. Мы не просто так предпочли анонимное усыновление.