– А ты что хотел, чтоб он в убийствах признался? А так вроде как неосторожное или при превышении пределов самообороны. Я никогда не поверю, что добровольно на плаху пойдут. — Дело даже не в этом, Я ночью до Сибири дозвонился. У них там день. Вышел на хозяина зоны, где он сидел. Помнишь, он про Максимова упоминал? Так тот не от туберкулеза помер, а погиб при весьма загадочных обстоятельствах – на лесоповале деревом придавило. И в паре он работал как раз с Ветровым. Дерево на спину упало Максимову, а пробита голова была. Но шума там не поднимали. Погиб и погиб. Так что причин грохнуть обоих у Ветрова предостаточно было. Если что, может история с лесоповалом всплыть, вернее, с Максимовым. Да и по нам он не с испугу палил. Про собаку не знаю, может, соврал, может, нет, но, в принципе, такое могло быть. А вот насчёт того, что нормальный человек, в зону случайно попавший, становиться ненормальным, это он прав. Ночью Миша к нему в адрес заехал и квартиру обыскал. Пока неофициально. Он там одну вещицу нашёл – лентяйку, пульт от дистанционного управления видеомагнитофона «Шарп». А «Шарп» у директора ушёл. Вероятно, Ветров его и обнёс, потому что без денег оказался, хотя информацию о директоре действительно для кого-то собирал. А про то, что ему кто-то позвонил и попросил на заводе больше не появляться, это он придумал. Надо же как-то обставляться. Вот так. Не знаю, насчёт пистолета соврал или нет. – Кажется, ориентировка была, можно посмотреть. Принеси сводки. Кивинов сходил в дежурку и взял папку с ориентировками. – Так. – Соловец пролистал несколько страниц. – Вот что-то похожее: «Такого-то сентября в подъезде дома № 9 по пр. Суслова уснул при неизвестных обстоятельствах следователь по особо важным делам Лукьянов В.М. В органах с 1982 года, по службе характеризуется положительно. Проснувшись, обнаружил отсутствие пистолета Макарова № 1985 и одной обоймы с восемью патронами. На розыск пистолета прошу ориентировать…» – Секунду, Георгич, объясни-ка в целях общего развития, что значит «уснул при неизвестных обстоятельствах»? – А это то значит, что написать про то, как он нажрался и пушку проворонил, никто не разрешит. Эти ориентировки сейчас пресса читает. Похоже, Ветров не соврал. Ну, ладно, спать хочется. – А может, по двести грамм в подвальчике? Там бар открылся. – Нет, я хотел ремонт дома поделать. – Ну, давай. – Ты следователя на Ветрова вызвал? – Да, на очереди стоим. Проблема с документами может быть. Он ведь официально умер. Я, правда, в информационный центр позвонил, там его пальцы должны быть, обещали сегодня ксерокопию сделать. Всё равно, надо проконтролировать, чтобы его не отпустили. Чёрт, приёмник-распределитель для БОМЖей закрыли демократы, а то б мы его туда определили. Вошёл проснувшийся Петров. – Доброе утро, – зевнул он. – Миша, – сказал Соловец, – мы спать пошли – в вечер ты. Спонсоры обещали факс сегодня привезти, открой им дверь. – А что такое факс? – спросил тёмный Петров. – Это штука такая, от английского слова «фак» – трахать, – ответил Кивинов. – Как зачешется – можешь попробовать. – Ух ты! Здорово! Это что ж баба резиновая, что ли? – Нет, Миша, это именно факс. ГЛАВА 4 Кивинов стоял в подземном переходе метро и пережидал дождь. Тут был свой микромирок. У стены сидел паренёк и бренчал на гитаре песни Цоя, плюс напротив, заглушая его своими фальшивыми звуками, играл на гармошке ветеран. Подвыпивший майор выводил с платформы девицу в жёлтых лосинах, размахивающую банкой с пивом. Нищий бомж, подойдя к урне, осмотрел её, извлёк пакет из-под кефира, разорвал его, облизал и пошёл дальше. Пообедал. Тут же торговцы газетами, бананами, тряпками. Рядок ларьков. Два наркомана явно под хорошей дозой, взявшись под руку, ползли от стены к стене. Неподалёку суетился и продавец травки, озираясь по сторонам. «Быстро, быстро, не задерживайся, получил, отвали. Нет, "баяна" нет.» Кивинов достал «Салем». Всё тот же дареный. «Тут не курят», – заметив его, предупредил постовой. Кивинов убрал пачку. «Это точно, тут не курят, только обкуриваются». Он поднялся наверх и, подняв воротник, быстрым шагом пошёл в отделение, Ишь ты, как Эдик Воронцов засуетился – что за стрельба, что за заморочки? Три раза звонил. Видно, хорошо он там окопался, марксист-ленинец. Идейным ведь был в институте, где ж идеи? На каком же он сейчас уровне, как Ветров говорил? Явно не дирижёр, тем более, не композитор. Музыкант, похоже, Балдинг, вообще, ноты переворачивал, а Ветров пол в оркестре подметал. Да, наверное. И ведь точно, один уровень рушится, зато другие остаются. Нового Балдинга или Ветрова найти не проблема, только свистни. Мафия-паутина. Но Эдику насолить очень хочется. Коммерсант липовый. Эта жилка коммерческая у него со стройотряда институтского осталась, когда он ребят гнилым мясом кормил да вкалывать заставлял по двенадцать часов даром, а сам с директором в тачках разъезжал. Вожак комсомольский, комиссар. А что потом пол-отряда в больницу угодило, это происки империалистов, Олимпиада, отравленные продукты. А Колька Иванцов так инвалидом и остался, когда вырубился в поле от усталости, а ему комбайном по ногам. К Кольке все тогда домой ходили, кроме этого, вожака. Колька сейчас корзины дома плетёт, а Эдик в иномарке разъезжает, ой, простите, Эльдар, Эльдар Олегович. Воронцов. Кивинов вошёл в отделение. – Толян, – заглянул он к Дукалису, – ты помнишь мне про девку говорил судимую, которая на работу пришла устраиваться, в проститутки? Ты с ней контакт не потерял? – Ну что ты! У нас всё зер гут. Я её в «Карелию» пристроил, она там уже в авторитете. – Отдача-то есть? – А то. Помнишь, квартирников взяли в Московском районе? Она помогла. Ты только не брякни кому. А то прибьют Юльку. Она тоже по ниточке ходит. – А мне с ней встречу можешь устроить? – Зачем? – Хочу попросить поработать в одном месте по её профессии. Как Думаешь, согласится? – Смотря что за место и смотря зачем работать. – Давай так: ты её пригласи, вместе поговорим. Добро? – Ладно, мне не жалко. Только не в отделении. – Ну ты сам решай, я у себя. Кивинов вышел. Он и сам ещё толком не представлял себе, что может узнать Юлька в офисе у Эдика, да и можно ли там что-нибудь узнать. Может, не стоит кашу заваривать? Хотелось бы Воронцова прищучить, конечно, но это же не моя работа, не мой участок. Правда, район наш. Ладно, пусть недельку покрутится, вынюхает что-нибудь – хорошо, а нет – так нет. Дукалис, Кивинов и Юлька пили кофе в кафе-подвальчике неподалёку от отделения. Затемнённые бра создавали интим, тихо играла «Европа-плюс». Посетителей не было, лишь одинокий пьянчужка вот уже полчаса мусолил рюмку с водкой, никак не решаясь выпить. – Ничего пульхерия, раньше тут склад сантехники был, – читал познавательную лекцию Кивинов. – Плохо, эстрады нет с варьете, скучно. – А плясал бы кто? Они и так скоро обанкротятся. – Да мы бы с Толяном и плясали. В форме. Канкан. Все бы судимые сбежались, если, конечно, директор нам в валюте платил бы, то завсегда пожалуйста. – И почему в ментуре все трепачи такие? Когда я садилась, тоже хохмач один был в отделении. Он всех задержанных на расстрел выводил. Набрал где-то холостых патронов, затаскивал арестованного за сарай и читал приговор, который сам и писал. Потом двух понятых приглашал, мужика к стенке ставил и стрелял. Представляете, что с задержанным было? Он это профилактикой называл. Ну, затем отпускал, конечно. Говорил: «Повезло тебе, промазал я, а дважды не расстреливают». Кончилось тем, что он из прокуратуры кого-то «расстрелял», перепутал с задержанным, которого тот в камере допрашивал. Хохмач! – А что, плакать, что ли? Слушай, Толян, а может, рекламировать что-нибудь будем? Например, трусы на телевидении. У нас с тобой атлетические фигуры, прямо два Арнольда, хотя нет, я дохловат, а ты толстоват, не подойдёт. – Хватит хохмить, давай ближе к делу. – Ну собственно, мы с Юлией уже обо всём договорились. Только смотри, – серьёзно сказал Кивинов, – никуда не суйся, ты пришла по объявлению, хочешь подзаработать, желательно, в валюте, опыт есть. Им, я думаю, такие нужны. А дальше по обстановке – кто чем там дышит, кто бывает. Вряд ли тебя кто в офисе держать будет, но ты соври, что дома сидеть не можешь, мать больная. Есть там, наверно, какой-нибудь отстойник для девиц. Если что серьёзно, сразу звони мне или Толяну. – Сколько мне там торчать? – Я думаю, двух недель хватит. Потом заболей. Лучше СПИДом. Шучу. – И сколько я буду иметь за это? – Юлечка, – вмешался Дукалис, – ты наступаешь нам на больную мозоль. Вопрос финансирования подобных мероприятий всегда стоит в МВД очень остро. Я могу обещать тебе пока горячий поцелуй и маленькую кружечку пива. Ну само собой, наше живейшее участие в твоей дальнейшей карьере. Юлька вздохнула. – Ладно, что с вас, убогих, возьмёшь? Потом как-нибудь сочтёмся. Ну, я пошла. Завтра туда. Пока, целоваться не будем. – Сразу звони, – напомнил Кивинов. – Странно, – обратился он к Дукалису, когда Юлька вышла, – мы вроде борцы с преступностью, и с проституцией в том числе, а сами же её толкаем в пекло. Неприятная сторона нашей работы. Ей бы замуж, детей, а она болтается по хазам да притонам, ложится под каждого, а мы ещё и поощряем. А что делать? Как говорил Горбачёв, диалектика. Борьба с преступностью её же собственным оружием. Кивинов дежурил в вечер. Заглянул Соловец. – Ну, как у нас? – Да всё спокойно, три хаты, пара гоп-стопов и один карман – все глухие. – Да, повезло сегодня, не много. Давай, я домой, до завтра. Кивинов взялся за ручку. На диване, свернувшись по-кошачьи, похрапывал Крылов. Юлька «работала» у Воронцова вторую неделю. Пока впустую. При встрече рассказала, что возят по адресам, потом расспрашивают, что в квартире. Платят мало. К Воронцову много публики наезжает, начиная с бойцов с бицепсами и кончая ОМОНовцами в форме. Тур-фирма поездки устраивает. Официально «Тыр-пыр сервис» занимается оптовыми поставками и покупками Перепродажа перепроданного. Контора богатая – есть компьютер, ксерокс, бухгалтерия. Радиотелефоны кругом. Впрочем, всё это там Кивинов и сам видел. «Жратвы надо купить, пожалуй, пока заяв нет, да чаю попить с Толяном». Кивинов вышел на улицу. Удивительно, но дождя не было. Универсам на территории 85-го отделения оказался закрыт, и Кивинов, перепрыгивая через лужи, отправился в другой, расположенный на земле соседнего, 84-го отделения. Народа было не очень много. Кивинов взял корзинку и уже было направился в зал, как тут перед ним мелькнуло знакомое лицо. Это был начальник 84-го. Кивинов знал Колю или, если официально, Николая Ивановича с тех самых пор, когда тот ещё работал простым опером. Потом представилась возможность, и Коля перешёл на руководящую работу. Он был неплохим опером, но характера мягкого и сентиментального. Сейчас он стоял в стороне от расчётного узла, напряжённо всматриваясь в зал. Кивинов подошёл к нему. – Привет, Коля. Ты, никак, кого пасёшь? Помощь не нужна? – А, Андрюха, здорово. – Коля протянул руку. – Да вот, несунов ловлю. – Зачем? Рейд, что ли? Коля тяжело вздохнул. – На последнем совещании пистон крутой вставили. В самом хвосте по раскрываемости находимся. Вот и приходится «палки рубить». – Не понимаю. – Ну что тут непонятного? – грустным голосом произнес Коля.. – Универсам акционировался, то есть теперь это личная собственность граждан, а следовательно, в отношении любого, кто вынесет хоть коробок спичек, можно возбудить 144-ю. А в общем проценте раскрываемости абсолютно не важно, какая статья фигурирует. К примеру, совершается убийство, но если я, допустим, раскрою не его, а какую-нибудь кражу, процент-то останется всё тем же. Так зачем мне напрягаться на убийство, когда я сейчас спокойненько несунов наловлю? Врубаешься? Как завал с процентами – я сюда. – Врубаюсь. А что сам-то? Что, оперов нет или участковых? Постовых, в конце концов? – Да ты понимаешь, – снова вздохнул Коля, – лучше уж я сам, оно как-то надёжнее. Кивинов понимал. Коля вследствие своей мягкости развалил работу в отделении и теперь, чтобы держаться на плаву, рубил палки на нечестных гражданах в универсаме.