– Нет, еще дальше. На границу с Финляндией. Там, как и в Белоруссии, сплошь леса и болота. Только куда большая глухомань. Населения почти совсем нет. Словом, Север дикий. Ну вот, служил я себе, охранял границу. Нас очень серьезно учили воевать в лесу. Все понимали, что финны не успокоятся – и снова полезут, как только настанет удобный момент. У нас из начальства были люди с опытом Финской войны. Они сделали кое-какие выводы. А потом война началась. Но у нас там она шла… не так, как в других местах. Финны нас километров на сто пятьдесят оттеснили, да и уперлись рогом. Так и стояли – ни туда ни сюда. Да у нас и фронта-то сплошного не было! По тамошней тайге хрен понаступаешь. Части стояли на дорогах, а в тайге – только редкие заслоны. И у нас, и у финнов. Так народ там в основном балдел от безделья. Мы, правда, интересно развлекались. Наша разведгруппа шла в их тыл и наводила там по мере сил шум и гам. Их группа – в наш… Мы с финскими егерями – это у них такие специальные солдаты, обученные в лесу воевать, – играли в прятки. Правила простые. Проигравший получал пулю из засады. Я свое тоже получил. Легко, правда, ранили. Но из госпиталя меня выдернули, да и отправили в Москву. А потом уж сюда. И правильно. Пора и серьезным делом заняться. Нас вообще-то двое должно было лететь со старшим лейтенантом. Вроде как его личные бойцы для особых заданий. Но у второго, Андрюхи… Даже не смешно. Ты представляешь: в последний момент аппендицит разыгрался! И загремел парень в больницу. Это на войне-то… – Хорошо, что перед вылетом. А случись в лесу, было б хуже. Партизанская хирургия, она, знаешь… Своеобразная. А так, может, как вылечится, еще куда-нибудь полетит. Слушай, а эти егеря – они какие бойцы? – Серьезные ребята, я тебе скажу. В лесу себя чувствуют как дома. Да и то сказать – их Финляндия-то в ста пятидесяти верстах от линии фронта. Там точно такой же лес. Приходилось соответствовать, чтобы живым остаться. Я ж как тебя увидел, почему сразу за автомат схватился? Ты ведь выглядишь один в один как те финские егеря. Даже кепки у тебя с ними похожие. Я-то привык – если такого увидишь, то думать некогда, надо сразу стрелять, а то поздно будет. Так что мне, конечно, у партизан многому надо учиться, но и вас я кое-чему могу научить. – Это точно, немцы-то в лесах слабоваты. Не любят они леса. А уж в болотах – и подавно… Теперь стало понятно, почему в погоню за этим чертовым отрядом особист послал именно их. В самом деле, всю дорогу Сергея мучила мысль – а как их искать-то? С чего начинать? За годы войны он научился многому – но вот охотиться в лесу за партизанским отрядом ему не приходилось. С немцами все проще. Они в лесу оставляют следы, как стадо коров. А у напарника, получается, был опыт в таких делах. – Слышь, Серега, а ты как в партизаны попал? Я понял, ты вроде в армии не служил. И не из местных. В смысле – не с оккупированной территории. – Возрастом еще не вышел. А попал так. Летом сорок первого поехали мы с матерью к отцовским друзьям в Белоруссию. А там война. Ну, дела известные, как это было в Белоруссии: армия бежит, гражданские бегут… Все вперемешку, никто ничего не знает и не понимает… Тебе повезло, что ты этого не видел. Наш поезд нарвался сначала на бомбежку. А потом немецкие танки откуда-то появились. Куражились, падлы, ездили, давили людей, стреляли направо и налево. Мать убило. А я от танков хорошо побегал, схоронился в кустах. А потом поплелся по пустой дороге. Дорога, я тебе скажу… По ней наши отступали. А если честно – то драпали. Всюду брошенная техника, всякое снаряжение. И тут вылезают откуда-то два пьяных фрица. Обычные мародеры. В начале войны их было много – тех, кто шатался по окрестностям и тащил, что мог. Тогда они ничего не боялись. Это потом остерегаться стали. Стали они куражиться. «Ты комсомолец? Мы тебя сейчас паф-паф». Я теперь-то на фрицев поглядел… Не думаю, что они и в самом деле хотели меня убить. Веселились, победители-арийцы… И тут вдруг меня взяла такая злость… В общем, не стало этих фрицев. – Ты… Один двоих солдат? – недоверчиво спросил Макаров. – Аганбеков тоже сначала не верил. Но так вышло. Они ж пьяные были, меня не боялись ни капли. Винтовки держали чуть не подмышкой. А я ведь боксер-перворазрядник. И в школе снайперов[14] занимался. И еще кое-чему меня учили… жил у нас во дворе дядя Саша. Он воевал в Гражданскую, причем непонятно за кого – то ли за батьку Махно, за «зеленых»… К красным он примкнул, когда уже всем стало ясно, чья берет. Ротным служил на КВЖД[15]. И принес из Китая очень странные приемчики рукопашного боя… Там не только руками, но и ногами можно драться… Охотно обучал соседских пацанов. Я Аганбекову показал, так он тогда мне поверил. – Хорошие, видать, приемчики. Мне потом покажешь? – Почему б не показать? – А дальше что было? – А что? Я как автомат действовал. Слышал я рассказы соседа про то, как он в восемнадцатом на Украине с немцами воевал. И вот как по инструкции… Взял я винтовку, патроны, жратву у них вынул из ранцев, там еще коньяк был. Наш, награбленный. Даже сапоги догадался с одного снять. Я-то был в городских ботиночках… И пошел. Сначала просто тупо шел. Сам знаешь, первого человека убить – не так просто. А потом хлебнул коньяка. Первый раз в жизни пил спиртное. И вдруг – вроде как все в мозгах прояснилось. Решил – буду немцев убивать, сколько встречу. Погиб бы, наверное, без ума-то… Да хорошо – встретил Аганбекова. Он пробивался от самой границы. С ним были пограничники, ну и по дороге солдаты прибились. А Аганбеков – он такой… Если б он один из всей нашей армии остался – все равно воевал бы. Мы-то в то время разных видали. Знаешь, многие свои кубари, шпалы и звезды[16] спарывали. Другие просто голову теряли. А Аганбеков – тот четко говорил: пока мы живы, будем воевать. Вот и стали партизанить. Тогда партизан было мало, руководства никакого. Каждый воевал, как умеет. Патронов не было, одежды не было… Шатались по лесам, били немцев, как могли. В соединение мы уже к зиме добрались. Тогда нас было уже человек пятьдесят. С тех пор и воюем… Кстати, начал я воевать совсем недалеко отсюда. Только южнее. – Да уж, по-разному война нас крутит. Ладно, давай я первый буду на часах… 23 апреля, лес юго-восточнее партизанской базы С рассветом разведчики двинулись дальше. Их целью была та самая деревня, в которой учинил расправу непонятный отряд. С чего начинать? Попытаться поискать там какие-то следы? Но все сложилось по-другому. Через час после выхода Макаров, который шел впереди, вдруг замер и поднял руку. По лесу кто-то шел. Это был один человек, и двигался он, не слишком заботясь о скрытности, – то и дело под ногами хрустели ветки. Путь его лежал немного левее. И тут Сергей по-настоящему оценил своего товарища. Макаров знаком показал Мельникову перерезать незнакомцу путь, а сам двинулся с таким расчетом, чтобы зайти ему в спину. Вскоре он оказался за стволом сосны прямо по курсу идущего человека. – Стоять! Руки в гору! – послышался голос Макарова. – Винтовку на землю, два шага в сторону! Мельников выскочил из-за сосны с автоматом наперевес и увидел человека в каком-то одеянии, напоминающем короткое пальто, в городских брюках, заправленных в кирзовые сапоги. Он как раз занимался тем, что снимал с плеча винтовку и клал ее на землю. Делая положенные два шага, он окинул быстрым взглядом Сергея и застыл с поднятыми руками. – Ша! Уже никто никуда не идет. А вы кто? Шумы?[17] – Это мы будем спрашивать, а ты будешь отвечать, – резко сказал Мельников. Тем временем Макаров встал у незнакомца за спиной. Тот бросил взгляд на старшину, и, видимо, заметил красную звездочку на пилотке. – А… Вы не шумы, а совсем наоборот. Тогда, может, и не расстреляете. А то я уж совсем расстроился. Зовут меня Сеня Одесский. А шел я к вам. Кто вы там – партизаны или парашютисты… В округе про вас разное говорят. Незнакомец ухмыльнулся – во рту у него блеснула металлическая «фикса». – Ты что, блатной, что ли? – спросил Сергей, увидев в этом типе нечто знакомое еще по дворовой юности. С блатными он не общался, но приблатненных видеть приходилось. – Я вор. «Законник»[18], – с достоинством ответил Сеня. – А шел я к вам, чтобы предупредить кое о чем. А вы, кстати, не Чигиря с его ребятами ищете? – Кто такой Чигирь? Мы тут недавно, еще не со всеми местными знаменитостями познакомились. – А это тот, чья кодла тут бегает по окрестностям с красными лентами и беспредел разводит. – Это они людей в деревне позавчера расстреляли? – С Чигиря станется. Я-то про эту деревню не слыхал. Я-то думал, он к вам с дружбой станет набиваться. Дескать, он красный партизан и тоже бьет немцев. Так вот я и шел, чтобы вашим сказать: ссучился Чигирь. Фрицам продался. – Давай-ка по порядку. Кто ты такой? Откуда его знаешь? Кто он такой? – Почему бы не рассказать? Рассказать можно. Только покурить дайте. Три дня не курил. Мельников кинул ему пачку сигарет. Вор затянулся и начал. – Дело, значит, такое. Я, как уже сказал, вор. А Чигирь… Он вроде как приблатненный. Когда война началась, мы в Барановичах в одной хате у кума сидели. Пытались нас вывезти, но тут бомбежка, все дела… Охрана эшелона разбежалась, ну и мы, не будь дураки, следом за ними двинули. Подались, значит, в леса. Сначала нас человек пять было, потом пристал кое-кто из солдат, что по лесам бродили. Чигирь-то – он местный, из-под Барановичей. Вот мы кое-какое оружие и нашли. Его тогда валялось по лесам много. Стали в окрестностях промышлять. – Партизанили, что ли? – усмехнулся Мельников. – Зачем мне к чужим делам примазываться? Я вам все честно прогоняю. Вот вы, может, партизаны. Дело ваше. А мы – так. Жили себе. Бывало, конечно, и пощипывали полицаев, когда они обозы со жратвой двигали. Но там подвигов-то никаких. Пару раз из кустов пальнешь – они все и разбегались. – А где ж зимовали? – недоверчиво спросил Мельников. Таких вот банд – их и называли «зеленщиками» – в сорок первом было полно. Но это летом можно в лесу сидеть. А зимой все сложнее. – Ха, да мало мест, что ли? Там, за Барановичами, такие дебри… есть деревни, куда ни немцы, ни полицаи ни разу не совались. Мы по справедливости жили. По воровскому закону: где едим, не гадим. Местных не трогали – наоборот, делились кое-чем, что удавалось добыть. Ну и вроде как охраняли. Да и бабы там одинокие… Все нормально, все были довольны. А этой весной сюда, в эти места переползли. И вот случилось такое, грохнули мы один обоз с солью. Соль-то, сами знаете… сейчас почище рыжевья будет. Кое-что сменяли на самогон – и перепились, как дураки. А нас шумы и накрыли. Видать, обидно им стало за соль. Я успел уйти, а их всех кого убили, а большинство повязали. Достоверно знаю: их отправили в Слоним, в гестапо или куда-то вроде этого. А через две недели – глянь – Чигирь снова гуляет. Вот и прикиньте. Что, фрицы такие добрые, чтобы людей, которых они с оружием в руках взяли, на волю выпускать? Да они, если один патрон найдут в хате, – всю семью вешают! И то сказать. Мы до этого беспредел не творили, да и красные ленты никогда не носили. Наше дело – сторона. Вот такие дела. – Где может быть Чигирь, знаешь? – Догадываюсь. Тут километрах в двух стоит пустой дом возле болота. Откуда я шел, пройдете метров двести, увидите – туда ведет просека. Я сам там укрывался. Да вот с утра увидел, что Чигирь с кодлой идет… насилу смылся. – А что же от дружка бегаешь? – Был он мне дружок. Но я так рассудил: если к нему попаду, то мне либо с ним, либо на тот свет. А с ним мне не по пути. – Что ж так? Сознательность проснулась? – С сознательностью у меня не очень. Но я Сеня Одесский! Не поняли? Натанзон моя фамилия. Так что с вами мне не по пути, но уж с фрицами – тем более. Чтобы они, как только у кого-нибудь из их бугров в мозгах что-нибудь переклинит, меня тут же к стенке или в Березу? Не слыхали про Березу? Лагерь там был еврейский. Да только больше нет лагеря. И тех евреев тоже нет. – Что с ним делать будем? – спросил Макаров. – Пусть проваливает. Только без винтовки. На всякий случай. – А он нас не заложит? Сеня засмеялся. – Парень, ты сам подумай. Зачем бы я тебе тогда это все стал рассказывать? Да я б тебе такой туфты мог бы нагнать… А твой кореш правильно говорит. Пойду я лучше. Сеня повернулся и пошел. Пройдя несколько шагов, остановился. – И еще одну вещь я вам скажу. В Козловичне староста – ваш. Или сочувствует. – Откуда знаешь? – Когда Чигиря взяли, я там скрывался. Под видом бежавшего из плена. Он знал, что я в деревне. И не сдал. А ведь в Козловичне пятьдесят полицаев стоят. Причем хохлы. Это самые звери. А живет староста – третий дом от мельницы, наличники на окнах зеленые. Да на нем и табличка висит, дескать, тут бугор обитает. Зовут старосту Юрий Еременко. Ну, прощевайте. Разведчики смотрели, как Сеня скрывается среди деревьев. – Может, зря мы его отпустили? – задумчиво спросил Макаров. – Может, зря. А может, и нет. Кто его знает, как все повернется. Мы ведь разных людей в лесах видали. С этими-то все ясно. Но вот бывало, встречаешь какой-нибудь отряд. Вроде бы партизаны. Вроде бы даже по фрицам стреляли. Иногда. Но с нами никак общаться не хотели. Дескать, мы сами по себе. Но если он нам про этого Чигиря не соврал – какая-то польза уже от него есть. Глава 3 Атака втемную 23 апреля, деревня Козловична Сумерки застали разведчиков в кустах возле деревни. За день они успели сделать много. В частности, наведались к домику лесника. Там и в самом деле базировалась эта самая банда – человек двадцать разнообразно одетых и вооруженных, весьма расхристанных субъектов. С красными лентами у них и в самом деле все было хорошо. Вообще-то у настоящих партизан с этим делом было по-разному. В некоторых отрядах красная лента на шапке была чем-то вроде формы, а в других их вообще не носили. Но тут было все как-то очень уж демонстративно. На шапках – лента, на груди – лента. Чтобы уж точно не перепутать. Бандиты бесцельно шатались вокруг дома. Внаглую дымил костер, на котором что-то готовили. Но при всем этом порядка у Чигиря было больше, чем можно было бы предположить, столкнувшись со сборищем «зеленых» уголовников. Часовые имелись – и несли они службу довольно исправно. Обычно же «зеленые» не считали нужным и часовых выставлять… Впрочем, разгадка быстро нашлась. Наблюдая в бинокль за лагерем, Григорий приметил среди расхлябанных бандитов двух людей с явно военной выправкой, хоть и в гражданской, но очень аккуратной одежде. Понятно. Немцы не отпустили банду в белый свет, а приставили своих людей. И это бы все ничего. Но старшина подполз поближе и из обрывков разговоров – благо бандиты почему-то переговаривались во все горло – понял, что наутро отряд собирался сниматься. Вот это было совсем худо. До базы отсюда было около сорока километров. То есть пока они дошли бы, пока вернулись бы с подмогой… Ищи ветра в поле. – Какая разница! Устроим засаду. Рано или поздно они вернутся, – предположил Макаров. – Может, вернутся, а может, и нет. К тому же сколько они еще гадостей наделают! – А что делать будем? – Черт его знает. Слушай, мы все равно ничего не теряем. Уж разведывать местность – так до конца. Надо нанести визит этому старосте в Козловичну. Тут километров семь. Если он и в самом деле нам сочувствует, будет у нас помощник.