Трижды неправильно свернув в похожем на лабиринт общежитии, Люс все же нашла свою дверь. Втайне надеясь, что Шелби окажется там, куда она исчезает по ночам, — где бы то ни было, девочка вставила огромный, старинного вида ключ в замочную скважину и повернула. Свет был погашен, но в камине горел огонь. Шелби сидела, скрестив ноги, на полу и медитировала с закрытыми глазами. Когда Люс вошла, один глаз резко распахнулся — с виду изрядно раздраженный представшим ему зрелищем. — Прости, — шепнула Люс, опускаясь на ближайший к двери стул, — Не обращай на меня внимания. Представь, что меня здесь нет. На некоторое время Шелби так и поступила. Она закрыла сердитый глаз и вернулась к медитации, а в комнате воцарилось спокойствие. Люс включила компьютер, доставшийся ей вместе со столом, и уставилась на экран, пытаясь сочинить в уме по возможности безобидное письмо родителям — и, раз уж она этим занялась, еще одно для Келли, за последнюю неделю забившую ее ящик входящих сообщений потоком непрочитанных посланий. Печатая как можно медленнее, чтобы стук клавиатуры не стал еще одной причиной для раздражения Шелби, Люс набрала: Дорогие мама и папа, я так по вам скучаю. Просто захотелось черкнуть вам несколько строк. В Мече и Кресте все хорошо. Ее грудь сжалась, когда она едва удержалась от того, чтобы написать: «Насколько мне известно, на этой неделе больше никто не умер». Но вместо этого она отстучала: Учусь по-прежнему хорошо. Может, даже попробую записаться в команду по плаванию! Люс посмотрела в окно на ясное звездное небо. Стоит побыстрее закругляться. Иначе она сорвется. Когда же закончатся эти дожди… Наверное, таков уж ноябрь в Джорджии! С любовью, Люс. Она скопировала сообщение в новое письмо для Келли, изменила несколько ключевых слов, навела мышку на кнопку «отправить», зажмурилась, дважды щелкнула и понурилась. Она никудышная дочь и лживая подруга. И о чем она вообще думала? У нее вышли банальнейшие, самые настораживающие на свете письма. Они только перепугают адресатов. В животе у нее заурчало. И снова, несколько громче. Словно в ответ на это Шелби закашлялась. Люс развернулась на стуле лицом к соседке и обнаружила ее выгнувшейся в позе собаки головой вниз. Люс почувствовала, как глаза наливаются слезами. — Да, я голодная! Почему бы тебе не подать жалобу? Пусть меня переведут в другую комнату. Шелби невозмутимо уселась на коврике для йоги и молитвенно сложила руки. — Я всего лишь собиралась сказать тебе об упаковке натуральных макарон с сыром в моем ящике, — сообщила она, — И нечего тут слезы лить. Черт. Одиннадцатью минутами позже Люс сидела на кровати, накрывшись одеялом, с дымящейся миской макарон, сухими глазами и соседкой, которая внезапно перестала ее ненавидеть. — Я плакала не потому, что проголодалась, — начала она, пытаясь прояснить ситуацию. Еда оказалась такой вкусной, а подарок — столь неожиданно любезным со стороны Шелби, что на глаза Люс едва не навернулись новые слезы. Ей хотелось перед кем-нибудь выговориться, а соседка… ну, подвернулась под руку. Она не смягчилась до конца, но то, что поделилась припрятанной едой — уже огромный прогресс по сравнению с былым пренебрежением. — У меня, гм… у меня кое-какие неприятности с семьей. Я просто соскучилась. — Хнык-хнык, — заключила Шелби, с чавканьем поедая собственную порцию, — Дай угадаю, твои родители до сих пор счастливы в браке. — Так нечестно, — привстав, возмутилась Люс. — Ты даже не представляешь, что мне пришлось вынести. — А ты представляешь, что пришлось вынести мне? — парировала Шелби, уставившись на соседку так, что та смутилась, — Не думаю. Смотри-ка, вот она я: единственный ребенок, выращенный матерью-одиночкой. Комплекс Электры? Возможно. Та еще заноза в заднице для соседей, поскольку я ненавижу делиться? Почти наверняка. Но чего я терпеть не могу, так это сладеньких, избалованных маменькиных дочурок с любящими родными и завидным парнем, которые заявляются ко мне поныть о том, как тяжко им в разлуке со своим ненаглядным. Люс вдохнула сквозь зубы. — Дело вовсе не в этом. — Неужели? Так просвети меня. — Я обманщица, — пояснила девочка, — Я… лгу людям, которых люблю. — Лжешь своему парню? Соседка слегка прищурилась, и Люс сочла, что ей, возможно, действительно интересно. — Нет, — проронила она, — С ним я даже не разговариваю. Шелби откинулась назад на ее кровати и подняла ноги так, что ступни уперлись в днище верхней койки. — А что так? — Это длинная, дурацкая и запутанная история. — Что ж, каждая девушка, у которой есть хотя бы намек на мозги, знает: когда рвешь со своим парнем, тебе остается только одно… — Нет, мы не порвали… — начала было Люс. — Сменить прическу, — одновременно с ней закончила Шелби. — Сменить прическу? — Начни все сначала, — уточнила та. — Свои я красила в рыжий, стригла. Черт, да однажды я их даже сбрила — после того, как этот урод всерьез разбил мне сердце. На комоде в другом конце комнаты было закреплено небольшое овальное зеркало в узорчатой деревянной рамке. Со своего места на кровати Люс могла разглядеть собственное отражение. Она отставила в сторону миску с макаронами и, встав, подошла поближе. После истории с Тревором она сбрила волосы, но тогда было совсем иначе. Большая их часть все равно сгорела. А когда она приехала в Меч и Крест, то стригла волосы Аррианы, а не собственные. И все же Люс казалось, она поняла, что имеет в виду Шелби, предлагая «начни все сначала». Можно превратиться в кого-то другого, притвориться, что ты вовсе не тот же человек, который недавно перенес столько душевной боли. И хотя — слава богу — Люс не оплакивала окончательный разрыв отношений с Дэниелом, она скорбела о многих других утратах. О Пенн, своей семье, жизни, которую вела до того, как все настолько перепуталось. — Ты ведь и впрямь это обдумываешь? Не вынуждай меня доставать из-под раковины перекись. Люс взъерошила пальцами свои короткие черные полосы. Что подумает Дэниел? Но если он хочет, чтобы она была счастлива здесь, пока они не смогут снова быть вместе, ей придется освободиться от той себя, какой она была в Мече и Кресте. Она развернулась лицом к Шелби. — Тащи сюда бутылку. Глава 4 ПЯТНАДЦАТЬ ДНЕЙ Не такая уж и блондинка из нее получилась. Люс смочила ладони под краном и подергала короткие осветленные локоны. Она выдержала целый четверг занятий, включающий неожиданно утомительную двухчасовую лекцию по безопасности от Франчески, которая заново повторила, почему не следует связываться с вестниками (такое впечатление, что она обращалась чуть ли не лично к Люс); последовавшие один за другим письменные опросы на «обычных» уроках биологии и математики в главном корпусе — и непрерывные восемь часов ошеломленного разглядывания со стороны ее одноклассников, равно нефилимов и обычных ребят. Хотя Шелби спокойно отнеслась к новой внешности Люс в уединении их комнаты прошлым вечером, она не сыпала неумеренными комплиментами, как Арриана, и не поддерживала девочку надежно, как Пенн. Выходя утром во внешний мир, Люс извелась от беспокойства. Майлз увидел ее первым и показал ей кулак с поднятым вверх большим пальцем. Но он был слишком галантен и ни за что бы не признался, если бы на самом деле считал, что она выглядит ужасно. Разумеется, Заря и Жасмин подошли к девочке сразу после утреннего урока, мечтая потрогать ее волосы и выспрашивая, кто вдохновил ее на этот шаг. — Очень в духе Гвен Стефани, — кивнув, заключила Жасмин. — Нет, это же Мадонна, — возразила Заря, — Примерно эпохи «Вог». И прежде чем Люс успела ответить, жестом указала на нее и себя. — Но кажется, мы уже не двойняшки. — Двойняшки? — переспросила девочка, непонимающе помотав головой. Жасмин искоса взглянула на нее. — Да ладно, только не говори, что ты не замечала. Вы две выглядите… ну, выглядели так похоже. Да вы могли бы быть сестрами. Теперь, стоя в одиночестве перед зеркалом в уборной главного здания, Люс разглядывала свое отражение и думала о восторженной Заре. Да, цветовой гаммой они совпадали: бледная кожа, яркие губы, темные полосы. Но Заря была меньше ростом. Она ярко одевалась шесть дней в неделю. И держалась куда живее, чем было свойственно Люс. Не считая нескольких поверхностных черт, девочки не могли бы в большей степени отличаться друг от друга. Дверь уборной распахнулась, и вошла крепкая брюнетка в джинсах и желтом свитере. Девочка видела ее на занятиях по истории Европы. Эми Как-то-там. Она облокотилась на соседнюю раковину и вскинула брови. — Зачем ты так обошлась со своими волосами? — спросила она, во все глаза уставившись на Люс. Та моргнула. Одно дело — обсуждать это с ее как бы друзьями в Прибрежной школе, но с этой девочкой она никогда прежде не разговаривала. Ответ Шелби, «начать все сначала», пришел ей в голову, но кого она обманывает? Если с помощью бутылки перекиси она чего и добилась прошлой ночью, так это того, что внешне стала выглядеть настолько же поддельной, насколько ощущала себя внутренне. Келли и родители теперь с трудом узнали бы ее, к чему девочка не стремилась вовсе. И Дэниел. Что подумает он? Люс вдруг почувствовала себя насквозь фальшивой; даже незнакомка смогла это разглядеть.