— Его родители в ярости из-за того, что его так и не допустили к спецкурсу. Каждый семестр они затевают новую кампанию. Он притаскивает оценки с тестов Менсы[2], итоги ярмарок научных проектов учащихся, отзывы нобелевских лауреатов, которых ему удалось впечатлить, всякое такое. И каждый семестр Франческе приходится изобретать идиотское невыполнимое задание, чтобы его не допустить, — фыркнула Шелби, — Скажем: «Эй, Бикер, собери-ка этот кубик Рубика за тридцать секунд», — Она прищелкнула языком, — Но с этим наш зануда справился. — Но если это прикрытие, — уточнила Люс, несколько жалея Бикера, — что оно прикрывает? — Народ вроде меня. Я нефилим. Не-фи-лим. Это обозначает кого угодно с толикой ангельского в ДНК. Смертных, бессмертных, вечных. Мы стараемся не выделяться. — А разве единственное число не должно быть «нефил» — ну, знаешь, как «сераф» для серафимов? Шелби нахмурилась. — Ты серьезно? И тебе хотелось бы называться «нефил»? Звучит как полный отстой. Нет уж, спасибо. Нефилим — неважно, для какого количества. Так Шелби все-таки тоже отчасти ангел. Странно. Она не выглядит и не ведет себя как одна из них. Она не так привлекательна, как Дэниел, Кэм или Франческа. Не обладает обаянием Роланда или Аррианы. Она кажется всего лишь грубоватой и раздражительной. — Выходит, это что-то вроде приготовительной школы для ангелов, — заключила Люс. — Но к чему она готовит? Вы после этого идете в ангельский колледж? — Зависит от того, что нужно миру. Многие берут год отпуска и присоединяются к Корпусу нефилимов. Тогда ты путешествуешь, знакомишься с иностранцами и все такое. Но это только во времена, сама понимаешь, относительного мира. Сейчас же, ну… — А что сейчас? — Что бы то ни было, — отрезала Шелби. — Зависит от того, кто ты. У всех тут, сама понимаешь, разные уровни силы, — пояснила она, как будто прочла мысли Люс, — Подвижная шкала, зависящая от твоей родословной. Но в твоем случае… Это Люс знала. — Я здесь только из-за Дэниела. Шелби швырнула салфетку на опустевшую тарелку и встала. — Да, уж это действительно впечатляющий способ набить себе цену. Девочка, чей крутой парень пустил в ход свои связи. Так вот что все тут о ней думают? И это… правда? Шелби протянула руку и стащила последний кусочек пирога с тарелки Люс. — Если желаешь обзавестись фан-клубом Люсинды Прайс, уверена, здесь ты его получишь. Только меня в это не впутывай, ладно? — О чем ты говоришь? Люс вскочила. Возможно, им с Шелби стоит снова перемотать назад. — Я не хочу никакого фан-клуба. — Вот видишь, я же тебе говорила, — услышала она высокий, но приятный голосок. Перед ней вдруг объявилась девушка в зеленой косынке, улыбающаяся и подталкивающая вперед подружку. Люс глянула им за спины, но Шелби была уже далеко — и, вероятно, догонять ее не стоило. Вблизи девушка в косынке слегка напоминала молодую Сальму Хайек, с пухлыми губками и еще более пухлой грудью. Ее подруга, бледная, с карими глазами и короткими черными волосами, была чем-то похожа на саму Люс. — Погоди, так ты и впрямь Люсинда Прайс? — спросила вторая. В маленьких белых зубках она удерживала пару блестящих заколок-невидимок, а руками тем временем скручивала несколько темных прядей в небольшие узелки. — Та, которая с Дэниелом? Та, которая только что приехала из той жуткой школы в Алабаме… — Джорджии, — кивнула Люс. — Без разницы. О боже, а как тебе Кэм? Я видела его однажды на том концерте дэт-метала… и, разумеется, слишком распереживалась и не смогла подойти представиться. Не то чтобы тебя волновал Кэм, ясное дело, ведь есть же Дэниел! — мелодично рассмеялась она. — Кстати, я Заря. А это Жасмин. — Привет, — медленно выговорила Люс — все это было ей в новинку, — Э-э… — Не обращай на нее внимания, она просто выпила вроде как одиннадцать чашечек кофе, — сообщила Жасмин, произнося слова раза в три медленнее, чем Заря, — Она имеет в виду, что мы в полном восторге от встречи с тобой. Мы всегда говорили, что история вашей с Дэниелом любви вроде как величайшая в мире. И во веки веков. — Серьезно? Люс хрустнула суставами пальцев. — Да ты смеешься? — спросила Заря, хотя Люс по-прежнему предполагала, что это они клонят к какой-то своеобразной шутке. — Все эти смерти снова и снова? Да ладно, ты ведь правда из-за них только еще сильнее его хочешь? Готова поспорить, что да! И — о-о-о!.. — когда этот огонь испепеляет тебя… Она зажмурилась, положила ладонь себе на живот, а затем провела ею вверх по телу, над сердцем стиснув в кулак. — Когда я была маленькой, мама часто рассказывала мне эту историю. Люс была потрясена. Она окинула взглядом шумную террасу, гадая, не мог ли кто-нибудь их подслушать. К слову об испепеляющем огне — щеки ее, должно быть, уже запылали. Чугунный колокол ударил на крыше столовой, ознаменовав конец завтрака, и Люс с радостью убедилась, что у окружающих хватает и других дел. Скажем, сборов на занятия. — Какую историю часто рассказывала твоя мама? — медленно уточнила она, — Про меня и Дэниела? — Только некоторые основные моменты, — пояснила Заря, открыв глаза, — А на что это похоже — на жар? Как приливы при климаксе — как описывают… Жасмин шлепнула подружку по руке. — Ты что, только что сравнила неукротимую страсть Люс с приливами перед менопаузой? — Прости, — хихикнула Заря. — Просто я в восторге. Это звучит так романтично и потрясающе. Я даже завидую — в хорошем смысле слова! — Завидуешь тому, что я умираю всякий раз, когда пытаюсь узнать поближе парня своей мечты? — ссутулившись, переспросила Люс. — Вот уж действительно, что называется, «убить весь кайф». — Скажи это девушке, целовавшейся только с Айрой Фрэнком, у которого синдром раздраженного кишечника, — предложила Жасмин, лукаво кивнув на Зарю. Когда Люс не рассмеялась, обе девушки заполнили паузу умиротворяющим хихиканьем, как будто подумали, что она просто скромничает. Люс никогда прежде не адресовались подобные смешки. — А что именно рассказывала тебе мама? — спросила она. — Ну, только то, что все знают: разразилась война, запахло жареным, а когда в облаках провели границу, Дэниел твердил только, мол, «ничто не может нас разлучить», и это взбесило всех и каждого. Разумеется, это моя любимая часть истории. Так что теперь вы несете вечную кару за свою любовь: по-прежнему отчаянно хотите друг друга, но не можете соединиться, ну, сама понимаешь. — Но в некоторых жизнях они могут, — поправила Жасмин подругу, а затем проказливо подмигнула Люс, ошеломленно застывшей на месте от услышанного. — Ни за что! — пренебрежительно отмахнулась Заря. — Вся суть как раз в том, что она загорается, как только… Заметив ужас на лице Люс, девушка вздрогнула. — Прости. Не совсем то, что тебе хотелось бы услышать. Жасмин прочистила горло и придвинулась ближе. — Старшая сестра рассказывала мне одну историю из твоего прошлого, которая, клянусь… — О-о-о! — вздохнула Заря и взяла Люс под руку, как будто это знание, к которому сама девочка не имела доступа, делало ее более желанной подругой. Все это сводило с ума. Люс отчаянно смущалась. И сказать по правде, была несколько польщена. И совершенно не уверена, правдива ли хоть какая-то часть услышанного. Одно было ясно: она внезапно оказалась своего рода знаменитостью. Но ощущение было странным. Словно она сделалась одной из безымянных девиц, липнущих к кинозвездам на скандальных фотографиях. — Девчонки! — воскликнула Жасмин, с преувеличенным ужасом указывая на время, высвеченное на ее сотовом. — Мы чертовски опаздываем! Нам стоит перебраться в класс. Люс поморщилась, торопливо подхватив рюкзачок. Она понятия не имела, какой урок у нее стоит первым, где он будет проходить и как отнестись к воодушевлению Жасмин и Зари. Она не видела таких широких, лучезарных улыбок с тех пор, как… ну, возможно, и никогда. — Вы не поможете мне выяснить, где у меня первый урок? Кажется, мне не дали расписания. — Конечно, — подтвердила Заря, — Пойдем с нами. Мы вместе. Все время! Это так весело! Девочки, пристроившись по обе стороны от Люс, повели ее извилистой дорогой между столиками, за которыми другие ребята еще заканчивали завтракать. Несмотря на то, что они «чертовски опаздывали», и Жасмин, и Заря ступали по недавно подстриженной траве едва ли не прогулочным шагом. Люс подумывала спросить их, что нашло на Шелби, но ей не хотелось с самого начала прослыть сплетницей. Кроме того, девочки держались очень мило и все такое, но она вовсе не собиралась обзаводиться новыми подружками. Ей приходилось постоянно напоминать себе: все это лишь временно. Временно, но тем не менее ошеломляюще красиво. Они втроем шли по тропинке между кустов гортензии, огибающей здание столовой. Заря о чем-то тараторила, но Люс не могла отвести глаз от потрясающего вида: земля резко обрывалась над оставшимся в сотнях футов внизу сверкающим океаном. Волны накатывали на узкий желтоватый пляж у подножия утеса, почти столь же неспешно, как учащиеся Прибрежной школы собирались на занятия. — Пришли, — сообщила Жасмин. Впечатляющий двухэтажный дом с двускатной крышей одиноко возвышался в конце тропинки. Он стоял посреди тенистой рощицы секвой, так что круто сбегающую вниз кровлю и просторную лужайку перед ним покрывал слой опавших иголок. На траве были расставлены столы для пикника, но взгляд притягивало само здание, казалось, больше чем наполовину состоящее из стекла, с огромными тонированными окнами и открытыми сдвижными дверями. Нечто подобное мог бы спроектировать Фрэнк Ллойд Райт[3]. Несколько учеников бездельничали на просторной террасе второго этажа, выходящей на океан, а другие поднимались по парным лестницам, идущим от тропинки. — Добро пожаловать в Нефский дом, — объявила Жасмин. — Это здесь у вас проходят занятия? Люс разинула рот. Это строение больше напоминало дачу, чем школьное здание. Заря взвизгнула и стиснула ее запястье. — Доброе утро, Стивен! — крикнула она через всю лужайку, замахав рукой человеку в возрасте, стоящему у подножия лестницы. У него было узкое лицо, стильные прямоугольные очки и густые вьющиеся волосы с проседью.