Когда Офелия и Розелина вошли в столовую, к ним поспешил человек в белом кителе с красными эполетами и двойным рядом золоченых пуговиц. – Капитан Бартоломе, к вашим услугам! – напыщенно объявил он с широкой улыбкой, блеснув несколькими золотыми зубами. – На самом деле я всего лишь старший помощник, но это неважно. Надеюсь, вы простите нас: мы уже приступили к закускам. Присоединяйтесь, милые дамы, мы будем рады женскому обществу! И он повел женщин вглубь зала, где за столом уже сидело несколько человек. Среди них Офелия без труда разглядела высокую худощавую фигуру, вид которой не доставил ей никакой радости. Торн сидел к ней спиной, и она видела только длинную спину в дорожном камзоле, гриву светлых волос да локти, двигавшиеся в такт еде. Он и не думал прервать трапезу ради появления дам. – Боже мой, что вы делаете?! – ужаснулся Бартоломе, заметив, что Офелия собирается сесть рядом с теткой. – За столом мужчин и женщин полагается чередовать! Он схватил девушку за талию, провальсировал с ней несколько шагов и властно усадил возле последнего человека, которого ей хотелось бы видеть так близко. Офелия почувствовала, как ее накрыла длинная тень Торна, возвышавшегося над ней. Он сидел в напряженной, деревянной позе. Девушка без особой охоты стала намазывать маслом редиску – аппетита не было. За столом царило молчание, нарушаемое лишь позвякиванием приборов. Присутствующие ели свежие овощи, пили вино, передавали друг другу масло. Офелия опрокинула на скатерть солонку, которую хотела придвинуть к тетке. Старшего помощника явно угнетало молчание, и он наконец заговорил: – Ну, как мы себя чувствуем, милая девочка? Эта противная тошнота уже прошла? Офелия вытерла рот салфеткой. Почему он говорит с ней так, словно ей десять лет? – Да, благодарю вас. – Простите, не слышу! – воскликнул Бартоломе, прыснув со смеху. – У вас такой тоненький голосок… – Да, благодарю вас, – повторила Офелия, напрягая слабые связки. – Если что, не стесняйтесь, обращайтесь к нашему корабельному врачу. Он мастер своего дела. Человек с рыжеватыми бакенбардами, сидевший напротив, учтиво и скромно поклонился. Видимо, это и был врач. За столом вновь воцарилась тишина, которую нарушал только Бартоломе, барабанивший пальцами по тарелке. Офелия высморкалась, стараясь подавить раздражение: юркие глазки старшего помощника так и бегали от нее к Торну и обратно. – Вы не очень-то разговорчивы, друзья мои! – с усмешкой бросил Бартоломе. – Если я правильно понял, вы путешествуете вместе, не так ли? Две дамы с Анимы и господин с Полюса… честно говоря, редкое сочетание! Офелия украдкой взглянула на худые длинные руки Торна, который в этот момент разрезал редиску. Значит, членам экипажа неизвестно, что их связывает? И она решила оставить всех в неведении, ограничившись вежливой улыбкой. Однако тетушка была совсем другого мнения. – Эти молодые люди помолвлены! – оскорбленно воскликнула она. – Разве вы не знаете? Офелия заметила, как пальцы Торна судорожно стиснули ручку ножа, а на запястье бешено запульсировала вена. Бартоломе, сидевший во главе стола, снова блеснул золотыми зубами. – Весьма сожалею, мадам, но я и вправду ничего не знал. Тогда почему же вы молчали, господин Торн? Нужно было сразу сообщить, кем вам приходится это очаровательное дитя! Как я теперь выгляжу?! «Как человек, смакующий ситуацию», – подумала Офелия. Однако радостное возбуждение Бартоломе длилось недолго. Его улыбка потухла при виде разъяренного лица Торна. Тетушка Розелина тоже заметно побледнела. Доктор, который явственно ощутил общую неловкость, поспешил сменить тему. – Меня крайне интересуют необычные свойства вашей семьи, – сказал он, обратившись к тетушке Розелине. – Ваша власть над самыми обычными предметами просто поражает воображение! Простите мою нескромность, но могу ли я узнать, в чем заключается ваша профессия, мадам? Тетушка Розелина промокнула губы салфеткой. – Моя специальность – бумага. Я разглаживаю, реставрирую и восстанавливаю документы. Она взяла со стола карту вин, бесцеремонно разодрала ее на части, а затем простым прикосновением пальца привела в прежнее состояние. – Очень интересно! – одобрительно сказал доктор, поглаживая свои крошечные усики. Официанты начали разносить суп. – Еще бы не интересно! – гордо ответила тетушка. – Я спасла от гибели архивы огромной исторической ценности. Все члены нашей Семьи – специалисты по генеалогии, реставраторы, хранители – состоят на службе у Артемиды. – И вы тоже? – спросил Бартоломе, послав Офелии сияющую улыбку. Ей не хотелось уточнять, что все это в прошлом. Но Розелина ответила вместо нее, между двумя ложками супа: – Моя племянница – великолепная чтица. – Чтица? – изумленно переспросили в один голос старший помощник и врач. – Я заведовала музеем, – коротко сказала Офелия. Она умоляюще взглянула на тетку, давая понять, что не нужно развивать эту тему. Ей было больно говорить о том, что осталось в прежней жизни. Прощальные взмахи платков возле башни аэропорта не давали покоя. Больше всего ей хотелось сейчас доесть суп-пюре и уйти спать. Но, на ее беду, тетушка Розелина была сделана из того же теста, что и мать Офелии. Недаром же они были сестрами. Старушке ужасно хотелось поразить Торна. – Нет-нет, не скромничай, музей – это пустяки! Знайте, господа, что моя племянница способна входить в телепатическую связь с предметами, читать их прошлое и проводить в высшей степени точные экспертизы. – А вот это забавно! – воодушевленно откликнулся Бартоломе. – Может, вы устроите нам маленькую демонстрацию, милая девушка? – Он потянул за золотую цепочку, свисавшую из кармана его парадного кителя, и вытащил прикрепленную к ней медаль. – Вот мой талисман. Человек, подаривший мне эту медаль, сообщил, что она принадлежала одному древнему императору. И мне безумно хочется узнать о ней побольше. – Я… не могу, – пробормотала Офелия. Бартоломе был крайне разочарован. – Не можете? Почему? – Этика чтецов запрещает мне это. Я ведь восстанавливаю не прошлое предмета, а прошлое его владельцев. Таким образом, я невольно проникну в вашу частную жизнь. – Да, таковы законы этики чтецов, – подтвердила тетушка Розелина, демонстрируя свои лошадиные зубы. – А чтение частной жизни допускается только с согласия владельца. Офелия вновь укоризненно взглянула на нее, но та явно решила блеснуть талантами племянницы, чего бы это ни стоило. И добилась своего: нервная рука Торна выпустила ложку и замерла на скатерти. Он внимательно слушал. А может, просто уже не был голоден. – Ну, в таком случае даю вам свое разрешение! – заявил Бартоломе, как и следовало ожидать. – Я хочу узнать, кто он был, мой император! И он протянул девушке золотую медаль, такую же блестящую, как его пуговицы и зубы. Сперва Офелия рассмотрела ее через очки, и ей тут же стало ясно, что побрякушка не имеет к древности никакого отношения. Решив скорее покончить с этим, она расстегнула перчатки. Пальцы коснулись медали, и перед глазами замелькали видения. Она впитывала их все – от совсем недавних до самых старых, пока еще не спеша истолковывать. Сеанс чтения всегда разворачивался именно так, от настоящего к прошлому. Тоска и одиночество в небе, наедине с бесконечностью… Кроткая супруга и малыши, ждущие дома… Они далеко, они почти не существуют… Полеты, один за другим, не оставляют следа в душе… И женщины… И скука, которая сильнее угрызений совести… Внезапный блеск стали на фоне черного плаща – это нож… Чей-то муж мстит за себя… Острое лезвие натыкается на медаль в кармане кителя… Снова скучно… За брелан[7] противник, в неистовой ярости, выкладывает на карточный стол медаль… Учитель с ласковой улыбкой ставит мальчика на стул и вручает ему награду – блестящий золотой кружок… – Ну, так как же? – с усмешкой спросил старший помощник. Офелия надела перчатки и протянула ему талисман. – Вас обманули, – прошептала она. – Это обыкновенная школьная награда, полученная мальчиком за успехи в учебе. Золотая улыбка Бартоломе угасла. – Не может быть, мадемуазель! Вы, наверно, невнимательно читали! – Это детская медаль, – упрямо повторила Офелия. – Она вовсе не золотая, и ей не больше пятидесяти лет. Человек, которого вы обыграли в покер, вас обманул. Тетушка Розелина нервно закашлялась: не такого подвига она ожидала от племянницы. Корабельный врач с преувеличенным интересом разглядывал содержимое своей тарелки. Рука Торна выдернула из кармашка часы демонстративным жестом, свидетельствующим об отсутствии интереса к застольной беседе. Старший помощник выглядел таким убитым, что Офелии стало его жаль. – Не огорчайтесь, от этого медаль не перестала быть талисманом. Она ведь спасла вас от ревнивого мужа… – Офелия! – задыхаясь, вскричала Розелина. Конец ужина прошел в гробовой тишине. Когда все встали из-за стола, Торн первым покинул комнату, даже не буркнув «спасибо». На следующий день Офелия обследовала весь дирижабль. Закутавшись в шарф, она прошла от носа до кормы, выпила чаю в салоне, потихоньку (с разрешения Бартоломе) осмотрела кабину пилотов, штурманскую каюту и радиорубку. Но чаще всего она заглядывалась на пейзажи за иллюминатором. Иногда это был пронзительно-синий, бескрайний небосвод, по которому проплывали редкие облачка. Иногда – сырой туман, застилавший все кругом. А иногда, если дирижабль пролетал над каким-нибудь ковчегом, – городские колокольни. Мало-помалу Офелия свыклась со столами без скатертей, с каютами без пассажиров, с креслами без отдыхающих. Никто никогда не садился в их дирижабль, и трапы были не нужны, потому что нигде не случалось остановок. Тем не менее полет был долгим: им приходилось облетать другие ковчеги, чтобы сбрасывать на них мешки с почтой. Если Офелия и ее шарф разгуливали по всем помещениям, то господин Торн вообще не высовывал носа из каюты. Много дней подряд он не выходил ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину. Когда в отсеках дирижабля похолодало и стекла покрылись кружевным инеем, тетушка Розелина решила, что племяннице пора серьезно поговорить с женихом. – Если вы сейчас не наладите отношения, потом будет слишком поздно, – предупредила она девушку, когда они вдвоем прогуливались по палубе. Стекла иллюминаторов пылали в огне заходящего солнца. Снаружи стоял невообразимый холод. Осколки прежнего мира, слишком мелкие, чтобы стать ковчегами, подернулись инеем и сверкали в небе, как россыпи бриллиантов. – Какая вам разница, поладим мы с Торном или нет? – вздохнула Офелия, кутаясь в шарф. – Мы ведь все равно поженимся, а это самое главное. – Ну и ну! Я в твоем возрасте была куда более романтичной невестой! – Вы – моя дуэнья, – напомнила ей Офелия. – И ваша задача – следить за тем, чтобы со мной не случилось ничего неприличного, а не в том, чтобы толкать меня в объятия этого человека. – Неприличного… скажешь тоже! – проворчала тетушка Розелина. – В этом смысле ты ничем не рискуешь. У меня такое впечатление, что ты не вызываешь у господина Торна никаких пылких чувств. Да и вообще… я никогда еще не видела мужчины, который бы так шарахался от женщин. Офелия не смогла сдержать довольной улыбки, которую, на ее счастье, тетка не заметила.