– Входите. Мы пьем чай, ожидая вас. Вот и всё. Ни упреков, ни выговора. Лицо Беренильды было, как всегда, мягким и безмятежным, золотистые кудри ниспадали на широкий шелковый пеньюар. И все-таки девушка ощущала напряжение и недовольство, владевшие хозяйкой. Она была разгневана гораздо сильнее, чем показывала. Теперь Офелия поняла, что быть светской дамой – значит уметь маскировать любезной улыбкой свои истинные чувства. Офелия переступила порог и оказалась в небольшой комнате с цветными витражами, бросавшими теплые отсветы на три арфы и клавесин. Она с изумлением обнаружила, что стоит в музыкальном салоне. Беренильда закрыла входную дверь, которую Офелия всегда считала дверцей шкафа для нот. Неужели между замком и внешним миром существует множество других таких дверей? Офелия не успела вымолвить ни слова: Беренильда обхватила ее лицо своими нежными руками в татуировках. Ее большие прозрачные глаза с густыми ресницами сузились, изучая красные пятна на щеках девушки. Офелия стойко выдержала этот взгляд, понимая, что рано или поздно придется давать отчет о случившемся. Она не сопротивлялась, хотя руки Беренильды и причиняли ей боль. Девушка не видела себя в зеркале, но взгляд Беренильды был достаточно красноречив. – Кто? – коротко спросила она. – Фрейя. – Идемте в гостиную, – сказала Беренильда, ничуть не удивившись. – Вам придется поговорить с Торном. Офелия поспешно прикрыла щеки волосами. – Разве он здесь? – Мы вызвали его из интендантства, как только обнаружили ваше исчезновение. Это ваш шарф поднял тревогу. – Мой шарф?.. – пробормотала Офелия. – Эта… вещь среди ночи поразбивала все вазы у вас в спальне и разбудила нас. Значит, шарф запаниковал, не дождавшись ее возвращения. Офелия ругала себя за глупость: как же она не подумала о нем?! Девушке очень хотелось получить хотя бы короткую передышку перед объяснением с Торном, но, делать нечего, нужно было отвечать за последствия своей эскапады. И она безропотно пошла за Беренильдой. Едва она переступила порог гостиной, как к ней кинулась тетушка Розелина, похожая на привидение в своем белом чепце, ночном пеньюаре и бледно-желтой шали. – Великие предки, что за безумные мысли приходят тебе в голову! Выйти на улицу вот так, среди ночи, без меня, без моей защиты! Я чуть с ума не сошла от беспокойства! Ты… ты совсем спятила, милая моя! Каждый упрек тетки отдавался в затылке Офелии приступом боли. Наконец та уразумела, что девушке плохо. Она силой усадила племянницу в кресло и сунула ей в руки чашку чая. – А что это у тебя на лице? На тебя кто-то напал? С тобой плохо обошлись? Беренильда мягко обняла тетушку Розелину за плечи, стараясь ее успокоить. – Не волнуйтесь, это был не мужчина, – проворковала она. – Просто Офелия познакомилась с семьей своего будущего мужа. А Драконы иногда относятся к людям… э-э-э… несколько сухо. – Несколько сухо?! – возмущенно взвизгнула тетка. – Вы что, смеетесь надо мной? Посмотрите на ее лицо! – Извините, мадам Розелина, но ваша племянница обязана объясниться в первую очередь с моим племянником. Пойдемте-ка посидим немного в передней. Обе женщины вышли в соседнюю комнату, оставив дверь приоткрытой. Офелия вяло помешивала ложечкой свой чай с лимоном. Фигура Торна вырисовывалась на фоне окна огромным застывшим силуэтом. Погруженный в созерцание парка, он не удостоил ее ни единым взглядом с той минуты, как она вошла. На нем был черный мундир с золотыми эполетами, который придавал его облику еще большую чопорность, чем обычный костюм. Вероятно, это была его рабочая форма. Наконец Торн оторвался от окна и медленно направился к девушке. Офелия могла смотреть только прямо перед собой: боль в затылке и шее мешала ей поднять на него глаза, слишком уж он был высок. А ей обязательно нужно было видеть выражение его лица. Что, если он надает ей пощечин, как Фрейя? На всякий случай она решила его предупредить: – Я не привыкла жалеть о сделанном. Девушка ждала от Торна чего угодно: выговора, скандала, оплеухи, – но не этого ледяного голоса, в котором слышалась угроза: – Не понимаю, каким образом мои предупреждения прошли мимо вашего сознания. – Ваши предупреждения были для меня пустым звуком. Я хотела увидеть ваш мир своими глазами. И Офелия встала со стула. Она хотела говорить глядя ему в лицо, но он был намного выше, а у нее самой слишком болела шея. Зато теперь девушка отлично видела часовую цепочку, свисавшую из кармана кителя Торна. – Кто вам помог выйти наружу? – Ваша задняя дверь. Я ее приручила. Мрачный голос Торна, звучавший еще более жестко из-за акцента, побудил Офелию ответить ему честно. Она не собиралась сваливать свою выходку на слуг. Его худая рука схватилась за часы на уровне ее глаз и резким движением пальца открыла крышку. – А кто вас избил и по какой причине? Голос Торна был абсолютно бесстрастным, словно у полицейского, ведущего расследование. Его вопросы объяснялись вовсе не сочувствием – он просто хотел определить, как сильно Офелия скомпрометировала их всех. Поэтому девушка решила скрыть свою встречу с послом. Наверняка это было неправильно, но ей ужасно не хотелось передавать жениху содержание их беседы. – Это ваша сестра Фрейя. Я случайно встретила ее по дороге. Мне кажется, она очень не одобряет наш брак. – Сводная сестра, – поправил Торн. – Она меня ненавидит. Честно говоря, удивляюсь, как вы остались в живых, столкнувшись с ней. – Надеюсь, я не слишком огорчила вас. Палец Торна резко защелкнул крышку часов. – Вы обнаружили себя перед ними. Остается только надеяться, что Фрейя будет держать язык за зубами и не затеет какой-нибудь мерзкой интриги против нас. А пока настоятельно рекомендую вам затаиться и вести себя как можно скромнее. Офелия поправила очки. По тому, как Торн вел этот допрос, она сочла его совершенно безразличным к ее судьбе. Но она ошиблась: этот инцидент сильно задел его. – Это ваша вина, – прошептала она. – Вы держали меня в неведении и тем самым не подготовили в достаточной мере к встрече с этим миром. Пальцы Торна судорожно сжали часы. Но появление Беренильды отвлекло его внимание. – Ну как? – мягко спросила она. – Нам придется изменить стратегию, – объявил Торн, заложив руки за спину. Беренильда с легкой насмешливой улыбкой встряхнула золотыми кудрями. В своем пеньюаре и без косметики она была еще красивее, чем в нарядном платье. – Кому твоя сестра может рассказать то, что она увидела?! Она ведь рассорилась со всем Небоградом. – Предположим, что кто-нибудь еще пронюхает об этом и поползут слухи. Если станет известно, что моя невеста уже здесь, нам не дадут покоя. Торн взглянул на Офелию. Она не могла посмотреть ему в лицо, но почти физически ощутила на себе его стальной взгляд. – А главное – нужно во все глаза следить за этой строптивицей. – Так что же ты предлагаешь? – Удвоить бдительность и вбить ей в голову, что нужно вести себя разумно. Мы будем следить за ней поочередно, вы и я. Улыбка Беренильды погасла. – Если мы станем реже показываться при дворе, это вызовет нездоровый интерес, тебе не кажется? – Ничего, мы найдем этому убедительное объяснение, – возразил Торн. – Боюсь, тетушка, что ваше положение скоро несколько осложнится. И, думаю, все сочтут вполне нормальным, если я буду уделять вам много времени и забот. Беренильда инстинктивно прижала руку к животу. И внезапно Офелия поняла то, что буквально бросалось в глаза с первого дня ее пребывания в замке. Эти просторные платья, эти приступы усталости, эта особая томная мягкость… Беренильда – вдова Беренильда – ждала ребенка. – Это Он должен заботиться обо мне, – еле слышно прошептала она. – Я не хочу покидать Двор. Пойми, Он действительно любит меня! Торн состроил презрительную мину: переживания тетки явно раздражали его. – Фарук потерял к вам всякий интерес, и вы это отлично знаете. Офелия как с неба свалилась. Дух Полюса?! Неужели эта женщина ждет от него ребенка?! Беренильда стала бледнее своего белого шелкового пеньюара. Ей пришлось сделать нечеловеческое усилие, чтобы ее лицо вновь обрело безмятежное выражение. – Хорошо, – сказала она. – Ты прав, мой мальчик, как всегда, прав. Она улыбнулась, но взгляд, который она бросила на Офелию, был полон ядовитой злобы. Невидимые когти После самовольной отлучки из замка жизнь Офелии стала походить на тюремное заключение еще больше, чем прежде. Ей были запрещены прогулки в одиночестве и доступ в комнаты с большими зеркалами. Из ее спальни вынесли трюмо. Торн и Беренильда организовали постоянный надзор за девушкой. Теперь в комнате Офелии, рядом с ее кроватью, спала горничная. На каждом шагу ее сопровождал кто-нибудь из слуг, и даже в туалете она слышала за дверью одышливое дыхание бабушки. В довершение всего ее шею, после двух пощечин Фрейи, сковывал гипсовый воротник. Офелии поневоле приходилось мириться с этими притеснениями. Торн рекомендовал ей «затаиться», и логика подсказывала девушке, что он прав – по крайней мере сейчас. В один из февральских дней Беренильда, приехавшая на спектакль в одном модном театре, симулировала обморок. Не успела она вернуться домой, как все газеты Небограда уже распустили о ней громкие слухи. «Фаворитка плохо переносит беременность!» – кричал заголовок в одной газете. «Еще один несчастный случай, постигший вдову!» – цинично объявляли в другой. – Ах, не обращайте внимания на эти глупости, милое мое дитя! – посоветовала Беренильда Офелии, застав ее за чтением прессы.