Торн, уткнувшийся в счетную книгу, откашлялся и пробормотал в ответ: – По крайней мере, такой брак имеет одно преимущество: он сделает вас сильнее. Чем это плохо? Вы должны быть довольны. Для Офелии его слова прозвучали насмешкой. Бросив на стол испачканный платок, она подошла к секретеру и рукой в перчатке решительно прикрыла страницу книги, которую изучал Торн. Он пронзил ее своими стальными глазами, но она храбро выдержала его взгляд. – И когда же вы намеревались рассказать мне о церемонии Дара? – В свое время, – буркнул он. Торну явно было не по себе, но Офелию его замешательство разозлило еще сильнее. Он держался как-то непривычно, и это действовало ей на нервы. – Значит, вы так мало доверяете мне? – продолжала она с возмущением. – А ведь я, по-моему, уже не раз доказала вам свои добрые намерения! Офелия знала, что ее хриплый голос звучит жалко, однако упрек застал Торна врасплох. От удивления его лицо неожиданно смягчилось. – Да, я понимаю, вы приложили много усилий, – сказал он. – Боюсь, одних усилий будет мало, – тихо ответила Офелия. – Я слишком неуклюжа. Не надейтесь, что сможете привить мне воинственные обычаи Драконов. Но тут девушку одолел кашель, и она убрала руку с книги. Торн долго смотрел на чернильный отпечаток маленькой ладони, оставленный на странице, словно не решаясь заговорить. Потом отрывисто сказал: – Я научу вас. Произнося эти три слова, он выглядел таким же смущенным, как Офелия, услышавшая их. «Нет, – подумала она, – только не это! Он не имеет права…» Но вслух упрекнула его, пряча глаза: – Если так, то вы впервые дадите себе труд просветить меня. Торн совсем растерялся. Он открыл было рот, чтобы ответить, но ему помешал новый телефонный звонок. Торн снял трубку и рявкнул в нее: – Слушаю!.. В три часа? Хорошо. Да, буду, спокойной ночи. Пока он клал на место трубку, Офелия еще раз провела уже бесполезным платком по огромному чернильному пятну, впитавшемуся в столешницу. – Мне пора возвращаться. Я могу воспользоваться зеркалом на двери вашей гардеробной? Держа под мышкой ливрею, она указала на отодвинутую дверь. Нужно было уходить. Но в глубине души она знала, что уже слишком поздно. Подходя к гардеробной, Офелия увидела краем глаза высокую фигуру Торна, который шел за ней следом. Его лицо было мрачно, глаза метали молнии. Ему явно не понравился конец их разговора. – Вы еще придете? – угрюмо спросил он. – Почему вы спрашиваете? Вопрос Офелии прозвучал довольно враждебно. Жених подошел к ней совсем близко и остановился у нее за спиной. В зеркале гардеробной она увидела его отражение. Торн нахмурился так сильно, что шрам у него на брови съехал к переносице. – Благодаря вашей способности проходить сквозь зеркала вы могли бы держать меня в курсе того, что происходит в Лунном Свете. И потом, – добавил он, понизив голос и внезапно проявив пристальный интерес к своим туфлям, – мне кажется, я… начинаю привыкать к вам… Он произнес последнюю фразу ровным, бесстрастным тоном бухгалтера, но Офелия, услышав ее, похолодела. Голова у нее пошла кругом, в глазах помутилось. «Он не имеет права!..» – Во время приема посетителей я буду запирать гардеробную, – продолжал Торн. – Но когда дверь будет открыта, вы можете спокойно входить сюда в любое время дня и ночи. Офелия погрузила палец в зеркало, как будто это была густая вода, и вдруг увидела в нем их обоих. Маленькую уроженку Анимы, утонувшую в слишком просторном плаще, неловкую и растерянную. И Дракона – огромного, нервного, с морщинами на лбу от постоянных тяжелых дум. – Торн, я должна быть с вами откровенной. Думаю, мы совершаем ошибку. Этот брак… И тут Офелия прикусила язык, осознав всю важность того, что собиралась сказать. «Этот брак – всего лишь хитрая интрига Беренильды. Она использует нас обоих в своих целях, мы не должны участвовать в ее игре». Но девушка не могла высказать все это Торну, пока у нее не было веских доказательств своей правоты. – Я понимаю, что пути назад нет, – со вздохом сказала она. – Просто будущее, которое вы мне предлагаете, не очень-то меня радует. Она увидела в зеркале, как Торн стиснул зубы. Он, кого никогда не интересовало чужое мнение, сейчас выглядел униженным. – Я предсказывал, что вы не перенесете нашу зиму, но вы доказали обратное. Если вы считаете, что я не способен обеспечить вам достойную жизнь, так позвольте и мне, в свою очередь, представить вам убедительные доказательства обратного! Он говорил сквозь зубы, как будто эти слова требовали от него величайшего усилия. Офелия чувствовала себя совсем потерянной. У нее не было никакого желания отвечать. Он не имеет права… – Не могли бы вы послать моим родным телеграмму, чтобы успокоить их? – жалобно пробормотала она. Зеркало отразило гневную искру, промелькнувшую в глазах Торна. На миг Офелии стало страшно: вдруг он пошлет ее к черту? Но вместо этого он кивнул. Девушка нырнула в зеркало и приземлилась в своей каморке, на другом конце Небограда. С минуту она постояла неподвижно в холодной темноте, с головы до ног укутанная в плащ жениха. От пережитой сцены ее била дрожь и сильно мутило. Она ждала от Торна всего что угодно: грубости, презрения, равнодушия. Но только не этого. Он не имел права… не имел права влюбляться в нее! Апельсин Офелия смотрела на свой кусок хлеба с маслом без всякого аппетита. В столовой, вокруг нее, стоял неумолчный гул: слуги пересмеивались и сплетничали, сидя за завтраком. Каждый звук, даже негромкое звяканье ложки о чашку, отдавался болью у нее в голове. Вот уже несколько дней, с момента возвращения из интендантства, ей не удавалось нормально выспаться. И не оттого, что она была измучена работой. Хотя, помимо прежних обязанностей, у нее появилась еще одна: теперь Мим должен был переворачивать страницы партитуры. Беренильда наконец-то согласилась исполнить партию Изольды в спектакле весенней Оперы и не пропускала ни одной репетиции в музыкальном салоне. – Я буду обращаться с вами еще строже, – объявила она Офелии, узнав о пропаже писем. – Никто здесь не должен усомниться в том, что вы всего лишь лакей. Честно говоря, Офелии было это в высшей степени безразлично. Ее заботило только одно – выбросить из головы Торна. Он опустился до того, что обратил чисто деловой проект их брака в любовную историю, примешав к нему свои чувства, и девушка не могла ему этого простить. Она считала, что жених нарушил негласный договор о добрых ровных отношениях, далеких от всяческих страстей, – именно на такое она и рассчитывала. А теперь, по его вине, между ними возникло что-то непонятное, чего не было прежде. В тот момент, когда Офелия пыталась глотнуть кофе из чашки, кто-то сильно шлепнул ее по спине. Поперхнувшись, она пролила половину на стол. Это был Ренар. Он уселся верхом на скамейку и сунул ей под нос часы: – А ну, поторопись, малыш! Похоронная церемония вот-вот начнется. Скончалась госпожа Фрида, пожилая кузина Арчибальда. Ее унес сердечный приступ во время последнего бала, где она очень уж резво танцевала. Сегодня утром ее должны были похоронить в семейном склепе. – Что с тобой стряслось? Мы совсем перестали общаться! Ты и прежде был не шибко болтлив, но объяснялся взглядами, на пальцах, рисунками, и мы друг друга понимали. А теперь я будто к стенке обращаюсь! Меня это начинает беспокоить! Офелия удивленно взглянула на Ренара: с каких это пор он так заботится о ней? И вздрогнула, когда на ее хлеб с маслом откуда ни возьмись плюхнулась корзинка с апельсинами. – Можешь отнести их вместо меня? Позади нее стояла Гаэль, женщина-механик с черным моноклем в глазнице. Она была, как всегда, одета в просторный комбинезон, черный от сажи. – Черт подери! – воскликнул Ренар. – Где ты их раздобыла? Апельсины, как и все другие экзотические фрукты, подавались только знатным господам. Арчибальд владел оранжереей на дальнем ковчеге, который назывался Аркантерра. Офелия знала, что туда можно попасть с помощью Розы Ветров, вмиг преодолев тысячи километров вопреки всем законам географии. Но ключ от оранжереи хранился только у управляющего. – Это апельсины для Матушки Хильдегард. Насколько мне известно, оранжерея Аркантерры принадлежит и ей тоже, – едко сказала Гаэль. – Ну, так я и думал, – вздохнул Ренар, почесав щеку под рыжими бакенбардами, – ты их стащила из кладовой монсеньора. Даже не надейся, что я прикоснусь к ворованным фруктам. Проси все, что хочешь, только не это. – А я ничего у тебя и не прошу, я обращаюсь к новичку. И Гаэль уставилась на Офелию своим незакрытым глазом, ярко-голубым и сверкающим. – Сможешь передать их моей хозяйке? Она будет на похоронах старухи, а мне известно, что ты должен там присутствовать. Обещаю, ничего плохого с тобой не случится. – А почему он должен это делать? – с недовольным видом проворчал Ренар. – Почему не ты сама, черт возьми? Офелия задавала себе тот же вопрос, но ее соблазняла перспектива увидеть наконец Матушку Хильдегард. Эта женщина была такой же чужеземкой, как сама Офелия, однако сумела стать необходимой всем знатным обитателям Полюса. Создание парящего в высях Небограда, воздушные коридоры для собачьих упряжек, манипуляции с пространством, герметичные комнаты, задумка с песочными часами – куда ни глянь, всюду были ее изобретения. Офелия вся сжалась, когда Гаэль вплотную, нос к носу, придвинулась к ней, пристально посмотрела в глаза и заговорила так тихо, что девушка едва различала ее голос в общем гаме: – Почему именно ты? Потому что я постоянно наблюдаю за тобой с самого первого дня твоего появления здесь. Ты чувствуешь себя не в своей тарелке, и на это у тебя есть причины. Знаешь, почему моя хозяйка называет себя Матушкой, а не герцогиней или графиней? Потому что она не желает иметь ничего общего с этими аристократишками. Она – мать таких людей, как ты да я. Отнеси ей эти апельсины, она поймет.