– Что с тобой? – встревожилась Гаэль. – Ничего, ничего, все в порядке, – ответила Офелия со слабой улыбкой. – Я просто переволновалась. И я никогда еще не была так счастлива. – Ну, стоит ли так сильно переживать! – ответила Гаэль, совершенно сбитая с толку. Офелия посмотрела ей в глаза: – Я вам так обязана! Не знаю, что нам готовит будущее, но вы всегда найдете во мне надежную союзницу… – Хватит красивых слов! – прервала ее Гаэль. – Не хочу тебя огорчать, моя козочка, но в будущем двор тебя либо уничтожит, либо прогнет под себя. А знакомство со мной не очень-то престижно. Нигилистка задумчиво, почти сочувственно взглянула на тетушку Розелину и со свирепой усмешкой ущипнула Офелию за нос. – Если и впрямь хочешь меня отблагодарить, то не становись одной из них. Выбирай друзей по себе, не лезь в придворные игры, следуй своим путем. И поговорим через несколько лет, идет? Она открыла дверь и на прощание махнула рукой: – До встречи! Гаэль ушла, и Офелия снова заперла дверь. Потом склонилась над тетушкой Розелиной и нежно погладила ее по волосам, стянутым в тугой пучок. Девушке ужасно хотелось разбудить тетку, убедиться, что она благополучно выбралась из прошлого, но Гаэль не советовала спешить… И самое лучшее, что можно было сейчас сделать, – это поспать. Офелия широко зевнула. Ей казалось, она бодрствовала целую вечность. Девушка стащила с головы чепчик, развязала передник, сбросила туфли и почти упала в кресло. Когда она взмыла в небо и полетела над лесами, городами и странами, то поняла, что спит и видит сон. Она парила над древним миром, тем, который некогда был одним огромным шаром, круглым, как апельсин. И явственно, с поразительной четкостью различала внизу всё до мелочей: и солнечные блики на воде, и пышную листву деревьев, и городские бульвары… Но внезапно все заслонил огромный цилиндр. Он рос и рос, и вот уже из-под его полей показалась кисло-сладкая улыбка Арчибальда. Вскоре посол затмил собой весь пейзаж. В руках у него была раскрытая Книга Фарука. – А ведь я вас предупреждал, – сказал он Офелии. – Все ненавидят интенданта, а интендант ненавидит всех. Офелия решила, что ей не нравится такой сон, и открыла глаза. Несмотря на тепло, идущее от обогревателя, ее сильно знобило. Наверно, у нее жар. Девушка встала и начала искать, чем бы укрыться, но единственное свободное одеяло она отдала тетушке Розелине. По иронии судьбы, в распоряжении Офелии оставался только плащ Торна. Что ж, она была не настолько горда, чтобы пренебречь им. Закутавшись в плащ, Офелия свернулась клубочком в кресле. Стенные часы начали отбивать удары, но у нее уже не осталось сил их считать. Кресло было страшно неудобное, в него набилось слишком много народу. Хоть бы они замолчали поскорее, иначе старому интенданту так и не удастся заснуть… О чем они там болтают? Ну конечно, о еде, им только этого и надо. «Нам не хватит съестных припасов!» «Поднимем цены на продукты!» «Накажем браконьеров!» Интенданту были отвратительны их толстые животы, но больше всего он ненавидел Фарука… Нет, решительно, здесь не удастся заснуть. Как хотелось покинуть это место, вырваться наружу, в реальный мир и вдыхать свежий ветер, пока легкие не очистятся от смрада… Но, увы, не хватало времени. Да, вечно не хватало времени, ведь приходилось заседать в парламентах, в судах… У старого интенданта было бессчетное количество врагов, но его неумолимая логика всегда одерживала верх над их кознями… Они уже не раз пытались навязать ему секретаря, чтобы тот проверял, насколько беспристрастно старик ведет дела. И если враги обломали об него зубы, то лишь потому, что интендант доверял одним только цифрам. Не совести, не этике – только цифрам! Итак, о секретаре… Он обладал безупречной памятью, которая никогда его не подводила. Это вызывало ярость старого интенданта. Он считал секретаря вредным насекомым, конкурентом, готовым вытолкнуть его за дверь и занять вожделенную должность. Вот кретин! Ему не суждено было узнать, что под упрямым молчанием секретаря скрывалось только одно – стремление заслужить его похвалу. В день смерти старого интенданта секретарь был единственным человеком, скорбевшим о нем… Но это случится позже, а сейчас секретарь корчился от боли. Яд. А ведь это можно было предвидеть! Не следовало доверять никому! Никому, кроме тетки. Неужели он вот так и умрет, прямо здесь, на этом ковре? Нет, ему было еще далеко до смерти… А пока он просто ребенок, серьезный и одинокий. Тетя Беренильда всеми силами старалась развлечь его, даже подарила красивые золотые часы. Но ребенок предпочитал им игру в кости. Они были непредсказуемы, полны сюрпризов, а главное, никогда не разочаровывали, в отличие от людей. Горечь рассеивалась по мере движения к раннему детству… Теперь мальчик носился по саду в имении Беренильды, пытаясь догнать крепыша-подростка, который дразнился, высовывая язык. Это был его брат Годфруа. Но называть его родным братом не разрешалось. Мальчик радовался, когда Беренильда приглашала Годфруа и Фрейю, пускай они иногда и причиняли ему боль своими когтями. Зато ему совсем не нравилось, когда вместе с ними приезжала их мать, которая смотрела на него с отвращением. Мальчик ненавидел ее взгляд: он разрывал ему голову, терзал внутренности, хотя никто этого не замечал. Но это было позже, намного позже, после того как его родная мать впала в немилость, после того как умер отец… А пока он играет в свою любимую игру с Фрейей, сидя на невысокой садовой стене, в один из редких солнечных дней. Они играют в кости, которые Годфруа сам вырезал из дерева. Фрейя бросает кости и говорит, какие действия нужно произвести. «Складывай!» «Раздели!» «Помножь!» «Отними!» Такая игра мальчику уже наскучила, он предпочел бы что-нибудь посложнее: десятичные дроби, уравнения, возведение в степень… Но ему ужасно приятно каждый раз видеть восхищенный взгляд сестры. Когда Фрейя бросает кости, мальчику кажется, что он живет настоящей, полной жизнью… Офелию разбудил резкий звонок. Она сонно мигала, еще не вполне очнувшись от сновидений, и растерянно оглядывала комнату. Откуда этот шум? На кровати виднелась неподвижная фигура Беренильды. Еле слышно потрескивали горевшие газовые рожки. Тетушка Розелина храпела на диване. В конце концов Офелия поняла, что звонит телефон. Но тут звонки смолкли, оставив после себя оглушительную тишину. Офелия с трудом выбралась из кресла. У нее ныло все тело, гудела голова. Жар, видимо, унялся, зато ноги были как деревянные. Она склонилась над теткой, надеясь, что та открыла глаза, но поняла, что придется потерпеть еще. Нужно было верить Гаэль. Пошатываясь, Офелия добрела до туалетной комнаты. Она засучила слишком длинные рукава плаща, сняла перчатки и очки, открыла кран и щедро плеснула водой в лицо, чтобы отогнать странные ночные видения. Надевая перчатки после умывания, она вдруг заметила дырочку, из которой выглядывал кончик ее мизинца… «Ах, вот в чем дело! – прошептала девушка, рассматривая прореху. – Так тебе и надо, будешь знать, как кусать швы!» Присев на краешек ванны, Офелия начала ощупывать просторный плащ, в который завернулась для сна. Неужели она прочитала воспоминания Торна благодаря дырявой перчатке? Но ведь плащ был одеждой взрослого человека, а она дошла до самого детства. Нет, здесь что-то не так… Девушка порылась в карманах плаща и наконец обнаружила то, что искала, под отпоровшейся подкладкой. Две маленькие игральные кости, неумело вырезанные из дерева. Вот их-то она и прочитала во сне, сама того не зная. Офелия посмотрела на кости с жалостью и печалью, но тут же встряхнулась и сердито сжала их в кулаке. Если ее расчетливый жених когда-нибудь и мог испытывать эмоции, то наверняка давно уже растерял эту способность, занимаясь своей карьерой. Конечно, судьба была к нему не слишком благосклонна, но Офелия не собиралась ему сочувствовать. Девушка сбросила с себя плащ, словно чужую кожу. В зеркале над раковиной было видно, что пластырь на щеке у нее отстал и ранка опять кровоточит. Офелия заклеила ее новым пластырем, дотащилась до комнаты и взглянула на каминные часы. Уже одиннадцать… ничего себе! Драконы, верно, давным-давно отправились на охоту. Девушка ликовала при мысли, что ей удалось избежать этой семейной обязанности. Телефон зазвонил снова и не смолкал до тех пор, пока не разбудил Беренильду. – Проклятое изобретение! – сердито воскликнула она, приподнявшись на кровати. Но даже не подумала снять трубку. Ее татуированные руки вспорхнули, как мотыльки, чтобы взбить слежавшиеся золотистые кудри. Сон вернул ее лицу свежесть, но измял роскошный сценический наряд. – Сварите нам кофе, дорогая моя малютка. Это главное, что нам сейчас требуется. Офелия была того же мнения. Она поставила на плиту чайник с водой и чиркнула спичкой, едва не подпалив при этом свою перчатку. Затем взялась за кофейную мельницу. Войдя в гостиную, она застала Беренильду сидящей за журнальным столиком и молча поставила перед ней чашку кофе. Беренильда устремила на девушку свой лучезарный взгляд. – Я что-то не очень ясно помню наш вчерашний разговор… Кажется, час уже довольно поздний… Офелия протянула ей сахарницу. – Да… так который же час? – спросила Беренильда, вглядываясь в каминные часы. – Скоро полдень, мадам. Стиснув в руке кофейную ложечку, Офелия приготовилась к взрыву негодования, который неизбежно должен был обрушиться на нее. «Как?! И вам, глупая девчонка, даже не пришло в голову вытащить меня из постели?! Разве вы не знаете, насколько охота важна для меня?! По вашей вине меня сочтут трусихой, бездельницей, старой клячей!» Но ничего подобного не произошло. Беренильда бросила кусочек сахара в кофе и улыбнулась: – Что ж, тем хуже. Честно говоря, я напрочь забыла об охоте в тот самый миг, когда Фарук обратил на меня взгляд. Офелия поднесла свою чашку к губам. – Кофе ужасен! – объявила Беренильда, скривив красивые губки. – Нет, вы решительно не обладаете нужными качествами для жизни в обществе. Офелия поневоле признала, что Беренильда права. Девушка тщетно добавляла в кофе молоко и сахар – пить его было невозможно. – Я думаю, шевалье не оставил нам выбора, – продолжала красавица. – Даже если я придам вам другой облик и назову другим именем, он моментально разоблачит вас. Ваше пребывание на Полюсе перестает быть тайной. И одно из двух: либо мы ищем вам более надежное укрытие вплоть до дня свадьбы, либо организуем ваше официальное появление при дворе. Офелия стала вытирать салфеткой лужицу кофе, который от неожиданности пролила на скатерть. Она предвидела такой вариант, но услышать это ей было тяжело. Девушка предпочла бы и дальше играть роль лакея Беренильды, нежели выступить в ипостаси невесты Торна. Беренильда откинулась на спинку кресла и сложила руки на своем округлившемся животе. – Ясно одно: если вы хотите дожить до свадьбы, нужно, чтобы Фарук официально взял вас под свою опеку. – Под свою опеку? – повторила Офелия, отчеканивая каждый слог. – И каковы должны быть мои достоинства, чтобы заслужить такую честь? – В вашей ситуации никаких особых достоинств не требуется, – усмехнулась Беренильда. – Фаруку не терпится познакомиться с вами. Он придает этому большое, очень большое значение. Я бы сказала, даже чрезмерное. Именно поэтому Торн с самого начала категорически противился тому, чтобы вы сблизились с монсеньором. Офелия подняла очки на лоб. – Что вы под этим разумеете? – Ах, если бы я точно знала, в чем дело, то не колебалась бы так, – раздраженно ответила Беренильда. – От Фарука можно ждать чего угодно, он совершенно непредсказуем! Меня очень тревожит его нетерпение. До сих пор я скрывала от него ваше пребывание в Небограде, и знаете почему? Офелия приготовилась к худшему. – Я боялась, что он тут же испробует ваши свойства на своей Книге. И меня пугает результат такого чтения. Если вы потерпите фиаско – а с учетом неудачи ваших предшественников такое вполне вероятно, – он может дать волю своему гневу, вот чего я опасаюсь. Офелия поняла, что от волнения не сможет допить кофе, и поставила чашку на столик. – Вы хотите сказать, что, если я сразу же не удовлетворю его любопытство, он может меня наказать? – О, конечно, он не причинит вам зла сознательно, – вздохнула Беренильда, – но от этого последствия будут не менее тяжкими. Если бы вы знали, сколько людей лишилось рассудка до вас! А он, как истый ребенок, всегда слишком поздно жалеет о содеянном. Фаруку неведома уязвимость смертных, особенно тех, кто не унаследовал его свойства. В его руках вы будете хрупкой соломинкой, не более того. – А он, случайно, не полоумный, этот ваш Дух Семьи? Беренильда с ужасом воззрилась на Офелию, но та стойко выдержала ее взгляд. Она слишком много пережила за последнее время, чтобы хранить свои мысли при себе. – Такие слова сильно сократят ваше пребывание среди нас, если вы произнесете их на людях, – предупредила ее Беренильда. – А чем, собственно, отличается Книга Фарука от Книги Артемиды? – спросила Офелия уже деловым, профессиональным тоном. Беренильда пожала плечом, которое при этом соблазнительно выскользнуло из ее глубокого декольте. – Признаюсь вам откровенно, дитя мое, я мало интересуюсь этой проблемой. Я видела Книгу всего раз в жизни, и с меня хватит. Отвратительная вещь, просто мерзкая. Похожа на… – На человеческую кожу или что-то подобное, – прошептала Офелия. – Я уже раздумывала над этим: нет ли в составе ее бумаги какого-то особого ингредиента? Беренильда бросила на нее взгляд, в котором поблескивало лукавство. – А вот это уже касается не вас, а Торна. Ваше дело – выйти за него замуж, передать ему свой талант чтицы и попутно подарить нескольких наследников. Большего от вас и не требуется. Офелия стиснула зубы. Эти слова жестоко уязвили девушку. Значит, Торн и Беренильда ее ни во что не ставят? – Итак, что же вы собираетесь предпринять? – сухо спросила она. Беренильда поднялась с решительным видом: – Я постараюсь вразумить Фарука. Надеюсь, он поймет, что в его интересах обеспечить вам безопасность до дня свадьбы, а главное – пока ничего не ждать от вас. Он ко мне прислушается, я умею его убеждать.