Кихён говорил тихо, но уверенно. Тхэсон молча его слушал. Ынчжу увидела своего сына с другой стороны: ребенок, который, казалось, никогда не вырастет, вдруг в один миг будто повзрослел. Она поразилась зрелости сына, в груди разлилось тепло при мысли об этом. – Вы, двое, хватит там болтать, просто забудьте об этом. – Ладно, – послушно ответили они. – Мам, а можно мы заедем на рынок? – спросил Кихён. – А что вы хотите? – Жареную курочку. У Кихёна был любимый ресторанчик, где готовили курицу, он находился у входа на рынок. Ынчжу попросила таксиста остановить машину там. На праздничном базаре везде горели огоньки, из колонок, прикрепленных к ларькам, громко играло музыкальное попурри. Загримированный под клоуна молодой человек в традиционном костюме танцевал и продавал рисовые сладости. Повсюду стояли ларьки с уличной едой и закусками, куда продавцы зазывали покупателей. Через некоторое время люди, услышав про вокальный конкурс для местных жителей, начали стекаться к открытому пространству у ручья. Посетителей ресторанчика, где подавали жареную курицу, тоже было больше, чем обычно, многие сидели за столиками перед входом и пили пиво. Ынчжу заняла место и попросила две порции навынос. Все вокруг только и говорили, что о серийном убийце: – Это точно не Проповедник. Он, конечно, не в себе, но и мухи не обидит. – Вот ведь полицейские, а. Думают, раз у человека проблемы с головой, то он сразу убийца серийный? Надо ж быть такими безмозглыми! – Шумиху на всю округу подняли, им главное найти козла отпущения. Слышал, что его поймал начальник участка. Все с ним понятно. Этот лентяй только ходит туда-сюда по району да ест за чужой счет. Вот решил разок показать плоды своей работы. – Даже если преступник он, мне его все равно жалко, он не был плохим человеком. А вот все жертвы, говорят, были ужасными людьми. – А я о чем! – Поделом им. Кого, вообще, волнует смерть этих поганцев? Они заслужили наказание, чтобы жизнь медом не казалась. – Ты не меняй тему. Говорю, Проповедник не убийца! Не важно, кого убили – плохих или хороших, важно, чтобы маньяк оказался за решеткой. Совсем скоро на улицу вышел хозяин ресторанчика с двумя упакованными порциями курицы. Ынчжу отдала их Кихёну и Тхэсону и собиралась было расплатиться, как вдруг на противоположной стороне рынка увидела силуэт Чхансу. Он шел в толпе на пустырь, чтобы посмотреть выступления конкурса песен. – С вас тридцать тысяч вон, – протараторил владелец ресторанчика и попытался понять, куда смотрит Ынчжу. Она испугалась, будто ее поймали с поличным, быстро расплатилась и ушла. Когда сын переступил порог дома, от его взрослости не осталось и следа. – Еще один умрёт. Еще один… – бормотал он. – Кихён, что ты там говоришь? – Если он не убийца, то… – Прекрати уже. Я сказала забыть об этом. – …ну смотри, если еще один человек умрет, то Проповедника отпустят и с него снимут обвинения. – Не надо рассуждать о будущих смертях. Доедай курицу и иди в свою комнату. – Только бы не попался, только бы не попался! – крикнул сын, поднимаясь по лестнице с курицей в обеих руках. – Кихён! Она снова позвонила мужу, но тот по-прежнему не брал трубку. Сев на диван, измученная Ынчжу неподвижным взглядом уставилась в пространство, задаваясь вопросом, где он. Сегодня она непременно узнает. Хосон, как обычно, промямлит что-то невразумительное и поспешит в свой кабинет. Ынчжу ощутила злость на него. Он ничем не интересовался – ни детьми, ни домашними делами. Он даже не говорил ей, куда уходит. Из-за этого ей пришлось одной отправиться в ненавистный полицейский участок. Денег он тоже не зарабатывал, только жил в свое удовольствие… Безответственный и ленивый. Ынчжу обнаружила, что ее буквально трясет от ненависти. Хорошо бы он вообще не пришел домой, подумала она. Век бы его не видеть! Ынчжу по привычке вспомнила о Чхансу. Его гладкую щеку, его сухие горячие губы, прикасавшиеся к ее губам. Ей неожиданно захотелось увидеть его, поговорить с ним, и от этого импульса ее сердце забилось сильнее. Она включила телефон, но отказалась от этой затеи, не успев нажать на кнопку вызова. Ынчжу понимала, что сегодня вокруг слишком много любопытных глаз, вдруг кто-то заметит их вместе. Но стоило ей подумать об этом, как она почувствовала еще большее желание увидеть его. Интересно, он все еще там, на конкурсе? А если она обозналась? А если все-таки это был Чхансу? Может, он заметил ее и теперь ждет там? Ынчжу резко встала, торопливо обулась и пошла на пустырь. Там была установлена временная сцена, разноцветные лампочки и фонарики ярко освещали территорию у ручья. Возле аттракционов, как и полагается, слышались детские крики. Подойдя к сцене, она осмотрелась. Вокруг было на удивление мало людей. Ынчжу попыталась найти Чхансу взглядом, но его нигде не было видно. Может быть, он уже ушел домой или она просто обозналась. Чхансу часто говорил, что терпеть не может толпы. Какая-то женщина пела под громкий аккомпанемент. Она была захвачена потоком собственных чувств. Приглядевшись, Ынчжу узнала в ней соседку. – Не сгорю я… не сгорю… будь мне другом, разожги любовь мою! Последний куплет соседка пропела почти шепотом. Ынчжу на мгновение задержала взгляд. – Ловите маньяка! – кричали дети, носящиеся туда-сюда с игрушечными ножами в руках. – Эй, его уже поймали! Придумывайте новую игру! – крикнул им какой-то мужчина, сидящий на стуле. Соседка закончила петь, несколько раз поклонилась и представилась. Кто-то встал и закричал: «Бис!» Спустившись со сцены, она с пылающим лицом прошла мимо. Ынчжу не хотела с ней сталкиваться, отвернулась и пошла прочь. Даже если она и встретит Чхансу, то в такой толпе не сможет поговорить с ним. Она шла домой. До нее все еще доносился грохот музыки, но свет фонариков постепенно растворялся в темноте. Дул легкий ветерок. С громким хлопком в небо взмыл фейерверк. Разноцветные огни букетом осветили небо и исчезли, оставив после себя еле заметную дымку. – Убийца там! Лови его! От неожиданности Ынчжу обернулась. В темноте стоял мужчина в белой маске. Будто призрак, он смотрел на нее сверху вниз. Ее крик прорезал темноту. Мужчина развернулся и скрылся в темноте. Несколько подростков погнались за ним. Фейерверки взлетали один за другим, громко разрываясь над головой. Яркие вспышки озаряли темное небо. Пороховая дымка быстро рассеивалась, но огни гасли еще быстрее. Ынчжу безразлично наблюдала за происходящим. Это все, что ей оставалось. Глава 8 Длинный белый коридор [7] На рассвете раздался звонок. Еле открыв глаза, Ынчжу поняла, что пока ждала Хосона, заснула на диване. Переживая, что домочадцы проснутся, она мигом сняла трубку. – Это дом Чон Хосона? Вы его жена? – Да. – Вас беспокоят из полиции. С вашим мужем произошел несчастный случай. Мы ждем вас в больнице. – Что? Несчастный случай? Его жизни что-нибудь угрожает? – Мне жаль. Поторопитесь. Положив трубку, Ынчжу на мгновение замерла. Стрелки часов показывали почти четыре утра. Пока она спешно переодевалась, в ее голове роились мысли: «Может, надо разбудить детей? Хотя утром в школу. А кто приготовит свекру завтрак?» Уже стоя в дверях, Ынчжу решила вызвать такси и, пока ждала машину, зашла в комнату дочери. – Чохён! Чохён! – Что такое? – спросила дочь, еле-еле открывая глаза. – С папой произошел несчастный случай. Я сейчас поеду в больницу, а ты, пожалуйста, приготовь брату завтрак, хорошо? – Что-то серьезное? – Не знаю, позвоню из больницы, расскажу. – Я с тобой поеду. – Не надо, спи, – бросила Ынчжу и поторопилась к выходу. Вскоре подъехало такси. Машина мчалась по району, разрезая прохладный утренний воздух. Когда она подъехала к больнице, солнце еще не взошло из-за крыш. По освещенной дороге изредка проезжали машины. Уличные фонари выглядели такими холодными и безмолвными, будто они что-то знали, но не собирались говорить. Ынчжу пыталась этого не замечать. На вопрос об угрозе жизни полиция ничего толком не ответила. Неужели надо готовиться к худшему? Если состояние критическое, Хосон может умереть. Смерть. Смерть. Смерть… В это мгновение в ее голове возникло два других имени: Кан Инхак и Пак Чонги. Живые мертвецы, появившиеся в ее жизни, когда все только наладилось. Что означает их смерть? Они умерли от рук Ли Ынчжу. Их семьям точно так же позвонили утром из больницы, чтобы сообщить эти страшные новости. Только не это! Она попыталась отбросить мрачные мысли. Не время поддаваться угрызениям совести. Их все равно не вернуть. Но и полностью избавиться от чувства вины она не намеревалась. Если ее муж жив, то в какой-то мере даже полезно сейчас испытать такие чувства. Но если его жизнь в опасности, стоит признать, что это расплата за ее грехи. Главное, чтобы он был жив. Тогда до конца своих дней она будет винить себя за их смерть, втайне молиться о прощении, замаливать свои грехи. Но если с мужем что-то случится… Что будет с детьми? Они ни в чем не виноваты. – Нам нужно говорить лишь то, что мы видели. Мы с тобой точно видели того мужика. Нож? Я не видел ножа. Другие ребята тоже не видели, чтобы Чхольсын ходил с ножом. Я уверен. Это был нож преступника. Кихён говорил тихо, но уверенно. Значит, он убеждал того, с кем разговаривал. Говорил, что никогда не видел ножа. Это точно значило обратное. На следующий день Ынчжу залезла в телефон сына. В списке вызовов остался только один номер. Она интуитивно поняла, что Кихён звонил своему однокласснику Тхэсону. Входящих сообщений не было. Экран с пустой вкладкой сообщений выглядел жутким и холодным, как беспросветная тьма. Ынчжу долго смотрела в темный экран, словно пытаясь найти стертое текстовое сообщение. В темноте промелькнуло лицо Тхэсона, рядом с ним Кихён. Ынчжу знала, что сын боготворит своего друга. Но когда она забирала их из полицейского участка, заметила, что от его преклонения не осталось и следа. Скорее, они даже поменялись местами. Почему Кихён стал таким уверенным? Что все-таки произошло той ночью? Ынчжу опять попыталась отбросить все мысли в сторону и тяжело выдохнула. Таксист посмотрел на нее в зеркало заднего вида и прибавил газу. Машина подъехала прямо к больнице. Она рассчиталась с водителем и, не забрав сдачу, поспешила к воротам. Подбежав к первой попавшейся медсестре, Ынчжу спросила о муже, та позвала следователя. Он повел ее по коридору. От ламп, висящих на потолке на равном расстоянии друг от друга, исходил ослепительный свет, и доносился слабый запах свежей краски. Ботинки Ынчжу скрипели, словно она шла по снегу. Ее взгляд был устремлен далеко в конец коридора, туда, где линии дверей и ламп сходились в одну точку – настолько далеко, что коридор казался бесконечным. Она хотела дойти до этой точки и узнать, что там находится. Но следователь, который шел впереди, остановился на полпути. Затем открыл дверь в одну из палат и зашел внутрь. На вид она была самой обычной, там еще пахло свежей краской, а в углу стояла кровать, застеленная белой простыней. За ее спиной закрылась дверь. Следователь подошел к краю кровати и приподнял белую простыню. Морщинистое лицо, покрытое пигментными пятнами. В уголках губ осталась засохшая каша, а на руке, которую аккуратно положили на живот, вздулись и потемнели вены, будто кровь застыла в них навсегда. Ынчжу показалось, что она услышала вздох, который никак не мог вырваться из его приоткрытых губ и которому суждено остаться в этой холодной тьме рта, в оковах зубных имплантов навсегда.