Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 3 из 50 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Поэтому, когда Рокко сделал еще один угрожающий шаг ко мне, я опустила подбородок и уставилась в землю, мои плечи поникли, а руки покорно сжались в районе паха. Это было естественно, эта позиция, это подчинение, но я все еще горела от стыда, когда его смешок тепло разлился по моему лбу. — Жалко, что мы должны оставить тебя девственницей для твоего будущего владельца, — сказал он, когда толстый палец скользнул вниз по моей средней части и по ушной раковине. Это было нежное прикосновение, но оно заставило меня довольно сильно содрогнуться от страха. — Я тоже мог бы ее продать. Он снова рассмеялся, все сильнее и сильнее, в мое опущенное лицо, прежде чем повернуться и пойти к красному Феррари, частично припаркованному в мамином цветнике. Тут ко мне подошел Нико, неловко положив большую руку мне на плечо. —Люди будут скучать по тебе. Если он хотел утешить, то получил противоположный эффект. Гнев вырвался из моей диафрагмы, как дыхание дракона. К черту его и к черту любого, кто думал, что тяжесть их тоски по мне хоть немного приблизится к пустоте в моем центре. У них может не быть меня, несущественной меня, но у меня не будет их, этого дома, этого города грязной красоты и этой семьи,пропитанной грехом ангелов. И в эту пустоту новый мужчина, мой хозяин, попытается засунуть кусочки себя, своего дома, своего города, своего языка... меньше всего своего члена. Я была достаточно умна, чтобы понимать, даже тогда, что единственная причина, по которой я была достойна, заключалась в моем красивом внешнем виде, и единственная причина, по которой кто-то мог купить меня, был секс. Я склонила голову, и Нико воспринял это как увольнение. Как только головорезы ушли, я подошла к крыльцу и взяла свою книгу. Она была на английском языке, это была первая книга, которую мой отец принес домой с работы в университете. Сборник мифов американки Эдит Гамильтон. Это не заинтриговало никого из моих братьев и сестер, и я заявила, что это мое, почти в ту секунду, когда Шеймус перешагнул через двери, держа это и бутылку американского бурбона. Я перешла к истории о Персефоне, прекрасной богине-ребенке, похищенной Аидом с согласия ее отца и по невнимательности ее матери. Мой большой палец оторвал угол страницы, когда я резко закрыла ее, мой влажный отпечаток зацепился за дешевую бумагу и согнул ее. —Козима. Шеймус стоял в дверях. Что ж, он прислонился к ней, его тело было разноцветным и сдутым, как старый воздушный шар для детских праздников. Ему вырвали по три ногтя на каждой руке, и он нежно прижимал их к груди, хотя я могла сказать, что одно плечо было вывихнуто. Не говоря ни слова, я поднялась на три ступеньки, схватила его за торс и вернула руку на место. Его дыхание с шипением вырывалось из-под сухих потрескавшихся губ, но он не протестовал. В конце концов, это был не первый наш раз. — Это хорошая идея, — сказал он. Его влажный лоб блестел, и я не могла сопротивляться желанию вытереть его рукавом рубашки. — Так и есть, — согласилась я, но только потому, что эмоции были невозможны. С каждым ударом сердца они вытеснялись из моей крови, сгущаясь в маленькую коробочку, спрятанную за грудью. Если я отреагирую сейчас… Что ж, кто-нибудь в конце концов погибнет, и мне не нравилась вероятность того, что это буду я. —Вы не можете сказать семье, предупредил он. —Нет, тогда погибнет моя семья. — Брошенные передо мной слова, как сломанные гильзы, были оружием в моем противостоянии с Рокко и его командой. Я делала это для них и не позволяла им мешать. Я оставила записку на кухонном столе, как делала, когда неожиданно подвернулась работа в Риме или Милане. Объяснение, что мне нужно было уехать из страны по работе, и я не знала, сколько времени пройдет, прежде чем я вернусь. Они, конечно, расстроятся, но они знали, что это необходимое зло для нашего выживания. Меня часто не было. Так что им потребуется некоторое время, чтобы понять, что я вообще не вернусь. — Я позабочусь о них. Шеймус всегда хорошо притворялся отцом. Когда он был дома, он укладывал нас спать, его алкогольное дыхание успокаивало, когда он пел ирландские колыбельные. Он читал Елене, которая все еще, к ее большому разочарованию, плохо знала английский, и позировал Жизель, которая так любила его рыжие волосы и веснушчатое лицо, как и ее собственное. Только с Себастьяном он был далек, да и то из-за неуважения моего брата и его вопиющего неодобрения всего, за что ратовал Шеймус. Если Шеймус и был в доме, то Себастьяна, как правило, не было. А потом была я, его любимая дочь. Это мало что говорило, Шеймусу не хватило духу по-настоящему благоволить кому-то, даже маме, и, честно говоря, я была всеобщим любимцем. В семье переломов я был оконным стеклом. Но то, что он был его фаворитом, дало мне достаточно информации о Шеймусе Муре, чтобы лучше знать, чем верить его словам. И когда я резко улыбнулась его полинявшему лицу, я поняла, что он гордится мной за то, что я вижу его дерьмо. Это показало ему, что он хорошо меня обучил. Мы почти были там. Указатель на Рим обещал нам еще пятнадцать минут езды, но я достаточно хорошо узнавала маршрут даже в темноте, чтобы знать, что мы будем там через десять минут. После этого мы поднимались на холм к Авентину, эксклюзивному району за пределами туристической зоны, спрятанному среди листьев и живых изгородей, как скрытый Эдем. Я никогда не была в той части города. Моя нечастая модельная карьера не давала мне повода выходить за пределы исторического центра, если только я не страстно желала съесть свой любимый кусок пиццы из маленькой траттории в Еврейском квартале. Пока мы взбирались на холм, «фиат» неуклюже пыхтел от усилий, я сжала руки на коленях и заставила себя сделать три глубоких вдоха. У меня был свой план, и пришло время приступить к реализации первой части. —Папа. Шеймус посмотрел на меня и улыбнулся, сворачивая в небольшой переулок. — Да, милая? —У меня есть одно условие для продажи. Одна красная бровь приподнялась, и, хотя я была совсем не похожа на него, было удивительно, как сходно мы выражали себя в плавных движениях рук и эластичности наших черт. Я почувствовала сильную боль в груди и подумала, было ли это из-за того, что я буду скучать по нему, или из-за того, что я так сильно его ненавидела. — Я исчезну прямо здесь и сейчас, если ты не согласишься на мои условия, — сказала я. —Ну,тогда.. — Он махнул рукой, чтобы продолжить, прежде чем щелкнуть поворотом и покатиться к передней части больших ворот из кованого железа. Он опустил окно, но ворота открылись прежде, чем он успел что-то сказать в интерком. Я ждала, глядя на наклонную подъездную дорожку, обрамленную красиво подстриженной травой и спиралевидными деревьями. Почти сразу появился дом, большой и традиционный, с красной глиняной крышей и позолоченными лепными стенами. Это было красиво, конечно, но подделка, очень очевидная современная копия того, что владелец мог бы иметь на самом деле, возможно, с меньшими удобствами.
—Тебе нужно уходить, — сказала я, быстро выходя из машины и доставая из багажника маленькую спортивную сумку, которую спрятала под сиденьем. — Я упаковала твою одежду, немного денег. Деньги, которые я позорно украла из фонда для побега Себастьяна. — Даже твоя трубка здесь. — Как продуманно, — сказал он, вылезая из маленькой машины и глядя на меня из-за раскаленного металла. — Я серьезно, папа. Мой акцент заметно усилился по мере того, как росла моя тревога. У нас не было времени задерживаться на подъездной дорожке. Я уже видела, как дернулась занавеска. — Мне нужно, чтобы ты поклялся мне, что никогда не вернешься туда. —Я им нужен, — сказал он, но ему не хватало убедительности, потому что даже Шеймус Мур не был достаточно хорошим лжецом, чтобы сделать это правдой. —Они действительно не знают. Ты принес семье только позор и несчастье. До сих пор это было почти простительно. У тебя проблемы с азартными играми и острый язык. Я пожала плечами. —Ты родился таким. Но теперь ты проиграл свою дочь. И я никогда не позволю тебе поставить Жизель или Елену в такое же положение. —Ах, я вижу. Так ты думаешь, это хорошая сделка? Золотая дочь, принявшая мученическую смерть за злого отца?— Глаза Шеймуса весело заблестели. Он восхищался моим разумом, играми и ремеслами, которые он передал мне, как мудрость. Но это была не мудрость, это была глупость, но если он хотел верить в обратное, мне было все равно. — Нет, я думаю, им будет лучше без нас обоих. Мы привлекаем слишком много внимания, — сказала я. Рыжеволосый игрок, связанный с мафией, и красивая девственница, которую они жаждали… это не сделает счастливого конца ни для кого, но особенно для наших близких. —Ты слишком высокомерна. Я пожала плечами. — Твои сестры тоже прекрасны. И твой брат Себастьян. Мое сердце вздрогнуло, запнулось и остановилось при упоминании моего брата, моей второй половины. Но я тщательно обдумала это и знала статистику и вероятности их будущего более ясно, чем когда-либо могла предвидеть свое собственное. —Красивый мужчина остается мужчиной. А с твоим уходом у них действительно будет шанс выбраться, — заметила я. — Никто просто так не «выбирается», Козима. Это был первый раз, когда голос моего отца изменился с совсем неприятного. —Ни без последствий. —Я знаю. —Я кивнула, завершение движения было подобно молоту. — Как ты это называешь? Я бросила сумку обратно в машину и захлопнула дверь, прежде чем развернуться на каблуках и направиться к массивным дубовым дверям виллы. Небольшой портфель с единственными вещами, которые меня волновали в этой жизни, был зажат под мышкой, как что-то ценное и лишнее, как футбольный мяч. Я подождала, пока он встанет рядом со мной у двери, чтобы сказать: —Поклянись мне. Он колебался. — Мне нужно еще немного денег. Я почти улыбнулась, так предсказуемо. —Если ты хочешь украсть деньги мафии, я не буду тебя останавливать. Он пнул дверь, костяшки пальцев были слишком грубы, чтобы постучать. Она открылась внезапно, как будто кто-то ждал, держась за ручку, пока мы придем. Перед нами стоял мужчина, одетый в дорогой черно-белый костюм, который гармонировал с его седыми с перцем волосами, густыми, с глубоким пробором, аккуратно причесанными и зачесанными набок. Он был наименее впечатляющим человеком, которого я когда-либо видела в своей жизни: совершенно бледный, каким может быть только британец с мягкими, мясистыми чертами лица. Не говоря ни слова, он отошел в сторону, пропуская двух мужчин в черном и обыскивая нас. Я могла сказать, что Шеймус хотел что-то сказать, возразить или, что более вероятно, отпустить неуместную шутку, но один надменный взгляд дворецкого остановил его. Было легко не обращать внимания на громадного мужчину, который вышел из-за дворецкого, чтобы погладить меня, проводя своими толстыми пальцами по моей груди и паху, он был профессионалом и едва удостоил меня беглым взглядом. Это был первый раз, когда мужчина показал себя сексуально незатронутым моими дерзкими изгибами, и меня это странно возбудило. На нем были солнцезащитные очки, хотя он вышел из прохладного темного помещения, и когда он крепко схватил меня за руку, чтобы потащить в дом, я слегка вздрогнула. Нас провели через огромный вестибюль, выложенный красной плиткой, по длинному коридору к большой закрытой двери. Они оставили нас там, молча удаляясь, не указывая, что нам делать. Так что мы молча ждали, потому что говорить в такой могиле было святотатством. — Если бы я пообещал измениться? Шеймус говорил так тихо, его рот был неподвижен и расслаблен, что, хотя я и смотрела прямо на него, я не могла быть уверена, что он говорил. — Ты не будешь. — Думаешь, я не хочу, Козима? Что мне нравится быть собой? Ты думаешь, что я хочу сделать это, продать свою дочь, Христа ради? Я тебя люблю. Дрожащее дыхание колебалось в воздухе между нами. —Я люблю маму и нашу семью. Не забирай нас обоих у них. — Я действительно думаю, что делаю тебе одолжение, — сказала я. Я давала ему выход. Если он вернется в Неаполь, он должен быть сумасшедшим, чтобы думать, что семья примет его с распростертыми объятиями после того, что он сделал. Таким образом, он мог бы уйти, зная, что, по крайней мере, получил мое благословение. Шеймус Мур был кем угодно, но не сумасшедшим. — Хорошо, — сказал он. —Я обещаю. Меня должно было огорчить, как легко он согласился, но я была слишком занята облегчением. Я чувствовала, как его воздействие заливает мое лицо, мой рот раскрывается в сладком вздохе, глаза становятся мягче, как растопленное масло. Мне не хватило времени между тишиной щелкающего замка и слабым дыханием распахнувшейся двери, чтобы изменить выражение лица. Я не знала, как хочу выглядеть, когда встречу мужчину, который вскоре станет владельцем моего тела, но это определенно было не так. И я сразу поняла по его взгляду, что он воспользовался моей дезориентацией. Серебристые глаза с густыми ресницами отмечали и каталогизировали мое тело с эффективностью и умеренным интересом библиотекаря со стопкой книг и десятичной системой Дьюи. Сверхчеловеческими чувствами он заметил треугольник родинок на левой стороне моей шеи и разорванные кутикулы вокруг моих длинных ногтей, то, как мое скромное узорчатое платье плавало вокруг моих тонких икр. Я видела выводы и в этих темных глазах: недоедавшие, напряженные и покрытые тонкой пленкой бедности. Знакомый жар стыда выковал стальной стержень ярости в моем животе, который застрял в моем горле и заставил меня захлебнуться. Медленно моргая, я оторвала взгляд от липкой глубины его взгляда и стала изучать человека передо мной. У него были густые, роскошные волосы цвета полированного золота, которые касались воротника его пиджака, и кожа, которая казалась съедобной, как карамель, туго натянутая на его сильные черты. Удивительно, но он был почти на фут выше моего ненормального роста, а устрашающая ширина его плеч переходила в узкую талию. Я каталогизировала эти физические атрибуты без зазрения совести. Красота была моей профессией, и даже в дезориентированном состоянии я могла оценить красивого мужчину. Когда мой взгляд снова скользнул по квадратному срезу его челюсти к этим серым, как лезвие, глазам, они были лакированы легким юмором. Я ощетинилась, поняв, что он потакал моему любопытству, наблюдая за мной, пока я изучал его внешний вид и находила его чем угодно, только не желанием. Я в ужасе посмотрела на него, когда поняла, кто он такой. — Она не стоит и миллиона фунтов, не так ли? Его хриплый голос не вязался с четким, явно принадлежащим к высшему классу британским акцентом, поэтому мне потребовалось некоторое время, чтобы расшифровать его слова.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!