– Аличка, милая моя, успокойся. Что ты, перестань, пожалуйста, – беспомощно бормотала она. – Дина еще совсем девчонка. Избалованная, конечно. Но ведь без матери росла, Наиль ей и за маму, и за папу… Не обижайся на нее. – Разве я обижаюсь?! – почти выкрикнула Азалия. Я зашла к себе и закрыла дверь, но все равно слышала, как мачеха дрожащим от слез голосом громко говорит: – Просто… Неужели нельзя хоть на какое-то время забыть о конфликте? Ради памяти отца! – Да, Аличка, да. – Тетя Нелли невольно тоже стала говорить громче. Я стояла, привалившись к двери, и зачем-то слушала весь этот бред. – Наиль, конечно, избаловал ее. Я всегда говорила: нужно жениться, у ребенка должна быть мать. Тем более у девочки! Так радовалась, что он наконец-то женился. Поздновато, конечно, Дина уже выросла… Ой, то есть я сказала не в том смысле, что ему надо было кого-то другого пораньше выбрать, а просто… – Тетка совсем запуталась в словах и замолчала. – Так стараюсь, всей душой к ней готова, а она… Азалия продолжала жаловаться и стенать, тетя Нелли ласковым воркующим голосом уговаривала ее успокоиться. Головная боль нарастала, наполняла меня изнутри. Гудели ноги, мутило. Я села на пол и сжала виски руками. «Быстрее бы уж…» – почему-то подумала я. А что – быстрее? Чего я ждала? Я и сама не могла понять. Но в глубине души росло и усиливалось какое-то странное, нехорошее чувство. Бывает же, когда ты откуда-то знаешь: должно случиться нечто плохое. Знаешь – и хочешь, чтобы оно случилось, потому что тогда кончится неизвестность. Одновременно с этим мне ужасно хотелось сбежать, оказаться подальше отсюда. Напряжение висело в воздухе, как шаровая молния. Я некстати вспомнила, как в летнем лагере, после отбоя, ребята пугали друг друга страшилками про Черную руку, Красное пятно и эту самую молнию. Будто бы девочка и мальчик остались дома одни, а бабушка ушла и строго-настрого наказала закрыть окошко, если начнется гроза. А иначе шаровая молния залетит! Но дети, естественно, не послушались, и огненный мяч влетел в окно, проплыл через всю комнату и сжег непослушных детей, а заодно и всю квартиру. Только угли остались. Мне казалось, что и со мной тоже вот-вот случится нечто ужасное: чувство обреченности неумолимо надвигалось, наползало… Даже не казалось – я была в этом уверена. Глава 3 С трудом поднявшись на ноги, я медленно пересекла комнату и подошла к окну. С одиннадцатого этажа открывался шикарный вид. Правда, сейчас было темно, лишь далеко внизу вспыхивали и переливались разноцветные огни. Подмигивали фарами автомобили, щедро рассыпали бриллиантовые блестки рекламные вывески, светились уютным светом окна домов. А за домами – широкое темное пространство: это мирно дремала закованная во льды река. Сменив жилье, я больше всего скучала именно по этой захватывающей дух панораме. Крохотная квартирка, которую я снимала, находилась на втором этаже, и мне страшно не хватало этого вольного волжского простора. Казалось, меня заживо засунули в тесный душный гроб. Я задвинула шторы и опустилась на кровать, обвела взглядом комнату. Это мой мир, моя вселенная, место силы. Мы переехали в этот дом через пять лет после маминой смерти. До этого жили в квартире, которая осталась от бабушки и дедушки, маминых родителей. Сначала в «двушке» было тесновато: четверо взрослых и я. Потом жильцы один за другим стали навсегда покидать дом: мама, вслед за ней бабушка, потом дед. Мы с папой остались вдвоем. Квартира осиротела, притихла, в углах затаилась скорбь. Отец готов был пахать как проклятый, чтобы заработать на новое жилье и не возвращаться каждый вечер туда, где каждая мелочь напоминала об ушедшей жене и пропавшем счастье. К счастью, их с дядей Аликом бизнес вскоре стал приносить хороший доход. Продав старую квартиру, мы перебрались в противоположный конец города, словно спасались, бежали от чего-то. Поначалу мне здесь не слишком понравилось: я привыкла к скромной маленькой хрущевке, и новые хоромы, где одна комната была размером почти со всю прежнюю квартиру, показались мне неуютными, чужими, даже враждебными. А потом я вышла на полукруглую просторную лождию – и буквально потеряла дар речи от увиденного. Озорной свежий ветер, наполненный ароматами трав и цветов, гладил меня по щекам и ласково трепал волосы. Наш дом тогда стоял почти на окраине города. Внизу зеленели изумрудные луга и перелески, сверкающая на солнце река была похожа на широкую серебряную ленту. «Я сказочная принцесса в башне замка!» – пронеслось в голове. Съехав отсюда, я чувствовала себя королевой в изгнании, но возвращение тоже не добавило радости. Мне казалось, что наш дом осквернен. Пожалуй, только эта комната, до которой руки Азалии так и не успели добраться, оставалась по-настоящему родной. Я закусила губу и с трудом удержалась, чтобы снова не начать плакать. В комнате было тепло, но меня все равно била дрожь. Надо бы сходить в прихожую за сумкой, взять таблетки: Татьяна сунула мне что-то успокоительное. Только вот идти не хотелось. Тащиться мимо кухни, видеть, как наивная тетя Нелли успокаивает эту лживую бабенку… Нет уж, спасибо, насмотрелась! Азалия сейчас не упустит возможности, такого расскажет обо мне – волосы дыбом встанут. Это она умеет. «Надеюсь, тетя Нелли теперь хотя бы здороваться со мной не перестанет, – грустно подумала я. – А вообще-то, какая разница? Завтра она улетит в свой Екатеринбург, пусть думает что хочет». Я завалилась на кровать, свернулась калачиком. Закрыла глаза. Лежать бы вот так и ни о чем не думать. Забыть, забыться. Не вышло. Словно назло, наперекор желаниям, в прихожей заверещал мобильник. Я попыталась не обращать внимания, но звонивший был настойчив и твердо вознамерился пообщаться со мной. Я вздохнула, сползла с кровати и тихонько вышла из комнаты. «Ладно, заодно тогда и таблетки возьму». В кухне – та же картина. Тетя Нелли и Азалия вполголоса беседуют о чем-то. Голова к голове, голоса тихо журчат, слова льются и льются. Внезапно мне захотелось пойти туда и разбить этот тет-а-тет. Заорать или швырнуть на пол что-нибудь тяжелое. Например, уродливую вазу, которую Азалия притащила домой в первые дни своего появления и водрузила на столик в их с отцом спальне. Говорила, это эксклюзивная «модерновая» вещь ручной работы, что стоит она бешеных денег. Жуткая посудина. Терпеть не могу подобные «произведения искусства». Бесформенная груда, какой-то обрубок, смутно напоминающий человеческое тело без головы, закутанный в переплетение металлических полосок. Разумеется, не стала я ничего бить и крушить. Незачем лить воду на мельницу Азалии. Давать ей шанс победно глянуть на тетю Нелли: а я что говорила?! Психопатка, чокнутая истеричка, социально опасная грубиянка. Я прошмыгнула к входной двери и принялась искать свою сумку. Умолкнувший было телефон снова разразился нетерпеливой трелью. Надо будет сменить мелодию: эта очень уж раздражающая. Звонила Ира Косогорова. Коллега и приятельница. Хорошее словечко для таких отношений, как у нас: больше чем просто знакомые, но меньше чем настоящие друзья. Получив диплом, я осталась в институте, поступила в аспирантуру. Сейчас заочно училась, работала лаборанткой на кафедре культурологии и философии, писала диссертацию. Как у Пушкина хорошо сказано: «От делать нечего друзья». Больше ни Ире, ни мне общаться на кафедре не с кем. В основном контингент пожилой, солидные семейные люди. А тут и чаю есть с кем попить, и в магазин за пирожными сбегать, и на студентов оборзевших пожаловаться, и про коллег посплетничать. Правда, говорила в основном Ира, а я по привычке помалкивала и слушала. Сейчас Косогорова хотела справиться о моем самочувствии. – Привет, Динуля, – скорбно молвила она. – Ты как? Ничего? – Нормально, – коротко буркнула я и тут же испугалась, что ответ прозвучал слишком грубо. Однако Ира не обратила на это внимания и продолжила: – Ты уж держись давай. «За кого? Или за что?» – хотела я съязвить, но промолчала. Ира же хочет помочь. Зачем обижать человека? – Стараюсь. Спасибо, что позвонила. – Да что ты! Какое спасибо! Не могла не позвонить, не поддержать. Ты должна держаться. «Далось ей это “держание”», – поморщилась я. Ира не успокаивалась: – Слушай, все мы смертны… – глубокомысленно изрекла она. – То есть я хотела сказать… Понимаешь… – Понимаю. Спасибо тебе, Ирочка. Я пойду прилягу, ладно? – Ладно, ладно, конечно, – заторопилась Косогорова. – Ты уж завтра на работу не выходи. Отдохнешь… – Нет-нет, я выйду. Мне так легче. – Да? Ну пока, Динуля. Экран погас. Телефон удовлетворенно замолчал. Я задумчиво смотрела на него. Неужели все-таки ждала, что он позвонит? Где-то там, в запретной зоне, жила надежда? Я прислушалась к себе и честно призналась: нет, ничего уже не ждала. Разве что самую малость… Совсем не так, как раньше. Я отключила телефон, небрежно бросила его в сумку, нашарила в боковом кармашке упаковку с пилюлями и торопливо прошла в ванную. В кухне наметилось какое-то движение, а сталкиваться с теткой или Азалией желания не было. Защелкнула серебристый замочек и перевела дыхание. Как же я буду жить с Азалией в одной квартире, если это вынужденное соседство вызывает такую неприязнь? Ответа не было. Я сунула в рот сразу две желтые таблетки, разделась и залезла под горячую воду. Обожаю принимать душ и валяться в ванне. В воде мне становится спокойно, легче думается – мысли обретают четкость. Папа часто называл меня русалкой. Быть может, я люблю воду, потому что это по гороскопу моя стихия: родилась 22 февраля, под знаком Водолея. А ведь это будет первый день рождения без папы. И больше не от кого ждать поздравлений. Да и не нужны они ни от кого. Я снова заплакала, слезы потекли по лицу вперемешку с водой. Вылезла из ванной уже ближе к полуночи. К моему удивлению, очень хотелось спать. Видимо, таблетки подействовали: мысли сделались тягучими и вялыми. Я с трудом постелила себе, забралась в кровать и моментально заснула, не успев додумать мысль, что надо бы запереть дверь. Глава 4 Обычно дорога на работу отнимала минут сорок, не больше. Но сегодня я добиралась второй час, а еще и половины пути не проехала. Из-за снегопада, который начался со вчерашнего вечера и продолжался до сих пор, проехать было практически невозможно. Крупные пушистые хлопья валили с неба сплошной стеной, сугробы росли прямо на глазах. Дорожники не успевали расчищать магистрали, и поток машин двигался с выматывающей нервы черепашьей скоростью. К тому же то и дело случались аварии, и автомобили подолгу застревали в пробках. Я уже опоздала на пятнадцать минут, позвонила и предупредила, что задерживаюсь. Трубку снял заведующий нашей кафедрой, профессор Семен Сергеевич Савин, которого за глаза все звали СС. Никакой связи с характером кличка не имела: профессор был безобидным милейшим стариканом, посвятившим преподаванию всю жизнь. Редкий случай: Савина обожали и студенты, и коллеги. Институтские старожилы рассказывали, что лет десять назад у Савина случился второй инфаркт. Увезли на «Скорой» прямо с экзамена. Все были уверены, что если Семен Сергеевич и выживет, то в институт точно не вернется. Но уже через два месяца легендарный СС был на своем посту. Несмотря на категорические запреты врачей и бурные протесты жены. С тех пор в институте сменились два выпуска студентов. Жена Семена Сергеевича умерла от рака пять лет назад. Но его самого любимая работа крепко держала на этом свете. Жил Савин в двух шагах от института, поэтому снегопад не помешал ему прийти на работу как обычно. Он неизменно являлся в восемь утра, вне зависимости от того, во сколько у него по расписанию занятия и есть ли они вообще. Думаю, живи профессор Савин в другом конце города, это бы ровным счетом ничего не меняло. На мои оправдания СС рассеянно молвил: