Я поднялся с пола и направился к двери, не колеблясь, хотя и хотел, когда Ноэль влажно прошептал: — Слишком поздно для этого, сынок. Я сказал себе, что это блеф, что ему нужен только способ сохранить лицо, но в тот момент, когда я вышел из массивных двойных дверей Перл-холла и увидел Риддика, бледного, как лист бумаги, стоящего рядом с машиной, я понял, что что-то было ужасно прискорбно неправильно. — Скажи мне, — потребовал я, хрустя гравием на длинных шагах. Я хлопнул по крыше машины рядом с ним и прорычал. — Скажи мне, чувак! — Козима, милорд, — был его ответ, разбитый ужасом и яростью, так что его слова упали на землю между нами, как осколки. — Ее застрелили. Она лежала на белой кровати в белой палате больницы, наполненной утилитарными белыми вещами. Я заморгал при виде моей сильной, страстной красавицы, сморщенной и совершенно неподвижной в таком суровом помещении. Она заслужила красоту вокруг себя каждую минуту каждого дня. Элегантная мебель, драгоценности на ее тонкой длинной шее и цветы, наполняющие воздух ароматом. Она заслуживала того, чтобы выглядеть герцогиней, которой однажды станет, лежа там, борясь за свою жизнь. Моя грудь ощущалась как ледяная пещера, когда я слушал мониторы, которые были к ней подключены, чтобы гудеть и пищать с большей жизнью, чем излучала она. Я хотел иметь возможность дышать ради нее, отдать свою жизнь в обмен на ее жизнь, если уж на то пошло. Но это было невозможно. Я уже сделал звонки. Лучшие врачи в чертовом мире собирались ее вылечить. Риддик был в цветочном магазине и требовал маки и георгины, экзотические тигровые лилии и ароматные розы — все, что могло бы оживить мою спящую красавицу и помочь ей бороться даже в бессознательном состоянии. Я полностью вошел в дверной косяк, готовый занять свое место рядом с ней, но рыжеволосая женщина преградила мне путь. — Извините, — вежливо сказал я, потому что хоть мне и хотелось силой сбить ее со своего пути, чтобы быстрее добраться до Козимы, я был хорошо воспитан. Она повернулась ко мне лицом, ее пламенно-золотые волосы отражали желтые флуоресцентные огни и сияли так ярко, что я моргнул. Ее рот был открыт, когда она смотрела на меня, на удивление немая. Я подавил свое нетерпение и снова посмотрел на Козиму, заметив двух человек, сидевших у ее постели. Мужчину, которого мне сразу хотелось придушить за то, что он был так близко к ней, пока я не заметил его розово-фиолетовый костюм в тонкую полоску и соответствующий аскотский галстук. И женщину, еще одна рыжую, правда, на этот раз более темную, с лицом, изрезанным резкими углами. Сестры Козимы. Сводные сестры. Я задавался вопросом, знали ли они об этом, или Козима держала их в неведении. Едва ли, решил я, потому что моя красавица не хотела бы, чтобы они страдали от боли, узнав об этом. Сидящая моргнула, ее рот приоткрылся от восхищения, прежде чем ее лицо закрылось, как железные ставни, и она вскочила на ноги, обогнув кровать, чтобы скрыть мою жену от моего взгляда. Мои кулаки сжались в тяжелые молоты по бокам. — Вы ошиблись палатой, — сказала она мне, задрав нос. Краткая вспышка восхищения сломила мою маниакальную решимость. Эта сестра должна была быть Еленой, женщиной, у которой больше ума, чем души, той, которая читала все, что попадалось под руку в трущобах Неаполя, и которая вела себя как принцесса, даже когда она была всего лишь нищенкой. — Это палата Козимы Ломбарди, — тихо сказала мне другая сестра, Жизель. Я посмотрел на нее сверху вниз, отметив ее изгибы и пятно оранжевой акриловой краски, оставшееся на ее правой руке. Это была сестра нежной привязанности и мечтательной наблюдательности, Франции и жемчуга, кружев и фантазии. Я знал их меньше минуты, их даже не представили, но после многих лет наблюдения издалека, когда их личности были отмечены для меня в воспоминаниях Козимы, я почувствовал, будто они были моими сестрами. В каком-то смысле они были ими. — Возможно, вы ошиблись комнатой, — холодно сказал я им. — Это комната Козимы Дэвенпорт. — Что? — Жизель вздохнула. — Прошу прощения? — Елена рявкнула на меня. Я поправил золотую запонку, украшенную моим гербом, и успокоился, зная, что такое же изображение было выжжено на ягодице моей жены. — Женщина, которую вы пытаесь скрыть от меня, — лениво сказал я, — моя жена. Бомба взорвалась, как в немом кино, в комнате было так тихо, что можно было услышать падение булавки, но реакция сестер была взрывной. — Что? Все тело Жизель наполнилось воздухом, она изо всех сил пыталась вдохнуть, а затем громко и болезненно выдохнула, словно ее проткнули. — Прошу прощения? Елена увидела картину предательства, когда ее лицо исказилось от шока. Темная сторона моего сердца наслаждалась их реакцией. Я хотел, чтобы они знали правду, почувствовали ее так остро, чтобы она навсегда запечатлелась в их сердцах и умах. Козима была моей, и я никогда не уставал демонстрировать свою собственность на самое ценное, что у меня есть. — Кто ты? — Жизель дышала с благоговейным ужасом, как будто я был дьяволом. Я был в восторге от ее страха, ставшего непобедимым благодаря моему законному праву находиться в этой комнате с Козимой. — Ее муж, — сказал я им несколько избыточно, просто чтобы подкрепить свою точку зрения. — Ты можешь звать меня Александр, поскольку мы семья. Они уставились на меня, когда я прошел мимо Жизель и схватил пустой стул, чтобы поставить его рядом с кроватью Козимы. Моя задница едва была на сиденье, когда я наклонился над ней, закрывая ее от остальных своей широкой спиной, чтобы у меня был этот полу-приватный момент, чтобы оплакивать ее состояние. — Моя красавица. — Мой голос был тяжелым и влажным от печали, когда я смотрел на ее трагически красивое лицо, ее кожа была слишком бледной и слишком холодной под моими пальцами, когда я провел ими по ее изможденной щеке. — Моя спящая красавица, пора просыпаться. Вид самого жизнерадостного человека, которого я знал, лежащего так неподвижно, так близко к смерти, зажег мое сердце, как кремень окаменел. Сквозь потрескивающий рев моего горящего органа я услышал резкий голос: — Козима не замужем. — Замужем, — сухо сказал я, сосредотачиваясь на своей насмешке, а не на бедствии горя, которое шумело в моей груди. — Я был на церемонии. — Она никогда бы не вышла замуж, не сказав нам об этом, — произнес тот же голос, жесткий и неловко переведенный на английский язык. Я посмотрел через плечо на Елену, когда она встала и погрозила мне пальцем в лицо. — Вы какой-то урод-сталкер, который увидел ее в журналах и зациклился на ней. Уйдите! Я уставился на нее, мрачно забавляясь тем, что она попыталась выдержать мой взгляд, в то время как я с тех пор, как был мальчиком, затмевал взглядом мужчин вдвое старше и могущественнее ее. Козима посоветовала бы мне действовать осторожно и посочувствовать ее сестрам, которые явно были скорбящими, встревоженными и полностью сбитыми с толку прибытием предыдущего неизвестного мужа к их любимой сестре. Мне было плевать на сочувствие. Я хотел побыть наедине со своей женой. Мне хотелось погладить ее кожу, пока она не станет теплой и покрасневшей, разбудить ее своим доминирующим голосом, а затем поцеловать ее так глубоко, чтобы она смогла почувствовать на моем языке пепел моего выпотрошенного сердца и познать ужас моего отчаяния. Тогда я хотел оставить Риддика у дверей, а других мужчин у входа в больницу, и отправиться на поиски мертвеца, посмевшего прикоснуться к моей красавице. Я знал, что Ноэль, должно быть, стоял за этим приказом, учитывая его шепотом произнесенное признание в Перл-Холле, но мне нужен был человек, стоящий за пистолетом. Только тогда, после того, как мои руки будут в крови — мокрые, теплые и правильные — я смогу, черт возьми, задуматься об эгоистичных, раздражительных чувствах других женщин Ломбарди. — На вашем месте я бы уже прощался, — холодно предложил я, снова повернувшись к ним спиной и протянув руку Козимык себе. — Часы посещений закончились, и я единственный, кому была предоставлена возможность остаться с ней на ночь. — Да ты просто исчадье ада, — огрызнулась Елена. — Откуда мне знать, что ты тот, за кого себя выдаешь? — Он ее муж. Мои плечи непроизвольно напряглись при звуке смешанного европейского акцента моего брата. Я не повернулся к нему лицом, надеясь, как и в детстве, что, если я проигнорирую своего младшего брата, он уйдет. — Они поженились два года назад в Англии, — объяснил Данте, возможно, намеренно вводя их в заблуждение, чтобы они подумали, что она встретила меня совсем недавно, а не так, как на самом деле. — Если вы надавите на него, я уверен, он покажет вам свидетельство о браке. Возникла нестройная, отрывистая пауза, похожая на фальшивую ноту. — Что, черт возьми, происходит? — Елена потребовала еще раз. Я начал понимать, почему Жизель находила такой чертовски раздражающей свою старшую сестру. — Сначала ты, а теперь этот маньяк, утверждающий, что он ее муж? — Останавитесь. Поначалу он был таким мягким и таким хриплым, что мы все подумали, что это просто скрежет ветра, взъерошивающего дешевые шторы в открытом окне, или сдвиг рукава моего костюма, задевающего грубые простыни. Но это была она. Козима.