– Твой трактор? – спросила Мирна. – Значит, вот как ты это делаешь, – пробормотала Лизетт Клутье, глядя на ай-пи-адрес. – Ах ты, говнюк. Она более пятнадцати лет проработала в бухгалтерии Квебекской полиции и редко допускала непотребства в языке. И редко их слышала. Но в отделе по расследованию убийств ей пришлось их слушать, и она открыла в себе целый новый словарь. Она рассматривала это как форму вербального насилия в противовес тем ужасам, которые они видели каждый день. Вместо того чтобы хлестать плетью, они использовали слова. И все же, подумала она, вводя новые команды в ноутбук, от старшего инспектора Гамаша она редко слышала бранные слова. Да и слышала ли их вообще? Может быть, поэтому он и начальник. Что там он сказал Камерону? У народа есть право надеяться, что люди с полицейскими удостоверениями и оружием будут себя контролировать. Наверное, его самоконтроль сильнее, чем у большинства других. Но что он сдерживает? И что случится, если то, что он сдерживает, вырвется на волю? Боб Камерон сидел в машине. Мокрый снег перестал сыпаться с небес. Тучи исчезали. Температура падала. Лобовое стекло его машины замерзло, но он видел звезды, Млечный Путь. И единственное светлое окно в доме. В спальне. Лежал ли Трейси в кровати, на одеяле с яркими розовыми и зелеными цветами, оставленном матерью Вивьен ей в наследство? Или напивался до бесчувствия? Полного. Или он собирал вещички, планируя сбежать? Камерон надеялся на это. Он этого ждал. На это рассчитывал. Уповал. «Давай же. Давай, говнюк. Садись в свой пикап и попытайся». Камерона сняли с поисков Вивьен Годен и направили на оборудование временного приюта. Потом его отпустили домой отдыхать, но вместо дома он приехал сюда. Камерон знал: Трейси слабый человек. Из тех, кто попытается сбежать. «И что я тогда буду делать?» Но он знал ответ на этот вопрос. Он задержит Трейси. Потребует, чтобы тот вышел из машины. И сделает то, что должен был сделать давным-давно. Он взглянул на часы: почти час ночи. Ему пора домой. Жена, наверное, беспокоится. Но уйти он не мог. Пока не мог. «Давай, ты, дубина. Выходи. Иди ко мне». Билли Уильямс стоял на дороге, ведущей из деревни. В руке он держал длинную корявую палку и на глазах Рейн-Мари и Армана ткнул ею в землю. Последние два часа он делал это каждые двадцать минут. Проверял, насколько глубоко уйдет палка. И, наклонив голову набок, прислушивался к звуку, исходящему из земли. Словно ждал разрешения. Мокрый снег прекратился час назад, и температура упала. Ровно то, что ему требовалось. Может быть, теперь… – Ну? – спросила Рейн-Мари в тот самый момент, когда Арман увидел свет на холме. Свет фар. Кроме Жана Ги, никто не мог приехать. Билли заговорил. – Слава богу, – сказала Рейн-Мари, поворачиваясь к Арману. – Билли говорит, что замерзло. Глава четырнадцатая Они стояли на замерзшем поле в нескольких километрах выше по течению от Трех Сосен и смотрели, как ковш экскаватора вгрызается в берег Белла-Беллы. Сильный луч прожектора на крыше кабины освещал лед, землю и камни, в которые вгрызался ковш. Рейн-Мари держала телефон в поднятой руке. Вдали от леса и в ясную морозную ночь сюда приходил слабый сигнал. Приходил и пропадал. Но сейчас он был здесь. Пока. Жан Ги находился на берегу, а Арман, стоя на подножке кабины, руководил рытьем канавы. Рейн-Мари слушала сообщения из Трех Сосен. Клару и Мирну они оставили на мосту. Уровень воды в реке поднялся до второго мешка. Рут сидела в коттедже Клары на ее проводном телефоне. Выдавала информацию. – Река все еще поднимается, – прокричала Рут в телефон. Кричала она отчасти для того, чтобы ее было слышно за ревом реки, а отчасти потому, что она всегда кричала в телефон. – Ты видела это? – прокричала Мирна в ухо Клары. «Черт ее побери», – подумала Клара, которая изо всех сил притворялась, что ничего не видит. Но Мирна редко отворачивалась от ужасных истин. Предпочитала знать, но не жить в блаженном, чтобы не сказать опасном, неведении. Это было одним из худших ее качеств. – Они сдвинулись. – Мирна повернулась и завопила в сторону Рут: – Скажи им, пусть поторопятся. Они сдвинулись! – Что-что? – Они сдвинулись! – Сама ты сдвинулась! Габри, стоявший рядом с Рут в кухне, выхватил у нее трубку: – Ну-ка отдай мне ее. Рейн-Мари? Мешки начинают сдвигаться. – Merde. – Эй! Эй! Они повернулись и увидели приближающийся луч фонарика. – Продолжайте копать, – крикнул Арман в ухо Билли и спрыгнул с подножки. – Что вы делаете? Это моя земля, – раздался голос человека. Арман сделал Рейн-Мари знак оставаться на месте и пошел на источник света и крик: – Квебекская полиция. Кто вы? Но он знал ответ. Потому что знал, кому принадлежит эта земля. Жан Ги заторопился на помощь Арману. Человек был уже в двадцати шагах. В одной руке он держал фонарик, в другой – какой-то предмет. – У него ружье, – сказал Жан Ги, не спуская острого взгляда с человека, который, поскальзываясь и спотыкаясь, приближался к ним.