– Ага. Она улыбается тревожной, но полной любви улыбкой, типичной для всех матерей, но особенно для моей. – И насчет тренера Стивенса… Ясно, что рано или поздно она завела бы этот разговор. Если честно, надо отдать должное родителям, что они еще вчера не спросили. – Ага. – Не полная стипендия, как мы надеялись, Ной, и все-таки пятнадцать тысяч. Просто потрясающе. Огромная сумма, если учесть все нюансы. – Да, мам, я понимаю. – Тогда пойми, что дело не в деньгах, а в том, чтобы оказаться в… – …в таком месте, где меня оценят по достоинству. Понимаю. Этой позиции родители придерживались с самого начала. Я знаю, им хочется в это верить, и частично, наверное, они верят, но когда фразы «надо спланировать бюджет» и «придется затянуть поясок» не покидают семейный лексикон и вдруг с неба падают пятнадцать тысяч, долго думать не станешь. – А с твоей спиной нет никаких гарантий, что… – Давай поговорим позже, – перебиваю я. Пауза. Мама разочарована, что я не прыгаю от восторга. – Конечно. Я позвоню тренеру Стивенсу вечером, – говорит она. – Скажу, что мы обдумываем предложение. Пойдет? Подтекст: «Мы ведь обдумываем?» – Ага, – отвечаю я, – отлично. Мама коротко кивает: – Ты ужасно выглядишь, зайка. – Спасибо, мам. – Ты знаешь, о чем я. Вид усталый. Ты высыпаешься? – Мам! Все нормально. Она уже собирается выйти из комнаты, когда я замечаю шрам у нее на левой щеке. – Ой, что случилось? – Ты о чем? – Шрам. – Я показываю на нее, потом тыкаю пальцем себе в щеку. – Откуда он у тебя? Мама задерживает дыхание – я прямо-таки слышу, как она перестает дышать. – Ной, сделай мне одолжение. Ляг сегодня пораньше. Тебе явно нужен отдых. – Она пятится в коридор и закрывает за собой дверь. Прежде чем я успеваю осмыслить ее поведение, снова раздается стук, но теперь дверь не открывается. – Входи, Пенни. Бог свидетель, когда моя сестрица открывает дверь, на небесах каждый раз родится ангел. Пенни приоткрывает створку по чуть-чуть, будто опасается, что иначе та слетит с петель, и прямо не знаю – это самая милая штука на свете, вот эта ее детская привычка? – Привет, – говорит Пенни, с опаской просовывая голову в комнату, точно осторожный суслик, выглядывающий из норки. Флаффи поскуливает в коридоре позади нее. – Тихо, – командует Пенни, – не перебивай старших. – Потом мне: – Ты не замечал, что Флафф странно ведет себя в последнее время? – Разве что считать странной его манеру врезаться в стены. – В том-то и дело. Он больше так не делает. – Я только что видел, буквально позавчера. Пенни закатывает глаза: – А я-то этого не видела, дорогуша. У моей сестры случаются фазы полного поглощения одной идеей, и тогда ничего другого просто не существует. В данный момент она одержима фильмами с Одри Хепбёрн, поэтому не перестает уговаривать меня посмотреть с ней «Завтрак у Тиффани» и называет всех без исключения обитателей дома «дорогуша». – Он снова лает, – продолжает она. – Ты обратил внимание? Флаффи гавкает из коридора, словно в подтверждение ее слов. – Боюсь, он изрядно постраннел. – Нет такого слова, Пенн. – А должно быть. И к тому же он слегка… не знаю… получшел, что ли. – В каком смысле «получшел»? – Ну, приобрел резвость, может быть. – Пенни, даже когда у Флаффи еще была резвость, он не отличался особой прытью. Она все еще торчит в дверном проеме: голова в комнате, а всё остальное в коридоре с Флаффи. – Так или иначе, на самом деле я заглянула уточнить наши планы на сегодняшний вечер. – А… ясно, ты нашла новые аргументы. – Уверяю тебя, дорогуша, я не представляю, на что ты намекаешь. – Совсем не представляешь? – Ной! Дорогуша! Слушай. Я не знаю, о чем ты говоришь. Но очень надеюсь, что ты поведешь себя разумно. – Договорились. – Тогда как на данный момент твоя позиция насчет «Завтрака» абсолютно неразумна. – Я обожаю завтрак. – Ты же понимаешь, что я имею в виду. – Еще бы. Пенни прокашливается и наконец полностью проникает в комнату. Я буквально чувствую, как пол моей минималистичной обители содрогается, не в силах принять яркую и причудливую Пенни Оукмен. Сегодня на ней винтажные черные кеды, ярко-розовые лосины с вышитыми черепами и сердечками, юбка, цвет которой лучше всего описывает фраза «пожар в зарослях фуксии», и футболка «Я ¦ Нью-Йорк», а растрепанная черная шевелюра наводит на мысль, что в парикмахерской сестра попросила прическу в стиле Беллатрисы Лестрейндж[9]. – Сидеть, – бросает она в коридор (отвечая на поскуливание Флаффа в духе «куда подевалась Пенни?»). Сестра пересекает комнату и вручает мне конверт, надписанный моим именем и фамилией; ее осанка и движения подчеркивают торжественность момента. – Вот. Я составила список причин, по которым ты обязан пересмотреть свою позицию по «Завтраку у Тиффани», и, в частности, причин, по которым ты обязан посмотреть этот фильм именно вместе со мной. Прочти на досуге, когда тебе будет удобно, хотя, вообще-то, лучше раньше, чем позже. «Вообще» она произносит как «ва-апще». Я сую конверт в карман, стараясь не расхохотаться. – Учту твои пожелания. – Стоп, ты что творишь? – В каком смысле? – Ты сунул список в карман. – Пенни таращится на мои брюки, словно их карман коварно сожрал плоды ее трудов. – А куда мне его девать? – Так ты про него забудешь, – уверяет она.