– У вас есть хоть одна служанка, миледи? – Нет. – Кто-нибудь рассказывал вам о женских кровотечениях, миледи? Или о том, как все происходит между мужчиной и женщиной? Катса не понимала, что? эта служанка имеет в виду, и чувствовала, что недоумение написано у нее на лице. Но Хильда по-прежнему даже не улыбалась. – Сколько вам лет, миледи? – спросила она, окинув Катсу взглядом. Девочка вздернула подбородок: – Почти одиннадцать. – И они собирались позволить вам столкнуться со всем этим в одиночку! – всплеснула руками Хильда. – Да вы бы, наверное, носились по замку, как дикий зверь, не понимая, кто и что на вас нападает. Катса вздернула подбородок еще выше: – Я всегда знаю, кто на меня нападает. – Дитя мое… – вздохнула Хильда, – миледи, позволите вы мне иногда прислуживать вам, если будет нужда? Если вам понадобится помощь, а в яслях не будет работы? Катсе пришло в голову, что, наверное, работать в яслях очень тяжело, раз эта женщина готова вместо того прислуживать ей. – Мне не нужны слуги, – сказала она, – но я могу приказать, чтобы тебя перевели на другую работу, если тебе не нравится в яслях. – Мне очень нравится в яслях. – Кажется, на губах Хильды мелькнула улыбка. – Простите меня за дерзость, миледи, но вам нужны слуги, а именно – горничная. Ведь у вас нет ни матери, ни сестер. Катса никогда не чувствовала потребности в матери, сестрах и вообще в ком-нибудь на целом свете. Она не знала, что принято делать, когда слуги дерзят: Ранда, наверное, пришел бы в ярость, но Катса боялась своей ярости. Затаив дыхание и стиснув кулаки, она стояла неподвижно, как деревянный столб в центре зала. Пусть старуха говорит что угодно. Это ведь всего лишь слова. Хильда поднялась и оправила платье. – Я зайду в ваши покои при случае, миледи. Ответом ей было каменное выражение лица. – А если вам когда-нибудь захочется отдохнуть от торжественных обедов дяди, вы всегда можете навестить меня в моей комнате. Катса заморгала. Ей были люто ненавистны эти званые обеды, когда на нее смотрели искоса, и никто не хотел сидеть рядом, и дядя все время что-то очень громко говорил. Неужели их правда можно избежать? Может общество этой женщины оказаться приятнее? – Мне нужно вернуться в ясли, миледи. Меня зовут Хильда, я из западных Миддландов. У вас очень красивые глаза, милая. До встречи. Хильда исчезла раньше, чем Катсе удалось выдавить из себя хоть звук, и девочка так и осталась стоять и смотреть на дверь, которая закрылась за служанкой. – Спасибо, – сказала Катса, хотя никто уже не мог этого услышать, и ей было непонятно, почему ее голос звучал так, словно она и вправду благодарна. Катса сидела в ванне и билась над колтунами в спутанных волосах. Ей слышно было, как в соседней комнате Хильда с шелестом роется в сундуках и ящиках, извлекая на свет серьги и ожерелья, которые Катса разбросала где-то в кучах шелкового белья и кошмарных костяных корсетов, после того как ей в прошлый раз пришлось все это надевать. Хильда что-то бормотала и кряхтела – наверное, стоя на коленях, искала под кроватью щетку для волос или вечерние туфли. – Какое платье вы сегодня наденете, миледи? – выкрикнула Хильда. – Ты же знаешь, мне все равно, – отозвалась Катса. В ответ опять послышалось бормотание. Через минуту Хильда подошла к двери, неся в руках платье цвета тех помидоров, что Ранда закупал в Лиониде, – помидоров, что гроздьями росли на лозах, и вкус у них был не хуже, чем у шоколадного торта главного замкового повара. Катса подняла брови. – Я не буду надевать красное платье, – решительно сказала она. – Оно цвета зари, – возразила Хильда. – Оно цвета крови, – парировала Катса. Вздохнув, Хильда унесла платье из ванной комнаты. – Оно смотрелось бы потрясающе, миледи, – донеслось до Катсы, – с вашими-то глазами и темными локонами. – Если за ужином мне вдруг захочется кого-то потрясти, – потянув за самый упорный колтун в волосах, сообщила Катса мыльным пузырям, – я просто ударю его кулаком в лицо. Хильда снова появилась в дверном проеме, на этот раз в руках у нее переливался нежный зеленый шелк. – Этот достаточно скучный, миледи? – У меня что, нет ничего серого или коричневого? – Я настаиваю, миледи, чтобы вы надели что-нибудь цветное. – Лицо Хильды посуровело. – Ты хочешь, чтобы люди на меня глазели, – нахмурилась Катса в ответ, поднесла своевольный колтун к глазам и начала яростно дергать. – Надо их вообще отрезать. Они не стоят таких мучений. Хильда отложила платье и села на край ванны. Намылив пальцы, она забрала из рук Катсы многострадальные волосы и начала прядь за прядью аккуратно распутывать темные кудри. – Если бы во время путешествия вы хоть раз в день проводили по ним щеткой, миледи, такого бы не было. Катса фыркнула: – Гиддон бы славно посмеялся над моими попытками прихорошиться. Распутав один узел, Хильда принялась за следующий. – Вы думаете, лорд Гиддон не считает вас красавицей, миледи? – Хильда, – проговорила Катса, – как ты думаешь, сколько времени я трачу на раздумья о том, кто из господ считает меня красавицей? – Недостаточно, – ответила Хильда, убежденно кивая, и Катса почувствовала, как внутри поднимается волна смеха. Милая Хильда. Она видела Катсу насквозь, знала, что той приходилось делать, и смирилась с тем, что Катса такая, какая есть. Но она никак не могла представить себе женщину, которая не хочет быть красивой, не хочет, чтобы за ней толпами бегали поклонники. Поэтому она считала, что в Катсе живут обе эти личности, хоть и трудно было себе представить, как у нее получалось их соотносить. Ранда сидел в центре длинного высокого стола, который при надобности мог служить в большом обеденном зале трибуной. По периметру зала этот и еще три более низких стола образовывали квадрат, предоставляя всем гостям возможность свободно видеть короля. Ранда был рослым мужчиной, даже выше своего сына и шире в плечах и шее. У него тоже были золотые волосы и голубые глаза, но они не искрились смехом, как глаза Раффина. Эти глаза были уверены, что вы сделаете все, что пожелает их обладатель, и сулили горе тому, кто откажется повиноваться. Не то чтобы Ранда был несправедлив – может быть, только к предателям. Дело в том, что ему нравилось, когда все было как он пожелает, а если что-то оказывалось не так, он мог посчитать, что его предали. И если виноваты оказались вы… что ж, у вас есть причины бояться этих глаз. За обедом он не был грозным. За обедом он был наглым и громким. Сажал рядом с собой кого-нибудь по своему желанию. Часто это бывал Раффин, хотя Ранда разговаривал через его голову и никогда не трудился послушать, что мог сказать по тому или иному вопросу его собственный сын. Изредка это оказывалась Катса. Обычно Ранда держался от нее на расстоянии. Он предпочитал смотреть на своего палача сверху вниз и обращаться к ней издали, потому что его оклик обращал на племянницу – его драгоценное оружие – взгляды всего зала. Гости трепетали, и все было так, как Ранда любил. Сегодня вечером она сидела за столом справа от Ранды, на своем обычном месте. Она все-таки надела платье из нежного зеленого шелка и теперь боролась с желанием оторвать рукава, которые расширялись от запястий, свисая с рук, и вечно оказывались в тарелке, стоило ей потерять бдительность. Но это платье хотя бы закрывало грудь – или, по крайней мере, бо?льшую ее часть. Большинство остальных вечерних нарядов Катсы этим похвастаться не могло, – занимаясь ее гардеробом, Хильда не обращала на ее собственное мнение никакого внимания. По левую руку сидел Гиддон, а справа – еще один лорд, предположительно завидный жених, старше Гиддона, но еще молодой, щуплый мужчина, своей лупоглазостью и широким ртом отдаленно напоминавший лягушку. Его звали Давит, и он был феодалом из северо-западных Миддландских земель, граничащих с Нандером и Истиллом. Беседа с ним не была пыткой: он заботился о своей земле, своих крестьянах и деревнях, и Катса задавала множество вопросов, на которые он с охотой отвечал. Сначала он сидел на дальнем краешке стула и разговаривал с ее плечом, ухом и волосами, не поднимая взгляда на лицо. Но ужин шел своим чередом, Катса не кусалась, и он успокоился, расслабился, удобно устроился на стуле и разговорился. Катса даже подумала, что этот лорд Давит с северо-востока оказался неожиданно приятной компанией для ужина. Во всяком случае, ей было не так тяжело удерживаться от того, чтобы выдернуть из волос все шпильки, впивавшиеся в голову. Лионидский принц тоже мешал сосредоточиться на беседе. Хоть она и старалась его не замечать и не смотреть на него, он сидел на другой стороне зала и все время маячил где-то в поле зрения. Иногда Катса чувствовала на себе его взгляд. Он был куда смелее всех остальных гостей, которые, как всегда, тщательно притворялись, что ее не существует. Ей пришло в голову, что в лионидце смущали не столько необычные глаза, сколько то, что он не боялся отвечать на ее взгляд. Однажды Катса взглянула на него, когда он не смотрел, но он тут же поднял глаза ей навстречу. Давиту пришлось дважды повторить вопрос, прежде чем Катса услышала его и оторвалась от странного взгляда лионидца, чтобы ответить. Скоро ей снова выпадет смотреть в эти глаза – им придется объясниться, и нужно решить, что с ним делать. Катса предположила, что лорд Давит перестанет так волноваться, если поймет, что Ранде ни за что не удастся ее сосватать. – Лорд Давит, – начала она, – у вас есть жена? Он покачал головой: – Это единственное, чего недостает в моем поместье, миледи. Катса упорно разглядывала оленину и морковь в собственной тарелке. – Моего дядю очень огорчает мое намерение не выходить замуж. – Едва ли ваш дядя – единственный человек, которого это огорчает, – помолчав, ответил лорд Давит. Посмотрев ему в лицо, Катса не сумела удержаться от улыбки. – Лорд Давит, – сказала она, – вы весьма галантны. Тот улыбнулся в ответ: – Мои слова показались вам просто любезностью, но я был искренен. – Потом он вдруг наклонился и, пригнувшись, прошептал: – Миледи, я хотел бы поговорить с членами Совета. Хотя гости за столами вели оживленную беседу, она прекрасно его расслышала, но, помешивая суп, сделала вид, что полностью занята трапезой. – Сядьте прямо, – сказала она. – Ведите себя так, словно мы просто беседуем. Не шепчите, это привлекает внимание. Лорд откинулся на спинку стула, подозвал служанку, и та наполнила его кубок вином. Съев несколько кусочков мяса, он снова повернулся к Катсе.