Дышать тяжело. Словно в душной комнате, за которой слепит солнце. Улыбка с лица спала, как только экран опустел. Рука сама потянулась к паху, но я усилием воли отнял ее. Нет. Нет! Никаких больше похабных мыслей в отношении сестры, никаких фантазий, как бы они не лезли в голову, как бы не затмевали разум, как бы не мешали быть добрым, понимающим братом. Я снова иду в душ, а потом на учебу. Она меня спасает. А еще хоккей, игра, в которой меня уже прозвали бешеным. И это неслучайно. Только там я могу выместить все внутреннее напряжение. Только там я могу без утайки наказывать себя за похоть в отношении Миры. Нельзя! Это единственное слово, которое теперь вполне равноправно встает в один ряд с люблю. Перед тренировкой тренер Милохин тормознул нас и ввел в раздевалку уже полностью переодетого светловолосого парня. — Парни, это Николас Фогель, он перевелся к нам из Германии. Будет тренироваться с вами. Пока в запасе. Но я уверен, что он себя покажет, Николас? — Да, тренер, — ломает он русский язык, а я приглядываюсь. Сначала мне кажется, что показалось, но нет. Реально Ник! Тот самый, с которым мы своровали коньки несколько лет назад на выезде военной школы. Он меня не узнает, или делает вид. Но в любом случае без вопросов приступает к изнурительным тренировкам, очень хорошо себя рекомендуя. Нет, друзей я так и не завел, да и этот мне не нужен. Но любопытство гложет, как он жил эти года. Чем занимался? Почему перевелся в Россию? Каким образом судьба свела нас снова, а главное, зачем? Но я терпеливый и набрасываться с вопросами не стану. Пока я просто наблюдаю. Неделю. Вторую. Смотрю, как он набирает вес в нашей команде, знаю, что на ближайшем матче его уже выпустят на лед. И скорее всего, он оправдает ожидания. Но меня больше заинтересовал не гол, который он забил в ворота соперников, а то, что после победы он не пошел отмечать с остальными. Я тоже не хожу. Так что после душа мы остались одни в раздевалке и молча переодевались. Коротко взглянув друг на друга, вышли из ледового комплекса. — Я бы выпил чай, — заговорил он на ломаном русском, и я кивнул. Мы, не сговариваясь, пошли в ближайшее кафе и усмехнулись, увидев большие глаза официанток. Они бы, наверное, подрались, если бы первый к нам не подошел администратор. Мы сделали заказ, и я нарушил неловкое молчание. — Почему отмечать с пацанами не стал? Твой первый год в нашем клубе. — Да я не любитель шумных компаний. — А чего любитель? — Интервью решил у меня взять, Распутин? Или хочешь узнать, как сын мажора превратился из задиры в адекватного парня? Я откинулся на спинку кресла и рассмеялся. Значит, узнал. Хотя фамилия Распутин не такая распространенная. — Да, Ник, я бы хотел узнать. Хрен знает, чего мне стоило не вытряхнуть из тебя, как ты провел эти годы? Глава 56 Глава 56. Ник тоже рассмеялся. И я даже подумал, что он бы обязательно понравился Мире. Светловолосый. Симпатичный в ее понимании. Даже смазливый. — Ты мог просто спросить. Знаешь, я ведь следил за тобой, когда ты на коньках учился кататься. Потом обиделся, что ты меня с собой не взял. Я ведь старше, а чувствовал себя маленьким. Это бесило. Но когда я вернулся домой, то понял, что ты во всем был прав. И что время, проведенное за разговорами с тобой, гораздо ценнее, чем все, чему меня учит отец. — Я сейчас расплачусь. — Да, как-то сильно мило для меня. Но я говорю, как есть. Короче, начались конфликты. Я отказывался принимать его образ жизни, сбегал, потом меня взяли в хоккейную команду. — А сюда чего приехал? Если давно в спорте, тебя бы везде с руками бы забрали. — Честно? Узнал, что ты здесь. Давно хотел увидеться. — Ты мог просто позвонить? — удивился я. — Да, но тогда я бы не познал таинственную русскую землю, — усмехается он и пьет чай, потом вдруг замирает, словно увидел приведение. А я чувствую на себе две нежные ладошки. — Теряешь хватку, братец, раз даже не почувствовал, как я болела сегодня за тебя. — Мира, — в горле пересыхает, хочется скрыть ее с глаз, хочется укрыть собой, бесконечно вдыхать сладкий нежный аромат ее кожи. Но все, что я теперь могу, это улыбнуться и делать вид, что люблю ее только как брат. — Вот это сюрприз так сюрприз! Встаю, чтобы крепко ее обнять, и вспоминаю о Фогеле. Он сидит и со спокойной улыбкой смотрит на нас. — Это моя Мира, — представляю я, выдвигая для нее стул, но тут же оговариваюсь. — Моя сестра Мира. — Та самая? — хмурится он, а я быстро вспоминаю, что именно он о ней знает, а главное, о моем к ней чувстве. Ничего критического. — Та самая? И много ли Ярослав говорил обо мне? — Постоянно. Сильно задолбал этим в детстве. Но я ведь не знал, что ты настолько хороша! Хочется сломать ему шею, вырвать язык и выколоть глаза. Но я знаю, как Мира тащится от комплиментов. — Ты, главное, помни, с кем разговариваешь! — Да я-то что? Все приставания только после свадьбы, — широко улыбается он и снова смотрит на меня. Наверное, не видит моей скрытой убийственной ярости, — но, если, конечно, брат разрешит. Не разрешит. — Мы его уговорим, — смеется Мира, но в момент переходит ко мне. — Мама через две недели рожает. Так что, считай, я приехала за тобой. И отказа не приму. Отец настаивает. — А, ну, раз отец. — Как у вас отношения, — вклинивается Фогель. — Ну, на этот раз он меня не выгонял, я сам решил пожить в Москве. Так что, полагаю, нормально. Ты вообще, как здесь оказалась? — У нас завтра соревнования. Я приехала на день раньше, чтобы посмотреть на твой матч. Не все же по телевизору. Ты придешь? То, что она спросила именно меня, а не нас, смягчает мой гнев. И особенно то, что на Фогеля она больше не смотрит. Флирт с ним не был серьезным. Скорее, это ее привычное поведение. Построить глазки, получить комплименты, на которые я всегда был скуп. — Цветы покупать? — А как же! Я планирую стать первой. Ты веришь в меня? — А в кого мне еще верить, — усмехаюсь, и она широко улыбается, заставляя мое сердце нестись галопом туда, где нет границы, нет цели, туда, где мне нет места. Она поднимается, целует меня в щеку и убегает, уже забыв про Фогеля. Чем меня безумно радует. — Потрясающая, — говорит он ей вслед, и я киваю. А что еще я могу сказать, если он прав. — Бережешь ее для себя? Этот вопрос выбивает из колеи. Хочется правду сказать, но я молчу, поворачиваюсь. — Она мне сестра. Родная. — Всякое бывает. — А ты почву прощупываешь? — Ну, нет. Рисковать жизнью и становиться мужем твоей сестры я не хочу. — Хм, — странно. — Чего это? — Люди не идеальны. Ошибиться может каждый. И от измен никто не застрахован. А если я оступлюсь и даже случайно обижу эту бабочку, ты меня убьешь, верно? Я молчу. Еще год назад я бы перегрыз ему глотку, я бы выкрикнул: «Да», — не смей даже думать о ней! А теперь я смотрю на этого Кена и вижу, что сейчас он не врет, не лукавит, не пытается выкрутиться, как делал это в детстве. Он честен, и это подкупает. — Верно. Глава 57 Глава 57. Я сам не знаю, зачем, но предложил ему пойти со мной на выступление Миры. Наверное, это был второй шаг к падению в бездну, я словно сознательно отдалялся от нее, а еще хотел проверить, не брешет ли Фогель. Он почти влюбился. Я видел это, знал, что у него участилось дыхание, когда эта бабочка вылетела на лед, когда взмахнула крылышками и запорхала. Я знал это, потому что чувствовал все, но гораздо острее, сильнее, а еще помню свой бред в мельчайших подробностях, порой казалось, я до сих пор в ней, а ее ногти режут мне кожу на спине. И я долбанный извращенец, если возвращаюсь снова и снова на место преступления, туда, где впервые ощутил себя настоящим, туда, где потерял связи с реальностью. Это Мира мне сестра, а мое присутствие в ее жизни только усложнит все, особенно, если она будет смотреть на меня так, как смотрела через экран на мокрое тело, разглядывая тату. Я цветы не принес, зато Фогель смотался. Хотел мне вручить, но я лишь буркнул: