В доме стояли тишина и покой, сильно пахло полиролем. Темнело. Часы спешили – их нужно было перевести назад, на летнее время, хотя погода на летнюю еще не походила. Алекс постояла в коридоре, вдруг ощутив себя повисшей в пустоте. Последние десять дней прошли как в тумане, а сейчас она возвращалась к нормальному состоянию, которое, казалось, потеряло всякий смысл. Она жалела, что не приняла приглашения Филипа на обед или предложения мужа. Просмотрела телевизионные программы, но не нашла ничего интересного. Бросила газету на диван и спустилась по узкой лестнице в проявочную. Фотография. В фотографии есть что-то очень личное. Она мгновенно отражает реальность, рассказывает историю без необходимости читать рукопись. Возможно, Филип прав. Но об этом еще предстояло столько всего узнать. Она пропустила последние уроки; время – его всегда не хватало. Когда Дэвид обустроил ей проявочную, она полюбила запираться здесь – в покое и безопасности, в тишине, среди странных запахов химикалий. Но сегодня она чувствовала себя здесь не в своей тарелке, тишина угнетала ее. Отвратительный отпечаток с пленки Филипа Мейна все еще висел на просушке. Алекс сняла бумагу, надеясь, что Мимса ее не заметила, и уже собиралась порвать, когда что-то привлекло ее внимание на одном кадре – отметинка, очень маленькая. Алекс взяла лупу, включила подсветку и посмотрела на отпечаток. Лупа выпала из ее руки и ударилась о белое оргстекло в подсветке. Осталась заметная царапина, а Алекс замерла. По телу прошел озноб, кожу начало покалывать. После проявки на бумаге появилось лицо Фабиана. Снова показалось, что вокруг смыкаются стены. Она повернулась, посмотрела на дверь и поняла, что оставляла ее в другом положении. Ухватившись за ручку, Алекс распахнула дверь. Никого. – Эй! – сказала она. – Эй? Взглянула вдоль лестницы, но там все было тихо. Потом раздался пронзительный скрип; казалось, фундамент дома содрогнулся. Она вскрикнула и в страхе ухватилась за дверной косяк. Скрип перешел в металлический звон. Дверной звонок! Алекс вздохнула с облегчением. Не уходите, пожалуйста, не уходите! Она бросилась вверх по лестнице, отчаянно спеша застать того, кто звонит, прежде чем он уйдет, отчаянно торопясь оказаться рядом с другим человеком, с кем угодно! Она открыла дверь и замерла, переводя дыхание. Перед ней стоял молодой человек с серьезным, чистым лицом и короткими кудрявыми волосами. На нем был потрепанный серый костюм, слишком старый – вероятно, с чужого плеча. Свитер с высоким воротником. Поцарапанные бесформенные черные туфли, сто лет не знавшие щетки. Может, и они ему достались от кого-то другого? – Миссис Хайтауэр? – неторопливо начал он, тщательно выговаривая слова. Алекс кивнула. Было в этом парне что-то знакомое, как в старой, уже прочитанной газете. На коммивояжера он не походил, и она даже подумала, что если это еще один медиум, присланный Санди, то она не будет возражать. Сейчас она была рада любой живой душе. – Меня зовут Джон Оллсоп, я помощник викария… обслуживаю ваш приход… мм… викарий сказал мне о вашей утрате, и я подумал, что нужно заглянуть к вам, представиться… если вы не возражаете. Его правый глаз резко дернулся два раза. – Прошу вас… да, конечно. – Она впустила его и закрыла дверь. – К сожалению, мы не приглашали викария на отпевание… его проводил школьный приятель моего мужа – Джон Ламбурн… он живет близ Гастингса. Надеюсь, викарий не в обиде, что его обошли. – Ничуть, так часто бывает. Они вошли в гостиную. – Боюсь, мы частенько забывали о церкви. – Я бы на вашем месте не переживал из-за этого, – доброжелательно сказал он. – Если вы захотите прийти и помолиться в один из наших храмов, вас встретят с радостью. – Спасибо. – Как вы себя чувствуете? Я вижу, все еще не можете прийти в себя. – Никто не предполагает оказаться на похоронах собственного ребенка. – Это верно. Потерять ребенка – это ужасно. У вас есть другие… дети? Она покачала головой. – Тогда вам должно быть еще тяжелее, если только это возможно. – Глаз у него снова дернулся. – Я и сам недавно пережил утрату – потерял жену. Мне очень помогали ее фотографии. Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами и подумала о лице на фотографии, изображающей гениталии. Как? Как оно попало туда? Может, это чья-то гнусная шутка? – Примите мои соболезнования. – Спасибо. – Он печально улыбнулся и кивнул. – Она… – Алекс не могла найти подходящего слова. – Рак. Алекс кивнула, не зная, что сказать. – Ужасно. Перед ней снова встало лицо Фабиана. Она резко поднялась, но остановилась в недоумении: зачем она вставала? – Я… я принесу кофе. – Нет-нет, спасибо. – Вы что предпочитаете – кофе или чай… или виски… или что-нибудь другое? – Нет, спасибо, ничего не надо. Но она уже шла на кухню – ей отчаянно требовалось минутку побыть одной, чтобы взять себя в руки. Она приготовила кофе, открыла пачку шоколадного печенья и уже собиралась вернуться в гостиную, когда в глаза ей бросилась визитка на кухонном столе. На ней было имя Айрис Тремейн и адрес в Эрлс-Корт. Алекс швырнула карточку в мусорное ведро, потом вытащила и положила на стол. Взяла поднос и вернулась в гостиную. – Пожалуйста, берите молоко и сахар. – Спасибо. Она чувствовала его вопросительный взгляд и спрашивала себя: «Я выгляжу ужасно? Совсем потерянной?» – Да. – Глаз у него снова дернулся. – Фотографии навевают воспоминания. Они могут быть очень полезны. Боль со временем проходит, поверьте мне. Он улыбнулся и нервно откусил печенье, словно опасаясь, как бы оно не укусило его в ответ. Она перехватила его взгляд, брошенный на вазу с увядающими розами. – Фабиан прислал их мне на день рождения. Он всегда дарил мне красные розы, они ему нравились. – Вы… гм… садовничаете? – Я, к сожалению, в этом плане безнадежна. Мой муж садовничает. – Насколько я понимаю, вы разъехались? – Да. Мой муж занимался рекламным делом… но настоящей его любовью всегда было виноделие. И он решил бросить все и заняться выращиванием винограда. К сожалению, загородная жизнь не для меня. – Очень трудно это – жить за городом; иногда все слишком уж безмятежно. – Да. – Вы, кажется, литературный агент. Она кивнула. – Я сам пишу книгу. Небольшую. Алекс ощутила разочарование: не это ли и привело его к ней? – У вас есть издатель? – Ну, мне до конца еще далеко… не уверен, что она будет заслуживать внимания. – Если вы хотите, чтобы я посмотрела… – Нет-нет, я бы не хотел вас беспокоить. Может быть, если я ее закончу. – Еще кофе? – Печенье, с вашего разрешения. – Он подался вперед и взял еще одно печенье с тарелки. – Знаете, вам, возможно, принес бы облегчение разговор с друзьями сына. Нередко мы так мало знаем о наших близких, пока они с нами, но после их ухода мы можем узнать о них много хорошего. Это большое утешение. – Спасибо. Хороший совет. Но вообще-то, он был одиночкой. Я знаю только двух его близких приятелей, и один из них погиб вместе с ним. Священник покачал головой: – Некоторые вещи очень трудно понять, миссис Хайтауэр. – Да, – кивнула Алекс. – Но вы, похоже, из тех людей, которые умеют держать себя в руках. – Да. – Она вздохнула. – Это я умею. Более или менее. Она улыбнулась, гость улыбнулся в ответ, помешал кофе.